Книга Как перестать беспокоиться - Дейл Карнеги

Будущее — сегодня. Нет завтра. День спасения — именносегодняшний день. Депрессии и озабоченность следуют за человеком, беспокоящемсяо будущем. Перестройте „корму и нос“, вырабатывайте привычку жить в рамкаходного дня».

Разве сэр Ослер сказал о том, что мы не должны старатьсяподготовиться к завтрашнему дню? Вовсе нет. В своем обращении он говорит, чтонаилучший способ подготовиться к завтрашнему дню — это сконцентрировать весьинтеллект, весь энтузиазм на выполнении наилучшим образом сегодняшнего дня, егодел.

Во время войны наши военные руководители составляли планы набудущее, но они не могли себе позволить проявлять беспокойство. «Я обеспечилсамых лучших людей самоей лучшей боевой техникой, имеющейся в нашемраспоряжении, — сказал адмирал Эрнест Дж. Кинг, командовавший военно-морскимисилами Соединенных Штатов, — и поставил перед ними самую разумную задачу. Этовсе, что я могу сделать».

«Если корабль потопят, — продолжал адмирал Кинг, — я несмогу его поднять. Если он будет потоплен, я не смогу это предотвратить. Мнелучше использовать свое время для решения проблем завтрашнего дня, чем сожалетьо том, что произошло вчера. Кроме того, если я позволю себе беспокоиться отаких вещах, меня надолго не хватит».

В военное и в мирное время разница между правильным инеправильным образом мыслей состоит в следующем: правильный образ мыслейоснован на анализе причин и следствий, он ведет к логическому конструктивномупланированию; неправильный образ мыслей часто ведет к напряжению и нервнымсрывам.

Во время второй мировой войны один молодой человек в военнойформе — где-то в Европе — усвоил полезный урок. Его звали Тед Бенгермино. Этотчеловек довел себя до психической травмы в боевых условиях.

«В апреле 1945 года, — пишет Тед Бенгермино, — я так много беспокоился,что меня поразил недуг, который врачи называют „слизистый колит“. Этозаболевание причиняло мне невыносимую боль. Если бы война не кончилась в товремя, я уверен, что окончательно бы подорвал свое здоровье.

Я был совершенно изможден. Я служил унтер-офицеромпохоронной команды 94-й пехотной дивизии. Моя работа заключалась в том, что ядолжен был помогать заполнять учетные карточки всех убитых в бою, пропавших безвести и госпитализированных. Я также должен был откапывать тела солдат, как союзников,так и врагов, которые были убиты и наспех похоронены в неглубоких могилах вразгаре боя. В мои обязанности также входило собирать личные вещи убитых иследить за тем, чтобы они были посланы их родителям или ближайшимродственникам, для которых они будут очень дороги. Меня постоянно преследовалстрах, что мы могли сделать серьезные ошибки. Я беспокоился о том, как я всеэто выдержу. Меня угнетала мысль, доживу ли я до того момента, когда смогуподержать в руках своего единственного ребенка — моему сыну было шестнадцатьмесяцев, но я никогда не видел его. Я был настолько расстроен и измучен, чтопотерял тридцать четыре фунта в весе. Я был на грани безумия. Я взглянул насвои руки. Они напоминали руки скелета. Я пришел в ужас при мысли о том, чтомне суждено вернуться домой инвалидом. Я был доведен до полного отчаяния иплакал, как ребенок. Я был настолько потрясен, что каждый раз, когда оставалсяодин, слезы струились по моим щекам. После битвы в Арденнах наступил период,когда я плакал так часто, что почти потерял всякую надежду снова статьнормальным человеком.

В конце концов я оказался в госпитале. Один военный врач далмне совет, который полностью преобразил мою жизнь. После тщательного осмотра онпришел к выводу, что в основе моих заболеваний было расстройство психики. „Тед,— сказал он, — я хочу, чтобы ты смотрел на свою жизнь, как на песочные часы. Тызнаешь, что тысячи песчинок находятся в верхней части песочных часов; и все онимедленно и регулярно проходят через узкую перемычку посередине. Если ты или ясделаем так, чтобы через это отверстие в определенное время проходило больше,чем одна песчинка, часы испортятся. Ты, я и все остальные люди похожи на этипесочные часы. Когда мы утром встаем, возникают сотни дел, которые мы должнывыполнить в этот день. И если мы не будем выполнять эти дела по одному вопределенный промежуток времени (как одна песчинка проходит через узкоеотверстие), а будем стремиться сделать все сразу, мы подорвем свои физическиеили психические силы“.

Я применял эту философию на практике с того незабываемогодня, когда военный врач дал мне совет: „Одна песчинка — в единицу времени… Однодело — в определенный промежуток времени“. Этот совет спас меня физически ипсихически во время войны; он также помог мне теперь в мирное время. Я работаюклерком Коммерческой кредитной компании в Балтиморе. В своей деятельности ястолкнулся с теми же проблемами, которые возникали передо мной во время войны,— мне надо было выполнить очень много дел сразу, но в моем распоряжении былослишком мало времени, чтобы с ними справиться. Наши акции упали в цене. Намнадо было вводить в свою деятельность новые формы. В то время организовывалисьновые акционерные общества, которые открывались и закрывались, меняли адреса ит. п. Вместо того, чтобы раздражаться и нервничать, я вспомнил то, что мнеговорил врач: „Одна песчинка — в единицу времени, одно дело — в определенныйпромежуток времени“. Повторяя себе эти слова снова и снова, я выполнял своиобязанности наиболее рациональным образом. Делая свою работу, я больше неиспытывал растерянности и замешательства, которые чуть не искалечили меня вбоевых условиях».

Одним из самых ужасающих комментариев к нашему образу жизниявляется то, что почти половина коек в наших больницах занята пациентами,страдающими нервными и психическими расстройствами, пациентами, которых сломилнепомерный груз накопившихся вчерашних дней и устрашающих завтрашних дней. Ведьзначительное большинство этих людей могло бы cпокойно наслаждаться жизнью ибыть счастливыми и приносить пользу окружающим, если бы они следовали советуИисуса Христа: «Не тревожьтесь о завтрашнем дне», или совету Уильяма Ослера:«Живите в „отсеке“ сегодняшнего дня».

Вы и я в настоящую секунду стоим на пересечении двухвечностей: безбрежного прошлого, которое длилось вечно, и будущего, котороеустремлено вперед до последнего момента летосчисления. По всей вероятности, мыне можем одновременно жить и в одной и в другой вечности — нет, даже ни однудолю секунды. Пытаясь этого добиться, мы можем подорвать свое физическоездоровье и умственные силы. Поэтому давайте довольствоваться тем, чтобы жить вединственном отрезке времени, в котором мы, вероятно, можем жить, — отнастоящего момента до отхода ко сну. «Каждый способен нести свою ношу, какой бытяжелой она ни была, до прихода ночи, — писал Роберт Луис Стивенсон. — Любой изнас способен выполнять свою работу, даже самую трудную, в течение одного дня.Любой из нас может жить с нежностью в душе, с терпением, с любовью кокружающим, добродетельно до захода солнца. И именно в этом состоит подлинныйсмысл жизни».

В самом деле, жизнь требует от нас только этого. Однакомиссис Э.К.Шилдс была доведена до отчаяния и даже находилась на гранисамоубийства — до того как она научилась жить от рассвета до заката. «В 1937году я потеряла мужа, — сказала миссис Шилдс, сообщая мне историю своей жизни.— Я была глубоко опечалена. У меня почти не было средств к существованию. Янаписала письмо своему бывшему работодателю мистеру Леону Роучу, владельцуфирмы „Роуч-Фаулер“ в Канзас-Сити, и была вновь принята на работу. В прошлом язарабатывала себе на жизнь продажей книг сельским и городским школам. За двагода до этого я продала свой автомобиль, когда заболел мой муж. Однако мнеудалось наскрести достаточно денег, чтобы приобрести в рассрочку, внеся первыйвзнос, подержанный автомобиль, и я снова начала продавать книги.