Книга Уроки дыхания - Энн Тайлер

– Да мы ее и так не видим, – кротко ответил Айра. И остановился на красный свет.

– Откуда нам знать, может, этот ее новый муж – растлитель малолетних, – сказала Мэгги.

– Уверен, что Фиона выбрала бы кого-нибудь получше, Мэгги.

Она бросила на мужа косой взгляд. (Хорошо отзываться о Фионе – это на него не походило.) Айра смотрел на светофор. От уголков его прищуренных глаз расходились морщинки.

– Ну разумеется, она постаралась бы сделать выбор получше, – настороженно произнесла Мэгги, – но ведь даже самая разумная на свете женщина не способна предвидеть все проблемы до одной. Может быть, он такой, знаешь, вкрадчивый и льстивый. И будет ласков с Леро́й – пока не пролезет в семью.

Светофор переключился. Айра повел машину дальше.

– Лерой, – задумчиво произнесла Мэгги. – Как по-твоему, сможем мы когда-нибудь привыкнуть к этому имени? Звучит совсем по-мальчишески. Такие имена у футболистов бывают. А как они его произносят: Лии-рой. Совершенно по-деревенски.

– Ты прихватила карту, которую я оставил на кухонном столе? – спросил Айра.

– Я иногда думаю, что нам следует просто начать произносить его по-нашему, – сказала Мэгги. – Ле-рой.

И призадумалась.

– Карта, Мэгги. Ты взяла ее?

– Она у меня в сумочке. Ле Руа. – На сей раз она произнесла «Р» с французской раскатистостью.

– Как-то не похоже, что нам теперь удастся часто общаться с ней, – сказал Айра.

– А стоило бы. Мы могли бы навестить ее сегодня под вечер.

– Как это?

– Ты же знаешь, где они живут – в Картуиле, Пенсильвания. Практически по пути к Дир-Лику. – Мэгги копалась в сумочке. – Мы могли бы побыть на похоронах, понимаешь? – а потом… Да где же эта карта? Побыть на похоронах, а потом поехать по Первому шоссе к… Знаешь, похоже, карту я все-таки не взяла.

– Отлично, Мэгги.

– Наверное, оставила на столе.

– Я же спросил у тебя, когда мы собирались, помнишь? Сказал: «Карту ты возьмешь или я?» И ты ответила: «Я. Положу ее в сумочку».

– Просто не понимаю, почему ты из-за нее такой шум поднимаешь, – сказала Мэгги. – Нам только одно и требуется – следить за дорожными знаками, а с этим кто угодно справится.

– Все немного сложнее, – ответил Айра.

– Кроме того, у нас есть указания, которые Серина дала мне по телефону.

– Мэгги. Ты действительно веришь, что указания Серины способны привести нас туда, куда мы должны попасть? Ха! Да мы скорее в Канаду заедем. Или в Аризону!

– Послушай, не надо так волноваться по пустякам.

– И никогда больше не увидим нашего дома, – пообещал Айра.

Мэгги вытряхнула из сумочки свой бумажник, пакетик салфеток «клинекс».

– По милости Серины мы на ее собственный свадебный обед опоздали, помнишь? – сказал Айра. – Нам пришлось целый час искать тот дурацкий банкетный зальчик.

– Нет, ну правда, Айра, ты всегда говоришь так, будто все женщины – пустоголовые болтуньи. – Поиски в сумочке Мэгги прекратила, ясно было, что и указаний Серины там нет. И добавила: – Я думаю о том, как облегчить Фионе жизнь. Мы могли бы взять девочку к себе.

– К себе?

– На медовый месяц.

Айра бросил на нее взгляд, которого она не поняла.

– Она выходит замуж в следующую субботу, – объяснила Мэгги. – Нельзя же ехать в свадебное путешествие с семилетним ребенком.

Айра по-прежнему молчал.

Они уже миновали городскую черту, домов вокруг стало меньше. Проехали стоянку подержанных машин, реденькую рощицу, торговый пассаж с несколькими разбросанными по бетонной пустоши автомобилями ранних пташек. Айра начал насвистывать. Мэгги перестала теребить ремень сумочки и сидела неподвижно.

Бывали времена, когда Айра и десятка слов за день не произносил, а если и говорил что-то, понять, о чем он думает, было невозможно. Человеком он был замкнутым и нелюдимым – самый серьезный его недостаток. Но при этом не понимал, что его насвистывание способно много чего о нем рассказать. Однажды – не самый приятный пример – после жуткой ссоры в ранние еще дни их супружества они более-менее помирились, и Айра отправился на работу, насвистывая песенку, которую Мэгги узнала не сразу. Слова она вспомнила только потом. Уж так ли крепко я люблю, как любил тогда…[1]

Впрочем, нередко ассоциация оказывалась тривиальной, отчасти случайной – тот же «Этот старый дом» исполнялся при мелком ремонте, а «Монтер из Вичито», когда Айра привозил из прачечной белье. А «Колдуй, колдуй, вуду…»[2] бессознательно насвистывалась через пять минут после того, как он обходил оставленную собакой на тротуаре кучу. Но разумеется, бывало, что он свистел и нечто неизвестное Мэгги. Вот, скажем, сейчас: что-то тихое, проникновенное, такое передают по балтиморскому радио. Хотя, возможно, он просто услышал эту песенку, когда брился, и тогда она вообще ничего не значит.

Песня Пэтси Клайн, вот что это такое. «Чокнутая» Пэтси Клайн.

Мэгги резко выпрямилась и заявила:

– Совершенно нормальные люди присматривают за своими внуками, Айра Моран.

Он даже испугался слегка.

– Держат их у себя месяцами. Берут в дом на целое лето, – продолжала она.

Айра ответил:

– Но в гости без предупреждения все-таки не приезжают.

– Еще как приезжают!

– Энн Ландерс[3] считает такие визиты неразумными, – сказал он.

Энн Ландерс, его личная героиня.

– И потом, мы же не кровные родственники, – продолжал Айра. – Мы теперь Фионе вообще никто.

– Мы дед и бабушка Лерой и останемся ими до самой смерти, – отрезала Мэгги.

Айра промолчал.

Этот участок дороги отличался редкой бестолковщиной. Чего на нем только не было – там закусочная барбекю, тут выставка-продажа плавательных бассейнов. На обочине стоял нагруженный тыквами пикап. ВСЕ, ЧТО СМОЖЕТЕ УНЕСТИ, ЗА 1,5 ДОЛЛАРА, – было написано от руки на листе картона. Тыквы напомнили Мэгги об осени, хотя было до того тепло, что у нее над верхней губой пот выступил. Она опустила стекло, отшатнулась от напора жаркого воздуха и подняла стекло снова. Хватит с нее и ветерка, задувающего со стороны Айры. Машину он вел одной рукой, локоть левой лежал на краю окна. Рукава пиджака отъехали вверх, выставив напоказ запястья.