Книга Мечта цвета фламинго - Светлана Лубенец

– У-у-у! – прорычала Светлана. – Ненавижу!

– Урны?

– Мишку, кретина! Один-единственный раз позволила ему себя проявить, так на тебе – урны «Тарасов»! Я ему говорю: «Зачем ты, идиот, это сделал?» – а он, представляешь, сказал, для того, чтобы электорат знал, что он заботится о чистоте родного города. А я ему говорю: «Неужели ты не чувствуешь двусмысленности того, что урна носит твою фамилию?..»

– А он?

– А что он? Что с дурака взять?

Нина посмотрела в залитое дождем окно. Они выезжали уже на площадь Победы и двигались в сторону Московского шоссе.

– Где же вы живете? – спросила она.

– Где придется, – небрежно ответила Светка, будто в своем апельсиновом пиджаке бомжевала под питерскими мостами. – У нас квартира в центре и коттедж за городом. Мы сейчас туда. Там Мишка. Надеюсь, накормит. На предмет жратвы он – прямо поэт! Ему бы в ресторане работать! Шеф-поваром!

– А дети… У вас есть дети?

– Сын у нас – Пашка, Павлик ненаглядный. Двадцать четвертый год идет. Универ заканчивает. Мы ему квартиру купили на Петроградской. Так что не досаждаем, понимаешь!

– Ну и как он там? Не боишься за него?

– Знаешь, в каждой избушке свои погремушки! Кто-то не знает, как сдержать юношескую, извини, сексуальность, а у нашего – одна учеба на уме… Программист хренов! С такими девчонками знакомила – и ничего! Знаешь, я иногда даже начинаю подумывать, может, он нетрадиционной ориентации…

– Да ладно…

– Хотелось бы и мне, чтобы было «да ладно».

Через некоторое время, в течение которого бывшие одноклассницы весело оглядывали друг друга, шутили и улыбались, машина остановилась у красивых кованых ворот, навешенных на два краснокирпичных столба, очень ярких от дождя. Светлана вышла из машины, что-то где-то нажала, и ворота распахнулись.

На крыльцо тоже краснокирпичного дома выскочил высокий мужчина в спортивном костюме и с большим клетчатым зонтом над головой.

– Знакомься, Нина, это мой муж – Михаил! – церемонно представила его Светлана и без перехода добавила: – Мишка! Есть охота – сил нет!

– Все сейчас будет! – ответил Михаил, очень похожий на свои многочисленные портреты, галантно подал руку Нине и провел ее в ярко освещенный холл.

Ее мокрые ноги сразу утонули в пушистом ковре цвета морской волны. У большого зеркала в золоченой широкой раме стоял низкий столик, заваленный журналами и книгами. Его окружали бело-розовые, необычной формы кресла, похожие на медуз. В напольных белых вазах стояли декоративные золотые ветки. Стены были обиты поблескивающим бледно-зеленым, под цвет ковра, материалом. В холл выходило несколько бело-золотых высоких дверей, а вверх вела винтовая лестница с перилами, покрытыми медово-золотистым деревом или, может быть, пластиком.

Такие интерьеры Нина видела только в кино, рекламных журналах и телепередаче «Пока все дома». Прижимая к груди пакет с продуктами, она озиралась по сторонам, как девочка Элли в Изумрудном городе.

– Да брось ты свои сосиски, честное слово! – раздражилась Светка, вырвала у Нины пакет и швырнула его в медузообразное кресло. – Мишка даст тебе потом с собой что-нибудь получше! Проходи в комнату.

Комната тоже была отделана в стиле самых современных технологий и напоминала стерильно отмытый офис, ординаторскую или даже операционную: белые стены, кремовые жалюзи, безделушки с металлическим покрытием, утопленные в панелях светильники, кожаная скользкая мебель. Нина подумала, что она не хотела бы так жить. Для нее родной дом – это теплая, немного тесная нора с темной мебелью, тяжелыми шторами, большим количеством книг и матерчатыми уютными абажурами над лампами, льющими желтый свет.

– Садитесь, Нина, к камину. Такая сырость на улице… – услышала она голос Тарасова. – Светочка скоро придет.

Нина обернулась. Позади нее действительно находился камин, самый настоящий, пышущий красным жарким огнем. Перед ним стояло кресло-качалка с небрежно брошенным на спинку полосатым пледом. Пушистый яркий плед, кресло и огонь резко диссонировали с белоснежной комнатой, чему Нина очень обрадовалась. Она аккуратно положила плед на рядом стоящий стул и осторожно опустилась в кресло.

– Надо поближе! – К ней подошел Тарасов, подвинул ее вместе с креслом к огню, бережно накрыл ей ноги пледом, даже слегка качнул и сказал: – Светлана после тяжелого рабочего дня как минимум полчаса проводит под душем. Вы уж простите ее. Она действительно много работает и устает. А я сейчас все приготовлю для ужина.

Потрясенная Нина, вжавшись в кресло, напряженно кивнула. Неужели в этих глупых книжонках пишут правду? Вот она, Нина, не только не библиотекарь, а даже наоборот, самый тривиальный инженер и сидит в кресле-качалке перед настоящим камином, как в каком-нибудь сериале, ноги ей укрыл дорогущим пледом очень богатый и известный в городе человек, а теперь еще и готовит для нее ужин. Она прикрыла глаза так, чтобы оставалась узенькая щелка, через которую можно было следить за Тарасовым. Нет, пожалуй, он все-таки не очень похож на свои портреты, которыми был облеплен весь их район во время избирательной кампании. На портретах у него волевое, суровое лицо хозяина жизни, а здесь, дома, он выглядит, во-первых, гораздо старше, а во-вторых, проще и даже… симпатичнее. У него теплые карие глаза, коротко остриженные густые волосы – то, что называют «перец с солью», – и хороший рост.

А что, если представить, что никакой Светки нет! Будто бы это не она, а он обрызгал ее грязью и теперь заглаживает свой проступок камином, ужином при свечах… Вот сейчас переоденет ее вместо замызганного плаща в норковое манто… или нет… зачем ей летом, да еще и в доме, манто… Он предложит ей надеть шелковое и обязательно декольтированное платье, застегнет на шее жемчужное колье… Нет, декольтированное не подойдет. У нее страшенный застиранный бюстгальтер, у которого и лямки-то не отстегиваются… Ну так и что! Он преподнесет ей в большой подарочной коробке невесомое прозрачное белье… Ой, а ногти… у нее такие ногти… Щипчики месяц назад сломались, а отдать деньги за маникюр в парикмахерской ее, как сейчас говорят, душит жаба. Можно, конечно, почаще держать руки опущенными… Но босоножки у нее тоже не фонтан. Они и к джинсам не подходят, а уж к вечернему платью и подавно… Нина вздохнула… Нет, она не по зубам миллионерам: на нее надо здорово тратиться. Так и разориться недолго. Она согнала с лица мечтательное выражение, с удовольствием отдалась теплу, идущему от камина, и перестала о чем-либо думать вообще.

– Нинка, ты прости! Если я не приму душ, то не человек! – в комнату шумно ввалилась Светлана в длинном, до пят, черном махровом халате и с намотанным на голове таким же черным полотенцем. – Если хочешь, можешь тоже принять! Только я, уж извини, буду есть! Просто умираю с голода! – и она плюхнулась на низкое кресло у небольшого столика, на котором Тарасов уже расставил приборы, фужеры, бутылки и кое-какие закуски.

– Нет, – покачала головой Нина. – Сто лет не виделись, а я вдруг потащусь в душ! Я, Светка, чистая! Клянусь!