Книга Ад ближе, чем думают - Александр Домовец

– Мне всё ясно, ваше величество, – произнёс он торжественно. – Теперь позвольте удалиться. Вскоре назначена моя встреча с цесаревичем. Вы ведь помните, что я один из главных заговорщиков, – добавил он с улыбкой.

Лицо Павла, только что светившееся воодушевлением, омрачилось.

– Ступай, – вяло сказал он.

Покидая императорские апартаменты, Пален снова подумал, что Павел совершенно прав. Вероломство прежних союзников неотвратимо толкает его в объятья Бонапарта. И в комплоте с Францией Россия неминуемо получит свою долю мирового пирога и прирастёт территориями, природными богатствами, подданными. (В этом смысле отношения с Мальтийским орденом тоже очень даже оправданы. В сущности, ещё одна губерния – заморская. Военная база, стоянка для флота, пригляд за Средиземноморьем – в контру Англии…) Вот и выходит, что в близком будущем – взлёт державы, развитие культуры и образования, внутренние вольности… А они будут, непременно будут, залогом тому либеральные взгляды Павла. Чего стоит один манифест в пользу крепостных, ограничивающий барщину тремя днями в неделю!.. А там и до конституции рукой подать…

Челюсти графа сами собой сжались, издав неприятный скрежет.

– Бедный, бедный Павел, – негромко произнёс Пален, садясь в ожидавшую карету.

Как только губернатор покинул кабинет, император подошёл к массивной ширме, закрывавшей угол комнаты, и отодвинул в сторону. Из-за ширмы выскользнул невысокий черноволосый, очень подвижный и юркий человек в роскошном придворном платье. То был Иван Кутайсов – в прошлом брадобрей Павла в бытность его цесаревичем, а ныне граф и обер-шпрехтшталмейстер.

– Что скажешь, Иван Павлович? – мрачно спросил любимца император.

Кутайсов подошёл к жарко пылающему камину, плюнул в огонь и сказал:

– Хитрит, Иуда. – Выдержав паузу, добавил: – Вы по-прежнему считаете, ваше величество, что мы проявляем излишние осторожности?

Сжав голову ладонями, Павел вдруг горестно произнёс:

– Не могу поверить, слышишь? Возможно ли такое вероломство? За что ненавидят?.. И сын тоже, Саша…

Вечером того же дня в гостиной цесаревича между графом и Александром шёл трудный разговор. Впрочем, его скорее следовало бы назвать монологом Палена: Александр молчал, и лишь дрожание век при самых откровенных высказываниях собеседника свидетельствовало, что слушает он внимательно.

– Ваше высочество, это уже невыносимо! – тихо и сумрачно говорил Пален. – Выходками и взбалмошностью ваш батюшка превзошёл даже своего родителя, блаженной памяти императора Петра Фёдоровича…

Александр молчал, внимательно рассматривая настенный гобелен.

– Россия устала от него и боится, – продолжал Пален. – А этот союз с богопротивной Францией, с республиканцем Наполеоном! Ваши предки, гремя костями, переворачиваются теперь в своих гробах. Повсюду хаос, беспорядок, подрыв устоев… Доколе?!

Цесаревич продолжал молчать, и лишь пальцы его всё крепче сжимали ручку кресла.

– Так дальше продолжаться не может! Вы понимаете меня, ваше высочество? Я… мы все видим только один путь исправить положение. Престол должен занять монарх, достойный править. И этот монарх – вы!

Откинувшись в кресле, Александр закрыл глаза. Пален терпеливо ждал ответа и в который по счёту раз дивился про себя несходству между отцом и сыном. Не будь императрица Мария Фёдоровна верной и преданной женой, можно было бы заподозрить, что цесаревич появился на свет в результате посторонней связи. Высокий, стройный, белокурый Александр очаровывал приветливым взглядом и кроткой улыбкой. Немногие догадывались, что цесаревич, воспитанный бабушкой Екатериной Великой, в полной мере унаследовал её умение скрывать мысли, хитрить, а в случае нужды и лицемерить, сохраняя при этом вполне простодушный вид.

Наконец Александр открыл глаза и немного подался к собеседнику.

– Я никогда не приму участие в заговоре против отца, – раздельно сказал он. – Вот вам моё последнее слово. Это противно законам божеским и человеческим. Более того, я призываю вас и ваших сообщников отказаться от преступных планов. Они всё равно провалятся, и злоумышленников ждёт эшафот. Не заставляйте императора залить Россию кровью.

Ну, что ж… Когда-то и Бориса Годунова буквально упрашивали занять престол. Целая делегация бояр и церковников трижды валялась у него в ногах, призывая на царство. И теперь, двести лет спустя, также следовало запастись терпением.

– Я восхищён, ваше высочество, – негромко произнёс Пален. – Ставить во главу угла сыновний долг – это, поистине, пример, достойный подражания. Боюсь только, что батюшка ваш к своему отцовскому долгу относится не столь щепетильно.

Александр поднял голову.

– Что вы имеете в виду, граф? – удивлённо спросил он.

– Слухи о вашей причастности к заговору распространились столь широко, что император априори считает вас виновным, – спокойно сказал Пален. – Вероятно, ему следовало бы по-отцовски поговорить с вами, объясниться… Однако он предпочёл иной путь. Вот, извольте ознакомиться.

С этими словами граф достал и протянул наследнику сложенный лист бумаги. Александр быстро просмотрел его.

– Непостижимо! – вымолвил он в сильнейшем волнении. – Это же приказ о моём аресте!

– А что вас удивляет, ваше высочество? – сказал Пален, пожимая плечами. – Ваш предок Пётр Первый, помолясь, обошёлся с царевичем Алексеем ещё более сурово. Правда, и тогда дело началось с простого ареста…

Участливо глядя на побелевшего цесаревича, граф осторожно забрал из его дрожащих рук бумагу и спрятал в карман.

– Вы видите, – вкрадчиво сказал он, – что моё положение более чем двусмысленно. Как военный губернатор Петербурга я должен исполнить прямой приказ императора и подвергнуть вас домашнему аресту… для начала. Что будет потом, один бог ведает. Но как дворянин, болеющий душой за державу, я не могу поднять руку на того, кто является оплотом и последней надеждой России. И вот я снова спрашиваю, ваше высочество: вы с нами?

Страдальчески изогнув брови, Александр впервые за всё время разговора посмотрел Палену прямо в глаза. Тот ответил твёрдым взглядом. Александр открыл рот, словно хотел что-то сказать, но передумал. Просто кивнул – медленно, со скорбным выражением лица…

Вечером 11 марта император Павел по обыкновению ушёл в свои покои после десяти часов. Потрепав по плечу солдата Агапеева, стоявшего на посту возле входа, он помолился у иконы в прихожей, принял питьё из рук лейб-медика Гриве и через потайную лестницу спустился к прелестной княгине Гагариной. Около часа Павел провёл у фаворитки, побеседовал с её мужем и обещал князю портфель военного министра вместо вечно болевшего графа Ливена.

В полночь император поднялся к себе и удалился в спальню, пожелав слугам спокойной ночи.

Заговорщики, числом десять, во главе с братьями Зубовыми и генералом Беннигсеном подошли к внешней двери покоев через четверть часа.