Книга В Пасти Льва - Майкл Фрэнсис Флинн

Она сдергивает капюшон с головы, открывая взглядам коротко остриженные ярко-желтые волосы.

— Равн Олафсдоттр, — произносит Мéарана, указывая пальцем. — Агент, посланный убить Донована кейс лет тому назад.

В додека-времени, используемом Старыми Планетами, слово «кейс» обозначало число двадцать четыре.

— О-ох, нет-нет-нет. Како-ой смысл мне его-о убивать… разве то-олько-о о-он бы о-отказался о-от испо-олнения своехо-о до-олха. Мо-оху я присесть? Если бо-оитесь, мо-ожете раздеть меня до-онаха и связать. По-ока я буду беззащитна и вам нечехо будет бояться, вы выслушаете мо-ой рассказ. Планы изменились. Все планы изменились. В Пасти Льва сейчас неспо-око-ойно-о.

В том, что конфедеративная Тень, даже будучи связанной и голой, останется второй по опасности персоной в этой комнате, ни у кого не было ни малейших сомнений. Очевидно и то, что будь ее целью убийство — Равн Олафсдоттр атаковала бы замешкавшихся Гончих в то же мгновение, когда оказалась на линии перекрестного огня. О доверии к ней не могло быть и речи. Но существуют различные степени недоверия, оттенки подозрительности. И пока женщины не очень понимали, какой из них применить к ней.

Ее обыскали со всей мыслимой дотошностью, и Равн отнеслась к процедуре с насмешливым безразличием. Ничего другого она не ожидала и не пришла бы сюда, если бы заранее не смирилась с предстоящим унижением. Гончие нашли на ее теле шрамы, напоминавшие о куда более грубых обысках и более настойчивых допросах; некоторые рубцы были еще свежими.

В конечном итоге Гончие пришли к выводу, что, хотя Олафсдоттр не совсем безоружна, обезвредить ее можно, лишь прибегнув к ампутации. Тогда они усадили ее на широкий диван, обитый буро-белой шкурой зверя Нолана, но не стали ни раздевать, ни связывать незваную гостью. Это предложение со стороны Равн, несомненно, было лишь издевкой. Но диван таил в себе западню: тот, кто садился на него, проваливался в мягкие недра и не мог подняться без определенных усилий — гарантия того, что сидящий не сможет напасть внезапно. Гончие и арфистка расположились вокруг Тени в расставленных на значительном расстоянии друг от друга креслах.

И вот Олафсдоттр вновь демонстрирует зубы.

— Не страшитесь, — говорит она. — Я — курьер, и это правда, но на сей раз не смерть мне поручено доставить.

Впрочем, она прекрасно понимает, что ее собеседницы всего лишь предприняли разумные меры предосторожности. В некотором роде их действия можно даже счесть комплиментом ее навыкам, учитывая, что, имея преимущество трое против одной, Гончие и арфистка продолжают опасаться своей гостьи.

Изящная Бинтсейф, сидящая позади курьера, смеется:

— А я тебя и не боюсь.

Олафсдоттр поворачивает к ней голову:

— Тогда вы, девушка, наверное, весьма глупы.

Щеки младшей Гончей краснеют, но тут вмешивается бан Бриджит.

— Тебя пытали, — замечает она.

Курьер отмахивается:

— Неко-ото-орые люди, ко-охда я уделяю им слишко-ом мало-о внимания, излишне насто-ойчиво-о пытаются ехо-о привлечь.

Она сверкает зубами и расслабленно откидывается на диван, раскинув руки в стороны. Курьер поочередно оглядывает каждую из трех женщин. Те расположились весьма грамотно. Удерживая в поле зрения двоих, Равн не может видеть третью. И, осознав это, Тень улыбается еще шире.

Наконец, придя к определенному решению, бан Бриджит произносит чуть громче обычного:

— Мистер Владислав, вы не могли бы принести в гостиную несколько графинов с фруктовыми нектарами и четыре бокала?

Затем хозяйка Зала вновь поворачивается к своей докучливой гостье:

— Что же, жду объяснений. Откуда тябе знать, что случилось с Донованом?

— Мне известна его судьба, ведь я сама направила его к ней.

Риторический прием. Казалось бы, она всего лишь перестает тянуть «о», но эффект это производит немалый. Это придает ее высказыванию особую значимость. Мéарана собирается что-то ответить, но мать останавливает ее повелительным взмахом руки.

— Хочешь сказать, он снова вернулся на службу Конфедерации? — В голосе бан Бриджит звучит такая злость, какой она не выказывала даже в отношении Олафсдоттр. Воин ненавидит своего врага не более, чем нож ненавидит точильный камень. Иное дело — перебежчики.

— О-о, уста мо-оехо-о парализато-ора по-оказались ему весьма красно-оречивыми. Ему ничехо-о не о-оставало-ось, кро-оме как со-огласиться, а небо-ольшо-ой уко-ольчик гарантиро-овал, что-о о-он не по-оспешит передумать. Однако же забавно… — курьер вновь переходит на маньярин, — сколь удивительно, что измену вы заподозрили скорее смерти.

— Стало быть, он действительно направлялся сюда, — воркующим тоном произносит арфистка, устремляя на мать взгляд, который та предпочитает не замечать.

— Хорошо. Тябе удалось его похитить, — признаёт Гончая. — Вот только стоила ли риска погоня за давно увядшим фруктом?

— О-о-о, мне кажется, по-од ко-ожуро-ой это-охо-о дряхло-охо-о пло-ода таится нежная мяко-оть, пускай о-он и выглядит сухим и смо-орщенным; и во-озмо-ожно-о, в глубине ее спрятана о-очень крепкая ко-осто-очка.

— И тем не менее ты здесь, а он — нет.

— О-он хо-отел прийти, да то-олько-о развязаться не сумел. — Вновь сверкают белоснежные зубы.

Дверь отворяется, и, удерживая на одной руке серебряный поднос, а в другой сжимая реактивный пистолет, входит Владислав. Он чуть медлит, прежде чем перешагнуть порог и опустить блюдо на журнальный столик подле дивана. Затем отступает назад и, не сводя глаз с конфедератки, обращается к бан Бриджит:

— Будут ли еще распоряжения, ку?

— Да, мистер Владислав, пожалуйста, налейте нам нектара. Во все бокалы из одного графина.

Дворецкий наполняет бокалы холодным как лед персиковым нектаром. Олафсдоттр наблюдает за его действиями, слегка наклонив голову набок.

— Ты и правда левша?

Владислав бросает взгляд на свой пистолет.

— Я — амбидекстр, мисс. — Дворецкий ставит графин на поднос и отходит назад.

— О-охо-о, да я бы правую руку о-отдала, что-обы стать амбидехстро-ом!

Легкая улыбка пробегает по губам дворецкого.

— Еще пожелания, ку?

— Нет, мистер Владислав.

— Мистер Тенботтлз просил передать свои искренние извинения за то, что допустил подобное вторжение. Никто не видел…

— Они и не могли увидеть. Кто-нибудь пострадал?

— Разве что их честь, ку.

— Думаю, в этом случае им не помешает небольшой отдых.

Едва дворецкий исчезает за дверью, Равн Олафсдоттр потирает руки, осматривая четыре бокала.

— Разлиты все из одного графина, — замечает она на маньярине. — Сколь изящно показали вы, что не отравлено питье.