Книга Из жизни одной мышки - Антон Волков

– Теперь мне не попасть на ту планету. Теперь я должен научиться чему-то очень важному тут, на этой плане…

– Мышкопланете. – промолвила Кени. Это – Мышкопланета. Добро пожаловать, Аник.

Мало по малу, Кени сдружилась с Аником. Он поселился на той же опушке, где жила Кени, только немного поодаль, за ручьём, через который был переброшен крошечный подвесной мостик, сооружённый мышатами в незапамятные времена. Кени помогала Анику осваиваться на незнакомой ему планете. Они всё больше времени стали проводить вместе; беседовать обо всём на свете, собирать пшеницу и жёлуди, а также сухие древесные веточки для того, чтобы предстоящей зимой каждый в своей норке поддерживать огонёк студёными вечерами. Судя по мышиным приметам, грядущая зима предстояла очень и очень суровой, поэтому мышатам Кени и Анику просто необходимо было помогать другу-другу готовиться к зиме. В большей степени в помощи нуждался Аник, ведь он был совершенно не приспособлен к суровым зимам, что год от года устанавливались на Мышкопланете. Без Кени он был бы обречён замёрзнуть грядущей зимой, что уже вовсю готовилась вступать в свои права. Она учила его запасаться продовольствием и веточками для поддержания зимнего огонька, рассказывала, как мышата зимуют на их планете. Зато Аник был очень усерден и трудолюбив. Когда Кени совсем выбивалась из сил, день и ночь таская в норку съестное и веточки, он тот же час бросал собственное приготовление и мчался к ней, чтобы помочь. Тем временем, ночи становились всё холоднее и холоднее. Ручеёк, что отделял норку Кени от норки Аника, замёрз, так что теперь, чтобы навестить Кени, он ходил к ней уже напрямую, по льду замёрзшего ручья. Больше ему не приходилось делать крюк и добираться до мостика, переброшенного через ручей.

Вскоре Мышкопланету покрыл снег. Частыми гостьями стали вьюги, а морозы воцарились такие, что многие мышата и носу из норок не высовывали. Но независимо ни от чего, в любую погоду, Кени каждую ночь непременно возвращалась на тот холмик, чтобы посидеть час-другой, глядя на звёздочку Сафина, и мило и грустно улыбалась ему. А он улыбался ей.

Аник очень привязался к Кени. Он был благодарен высшим силам за то, что они хоть и отправили его в вынужденное странствие на Мышкопланету, но сделали так, что он встретил замечательную светлую Кени, которая, как ни удивлялся Аник, по-прежнему твердила ему, что шкурка её – чернее угля. Спустя какое-то время и Кени начала чувствовать, что тоже очень сильно привязалась к Анику. Одним зимним днём, осознав в полной мере свою привязанность к недавно появившемуся в её жизни мышонку с другой планеты, она невероятно перепугалась этого, ведь теперь больше всего на свете Кени боялась терять что-то для неё дорогое и важное. Она решила, что для того, чтобы не терять, нужно просто ничем не обладать. Она явно осознала это, и с тех пор часто повторяла: «В моей жизни больше нет и не будет ничего постоянного. Я не признаю постоянства». Когда она говорила так, Аник каждый раз удивлялся, думая про себя: «Странная Кени, разве она не понимает, что наша жизнь – сама по себе не постоянна? Так как же что-то в жизни мышат может быть постоянным, когда сама их жизнь, та, что в теле мышат – временное, хотя и безумно прекрасное явление? А то, что Кени, не признавая «постоянства», понимает под «временным», на самом ведь деле для неё – всего лишь мимолётное. Да, кажется, милая Кени и впрямь путает временное с мимолётным!», – думал Аник. Но он решил не говорить с ней об этом, ничего ей не возражать. «Она очень смышлёная мышка, она сама всё рано или поздно поймёт», – думал Аник.

Тем временем, Кени всё реже стала заходить в гости к Анику, а когда тот стучался к ней, не всегда открывала дверь. Со временем виделись они всё реже и реже, пока Аник не осознал, что уже целую неделю не видел мышку Кени.

Стеклянный шар

Окружающий мир становился всё больше и больше ненавистен Кени. Вместо того, чтобы исцелить, время, прошедшее с тех пор, как на небе загорелась звёздочка Сафин, только лишь подкосило мышку. На протяжении уже долгого времени Кени бережно хранила свой зарубцевавшийся хвостик. Чтобы не выпачкать или не поранить, она всегда прижимала его к себе, когда общалась с другими мышатами, в том числе и с Аником. Она боялась, что он вдруг может начать болеть и кровоточить, если хоть чуть-чуть его потревожить. Одним словом, она относилась к хвостику с огромным трепетом. Но он постоянно болел, ныл и напоминал об утрате. В очередной раз, когда хвостик вдруг очень сильно разболелся, чтобы оградиться от казавшегося враждебным мира, в котором больше не было Сафина в привычном ей с детства обличии, Кени смастерила стеклянный шар, в который забиралась через почти незаметную дверку, запираемую изнутри. Когда Кени выходила из своей норки, она залезала в этот шар и, перебирая лапками, катилась туда, куда ей было необходимо, наблюдая всё происходящее вокруг изнутри шара.

* * *

…В тот день Кени опять не открыла дверь Анику, который вот уже целую неделю по несколько раз на дню тщетно стучался в её норку, надеясь увидеть дорогую ему мышку. Дождавшись, когда стемнеет, Кени выбралась из норки и забралась в свой, искусно спрятанный в траве и пожухлой листве, стеклянный шар. Она решила прогуляться в одиночестве по ночному лесу и полюбоваться на свою звёздочку оттуда, с какой-нибудь просеки, ведь на привычном ей холмике Аник непременно нашёл бы её.

В ту же ночь Аник твёрдо решил, что должен во что бы то ни стало повидаться с Кени. Он знал, что непременно отыщет её ночью где-то в лесу или, может быть, на холмике, ведь днём она снова не откроет ему. Он вышел из своей норки и растворился во тьме, что осязаемой чёрной пеленой окутала всё вокруг. Он знал куда идти. Он чувствовал, что как будто какой-то мощный магнит в его крошечной мышиной груди неодолимо тянет его именно туда, где он отыщет её. Он понял также, что за то время, которое они провели вместе, ему стало дорого всё то, что было дорого ей. Он искренне полюбил и тот холмик, и её родную опушку с ручейком, и лес, в котором она так любила гулять. В ту ночь магнит в груди Аника велел ему идти в именно лес, и он незамедлительно направился именно туда.

* * *

Аник завидел Кени, сидящую на оторванной ветром и лежавшей на земле сосновой веточке. Она сидела неподвижно, задравши мордочку кверху, и сквозь небольшую прореху между высоченными соснами, смотрела на крохотный кусочек неба; как-раз тот, где горела её звёздочка. Рядом с ней стоял стеклянный шар с приоткрытой дверцей.

– Кени! – подойдя к ней на расстояние трёх мышиных шажочков, осторожно, чтобы не напугать мышку, произнёс Аник.

Кени, не слышавшая шагов и погружённая в созерцание чёрного небесного квадратика с яркой точкой в самом его центре, от неожиданности и испуга подскочила с веточки, отпрянула назад, и одним коротким прыжком в мгновенье ока нырнула через приоткрытую дверцу в свой стеклянный шар. Оказавшись внутри, она мгновенно захлопнула дверку и заперлась изнутри. Учащённо дыша, она прильнула к стеклу:

– Что ты тут делаешь, Аник? – взволнованно и несколько недоверчиво произнесла Кени.

– Кени, моя милая. Я очень соскучился и хотел тебя повидать. Не пугайся. – мягким голосом отвечал мышонок. – Что это за шар, Кени? Откуда он и для чего? – в его голосе, да и в его взгляде тоже, выражался огромный интерес. Ещё бы, он же никогда не видел ничего подобного.