Книга Москва, я люблю его! - Дарья Лаврова

При выписке мы обменялись телефонами, через неделю добавили друг друга в социальной сети, но больше не общались. Две недели в больнице хотелось забыть и не вспоминать, как страшный сон.

В тот же год семья Оксаны переехала жить в Москву. Точнее, в какой-то поселок городского типа, в десяти километрах от Москвы.

Когда я поставила статус о том, что собираюсь снимать квартиру, Оксана отозвалась через две минуты. Это было ее первое сообщение за три года.

– Ну что, готова к покорению Москвы? – поздоровалась со мной Оксана, садясь сбоку. – Поехали смотреть квартиру! – улыбнулась она, не дождавшись моего ответа. – Как доехала, кстати?

– Ничего. Нормально.

– А чего квартиру снимать решила? Общежитие ведь дешевле выйдет.

– Там нет мест.

– А меня все достали, – отмахнулась Оксана. – И мать, и бабка, и брат.

Мы вышли на улицу и пошли к метро. Я думала, что не узнаю Оксану, но она почти не изменилась.

– Короче, есть квартира в пятиэтажке, недалеко от железной дороги. Две комнаты, обстановка старомодная, с девяностых ничего не менялось, но это мелочи. Ты ведь не против девяностых, я надеюсь? Я там уже три дня живу. Мой одноклассник помог снять. Сначала цену в два раза выше назвал, но я умею торговаться с такими, как он. Меня не обманешь.

У Савеловского вокзала Оксана купила две банки коктейля, одну протянула мне. Мы ждали электричку и молча пили его, щурясь на предвечернее солнце. Впереди маячила неизвестность длиной в пять лет.

Хотелось сидеть вот так, греться низким градусом, смотреть со стороны и не делать шаг вперед. Черт его знает, что там будет.

На электричку сели в пять. Скоро город за окном сменился рядами пятиэтажек и редких высоток вдали, разрисованных гаражей, редких деревянных домов, заброшенных огородов за покосившимися заборами и небольшими лесами.

Вышли через двадцать минут, спустились вниз. У платформы продавали овощи, фрукты, газеты и одежду. По рыночной площади в глубоких лужах разворачивались желтые маршрутные такси и автобусы. В грязной воде отражались деревья, облака, самолеты и мои собственные мысли.

Мы спустились вниз, обошли рынок и вышли к ряду одинаковых светлых пятиэтажек. Из окон, заставленных зарослями домашних цветов, выглядывали бабушки; кто-то сушил красное одеяло, свесив его из окна четвертого этажа. Во дворах и на детских площадках сушилось разноцветное белье; было спокойно и тихо.

Дом, про который говорила Оксана, был последним по Московскому шоссе, и подъезд тоже был последним. У дверей – свежеокрашенная скамейка, чуть дальше – скрипучие качели.

Тесная пыльная «двушка» на пятом этаже. Окно доставшейся мне комнаты выходило на синий круглосуточный магазин с желтой вывеской «24» и больницу – по левую сторону; справа гремела железная дорога и шумел сосновый лес, попадались редкие гаражи и безлюдные спортивные площадки.

Хмурилось небо, подвывал ветер, начинался дождь. Мне нравилось здесь, несмотря на легкую грусть и волнующий страх перед будущим. Главное, чтобы было где жить, а со всем остальным я как-нибудь справлюсь.

– Как тебе наше замкадное гетто? – спросила меня Оксана, садясь на диван. Между коленями она зажала бутылку вина, а в зубах держала штопор.

– Гетто? – не поняла я.

– Сейчас объясню, – улыбнулась она. – Я давно называю этот город гетто, даже не замечаю уже. Дурацкая привычка. В четырнадцать мы переехали сюда жить, а в пятнадцать я влюбилась в парня. Он живет недалеко, через три дома отсюда. Однажды кто-то из его подруг сказал, что он – один из немногих настоящих мужчин в нашем замкадном гетто. Так и пошло. Мне проще сказать гетто, чем называть город. Мне тут нравится. Я рада, что мы живем здесь, а не в Москве.

– А что с тем парнем?

Оксана протянула мне стакан вина и взяла себе.

– За встречу и квартиру, – ответила она. – А парень… не хочу о нем говорить. Мы бы, наверное, и не переехали сюда, если бы не та неделя в больнице. Помнишь? Никто не знал, почему я на самом деле туда попала.

В тринадцать лет я подружилась с девчонкой, Жанной. Гуляем как-то поздно вечером вдоль шоссе. Каблуки, юбки еле пятую точку прикрывают, губы красные, стрелки на глазах, а еще бухие, как не знаю кто. Выпили одну банку на двоих, развезло. Идем, ржем, рядом машина останавливается. Парни какие-то, лет по восемнадцать, а то и меньше, зовут покататься да посидеть где-нибудь. Ну а у нас-то мозгов нет, сели в машину, поехали. Их четверо было. Приехали в какую-то квартиру, грязная, одна комната всего. Сидим на кухне, болтаем, водку пьем. Думаю, вроде ничего парни оказались, нормальные. И тут что-то Жанна стала на них вырубаться. Трое из них переглянулись, потащили ее в комнату. Я смотрю и ничего не понимаю, а четвертый, Антон, схватил меня за плечо и завалил на диван, юбку, колготки порвал. Через пару секунд диван был в крови, а через час из комнаты Жанку вытолкали, ее трясет, на ногах стоять не может. Ее втроем изнасиловали, меня один Антон. Сказали, если хоть кто узнает, пожалеем, что живы остались. В общем, проводила ее домой, а сама все боялась, что она не вынесет, вены там порежет, колес наглотается или еще что…

Через месяц я попала в больницу. Для всех у меня было просто кровотечение, а на самом деле подозрение на выкидыш. Повезло так повезло. Кто-то из одноклассниц слух пустил, что я неудачно залетела, а тут и случай подвернулся уехать. Так мы и уехали. Это было лучшим из решений в тот момент.

С Жанной мы не общались больше, даже ВКонтакте. Тяжело общаться с человеком, который всегда будет напоминать о том вечере. Я поняла ее. У нее все в порядке сейчас, видела фотки, вроде замуж собирается.

Да не грузись ты. Все ведь в порядке, – улыбнулась в темноте Оксана и зевнула. – Допивай давай, сейчас еще налью.

Одну из стен в моей комнате полностью занимал книжный шкаф. Старый письменный стол под окном, в которое деревья тянули свои зеленые ветви. В солнечный день мне будет казаться, что я живу в джунглях. Старый диван, потрепанное кошачьими когтями кресло. У входа в комнату неработающий холодильник.

Я сидела на диване, вытянув ноги, и смотрела впереди себя – на книги и полку со старым кассетным магнитофоном, – не зная, что делать дальше. Меня будто отключили на время. Я не могла спать. Я не могла думать. Я хотела только одного – домой.

И как они только меня отпустили? Одну, в город, который не верит слезам, ломает судьбы. В город, где исчезают любимые люди, испаряются надежды и умирают детские мечты. Я заочно не любила Москву, но все равно купила билет и сошла на вокзале, как и тысячи других самоуверенных провинциалок – я не любила, я ждала взаимности.

Чтобы отвлечься, я думала о тех, кто жил когда-то в этой квартире. Интересно, сколько всего видели эти стены. Сколько разговоров и признаний они слышали, сколько историй любви, слез, истерик и расставаний, сколько искренних улыбок, детского плача, смеха и счастливых моментов.