Книга Увези меня на лимузине! - Анна Ольховская

А вот кстати. Почему я ничего не видела по телевизору и не читала в газетах о нашей звезде? Ведь Алексей Майоров – персона медийная, и чтобы за три недели я ни разу не наткнулась на упоминание о нем? Это более чем странно.

Я закинула в бездонную пасть Мая последний кусочек кекса и завопила:

– Саша! Сашуленция! Сашуридзе!

– И незачем так орать, – прогундосила появившаяся подруга, подражая Кролику из мульта про Винни Пуха, – я и в первый раз прекрасно слышала.

Сашка подошла поближе и с удовольствием потрепала лохматую башку Мая:

– Приятель, а ты что такой довольный? Ну-ка, ну-ка, что это? Ага, крошки от кекса в бороде! Анетка, – она строго сдвинула брови, – ты опять собакевича балуешь, Мюллершин кекс скормила? Я бы на твоем месте сидела после подобного кощунства тихонечко, а ты орешь на весь дом.

– Ору, потому что надо.

– И чего тебе надобно, старче?

– За «старче» отомщу, причем жестоко, но попозже. А сейчас меня интересует вот что…

– Ох-ти мне! – Сашка всплеснула руками. – Страсть что деется! Анну Лощинину в этой жизни что-то еще интересует!

– Не кривляйся, блиблизяна, а ответствуй – почему я за три недели ничего не слышала о Лешке? Он что, умер, что ли?

Глава 2

– Типун тебе на язык! – Сашка вздрогнула и странно посмотрела на меня. – Что мелешь-то! Жив твой Майоров.

– Во-первых, он уже не мой. А во-вторых, – я, отодвинув животом Мая, подошла к подруге вплотную (ну, почти вплотную) и сурово посмотрела ей в глаза, – ты чего дергаешься, а? Да еще мерзостей всяких бедной женщине желаешь. Ты же знаешь, я сейчас очень ранимая и впечатлительная, могу и в обморок обрушиться от чувств-с.

– Это когда я тебе плохого желала? – подбоченилась Саша.

Ха, боченится она! Пусть сначала бока отрастит, а потом боченится!

– А кто типун мне на язык накаркивает?

– Что я делаю? Накар… Накак…

– Вот-вот, именно накак. Да знаешь ли ты, что такое типун?!!

– Знаю. Мой бывший муж. На редкость отвратительный типун, в отличие от твоего.

– Кстати, о моем. Вернее, уже не моем, – я попыталась сложить руки на груди, получилось в целом забавно. – Декабрь уж на дворе, Новый год приближается, тусовка наша светская, бомонд вперемешку с гламуром давно уж отряхнули курортную пыль со своих ног и слетелись в Москву. Самое раздолье для папарацци. А Майоров в последнее время подкидывал им сладкие кусочки довольно часто. А тут – тишина.

– Твой он все-таки, Анетка, твой, – усмехнулась Сашка. – Что бы ты тут ни декларировала, как бы ни пыталась убедить себя и окружающих в своем полном безразличии к Алексею свет Майорову, а жить без него по-прежнему не можешь. Не видела милого по телику пару недель, и пожалуйста – имеет место быть громкое хлопанье крыльев и озабоченное кудахтанье. Упс, – она ловко увернулась от полотенца, нацеленного ей в лоб, – даже не пытайся, все равно промахнешься. Где уж скарабею тягаться с вертким муравьишкой.

– Значит, жуком навозным меня назвала?

– Я?!! Никогда!

– Ну, Сашулечка, попомни, – я угрожающе надвинулась на подругу животом. – Беременность – явление временное, скоро я снова буду легка и грациозна, словно юная, неопытная лань…

– Эк тебя, матушка, заносит, – нахалка на всякий случай отскочила в сторону. – Юная, неопытная! Про лань я вообще молчу.

– Лучше молчи. У меня уже и так обидок в твой адрес безответных накопилось на нанесение тяжких телесных повреждений, а будешь и дальше языком трепать – инвалидность на горизонте замаячит, грозно и неотвратимо. А что касается Майорова, – я попыталась вспомнить, какие мышцы лица задействованы в создании индифферентного выражения, – то гнусные намеки в мой адрес я проигнорирую. Пока. А газет российских, публикующих светскую хронику, я действительно в последнее время не видела. Даже когда в больнице в Москве лежала, вы мне почему-то желтушку не приносили. Книгами в основном баловали. И телевизора в палате не было. Видите ли, мне, бедняжке, после пережитого нужно спать побольше, а не в телевизор пялиться. Ну-ка, признавайся, – я ухитрилась схватить подругу за руку и подтянуть поближе, – вы от меня что-то скрываете?

– Кто это «вы»? Я и фрау Мюллер? – попробовала трепыхнуться Сашка.

– Ты и Винсент. Ты и Левандовские. Ты и Виктор. Продолжать?

– Ничего мы не скрываем, просто так совпало. – Ох, слишком уж честные глаза, что-то тут не так!

– Я в совпадения в последнее время не очень верю. Скажи прямо – Лешка что, женился на этой своей Ирине?

– Дурочка ты! – Саша совершенно искренне расхохоталась. – Не женился твой Лешка, успокойся!

– Он не мой, – привычно буркнула я и расслабилась.

Нет, не полностью, что вы. Полностью расслабляются в день получки некоторые представители гегемонов. Лежат себе у магазина в подозрительной луже, блаженствуют, персональную перевозку ждут. Но перевозчиков в милицейской форме подобный контингент мало интересует, уж больно вонюч.

А я всего лишь, мысленно ругнувшись на вмиг ставшие ватными ноги, плюхнулась на ближайший стул и аристократично, буквально намеком, усмехнулась. Почти Джоконда.

– Нет, вы только посмотрите! – вредина ехидно хихикнула. – Расплылась киселем на стуле, на физиономии – блаженство, и все почему? Милый все еще свободен.

– Выбирай.

– Что выбирать?

– Какую тебе ногу сломать в недалеком будущем – левую или правую?

Мадам Голубовская почему-то совсем не испугалась, не побледнела от ужаса, а нагло фыркнула и выпорхнула из кухни.

Ничего, я тоже скоро так смогу. А пока понесу себя и дочку медленно, с достоинством. Ладно, без достоинства, зачем мне лишняя тяжесть, все равно никто не видит.

Май, разумеется, потащился следом. Вместе мы несокрушимы. Зато попадающиеся нам на пути предметы очень даже сокрушимы. Табуретки там разные, не успевшие вжаться в угол горшки с цветами, прочие хрупкие аксессуары и предметы быта. Мы не идем с Маем, мы проламываем себе дорогу, словно два шалуна-гиппопотама.

Конечно, основную роль в этом играет пес, я всего лишь пытаюсь подхватить сшибленные Маем предметы, но попытки мои заранее обречены на провал. Разрушения приобретают катастрофические размеры. Фрау Мюллер нервничает все больше.

Но до моей комнаты мы не дошли. Май вдруг остановился, приподнял здоровое ухо и, радостно бухнув в колокол, ломанулся к входной двери. Нет, собакевич не умеет, встав на задние лапы, звонить в колокол, да и нет у нас ничего подобного, даже дверного колокольчика нет. Просто мой милый песик так лает.

Смахнув между делом вибрировавшую от ужаса этажерку, грациозное животное с размаху впечаталось в только что вошедшего Винсента Морено. Но завершить до конца задуманное псу не удалось, Морено был готов. В прошлый раз, подвергшись опрокидыванию, затаптыванию и зализыванию, он очень долго потом отчищался. Даже одежду пришлось снять, вот бедняга! И довольное выражение его физиономии, когда Винсент на следующий день сидел утром на кухне в махровом халате, было вызвано исключительно вежливостью. А счастливая улыбка Сашки, пристроившейся рядом, была всего лишь улыбкой гостеприимной хозяйки.