Книга Год Крысы. Видунья - Ольга Громыко

Ручей тоже сильно обмелел, не понадобилось даже идти до мостика. По склону холма, начинавшемуся сразу от бережка, пришлось карабкаться чуть ли не на четвереньках, сжимая удочку в зубах. На ноги удалось встать только на тропинке, испещренной коровьими следами: другая сторона холма была пологой, и загоняемая по ней скотина привыкла пастись возле кручи. Еще выше рос еловый лес, летом Рыска бегала туда по землянику, осенью — за лисичками.

Девочка отряхнула коленки, перевела дыхание. Самое гадкая часть пути позади, теперь прямо по тропке до овражка, а потом вниз и вдоль огородов до самого дома.

— Эй, Рыска-крыска, стой!

Девочка испуганно оглянулась. По склону, пыхтя и спотыкаясь, взбирались четверо мальчишек. Окликнул ее Варик, лопоухий и чуток косоглазый сын кузнеца, ровесник Рыски. С ним одним еще можно было разойтись миром, а иногда и поиграть, — но только не в компании с Илаем и его двоюродными братцами.

— Ага, попалась, жабоглазая! — торжествующе прошипел Илай. — Что, опять из моей сажалки рыбу крадешь?

— Это моя сажалка, — чуть слышно возразила девочка, пряча руки за спину.

— Чего ты там пищишь, воровка?

— Ее мой дед выкопал!

— Твой дед в Саврии нужники ложкой чистит, а ложку облизывает! Отдавай туесок, живо!

Рыска попятилась, беспомощно озираясь по сторонам. Не тот в туеске улов, чтобы за него цепляться, но Илаю он тоже не нужен, просто унизить ее хочет. Сначала рыбу отнимут, потом удочку, в прошлый раз вообще голышом по веске пустили…

Девочка медленно подняла туесок, вроде как собираясь протянуть Илаю, но, когда тот нетерпеливо шагнул к ней, резко выплеснула воду мальчишке в лицо:

— На!

Дружки захохотали, тыча в него пальцами: своего ли, чужого бьют — все забава. Выглядел Илай и вправду смешно: глаза вытаращены, рот раззявлен, в кудрях застряла дохлая верховка, карасик провалился за шиворот и вовсю там трепыхается, просвечивая сквозь мокрую рубашку. Да и запах у прудовой, настоянной на рыбе водички не чета колодезному.

Рыскино торжество длилось недолго.

— Бей саврянскую крысу! — взвыл Илай, первым срываясь в погоню.

Девочка развернулась и без оглядки помчалась по опоясывающей гору тропке. Тугие косички лупили по спине, как нахлестывающие вожжи. Под мальчишечьей ногой треснула отброшенная удочка, покатился по склону туесок.

— Лови-и-и!

Подъем кончился, тропа тоже, и Рыска влетела в высокие папоротники на лесной опушке. Тут, по слухам, водились гадюки, и голопятые мальчишки не рискнули соваться в заросли, оббежали по краю. Везучая девчонка успела затеряться меж елок, но Илай уверенно повел компанию вперед: нырнуть под куст и пересидеть погоню у дуры-Крыски ни ума, ни духу не хватит. Небось побежала прямиком к дому, за мамкину юбку прятаться. А дотуда они ее еще пять раз нагнать успеют.

* * *

— Нет. Двадцать.

Повисла гнетущая, как на поминках, тишина.

— Все? — уточнил путник и, не дождавшись ответа, пожал плечами и вернулся к еде.

Все. Конец веске. Что ни делай — впустую. Засуха погубила всходы, а вскоре сожжет и траву, оставив скот без сена на зиму. Единственное, что видун одобрил, — сняться с места со всем добром и откочевать в сторону Саврии, славной дождливым летом и затяжной осенью. Но печи-то, избы с собой не унесешь, да и слухи о новой войне который год ходят. Как бы вовсе ни с чем не остаться.

Гость обсосал утиную косточку, поглядел в окно, на свернувшегося клубком нетопыря, и равнодушно обронил:

— Мелочовкой не обойдетесь. Дорогу менять надо.

Тишина сменилась покашливанием, потом шушуканьем.

— А можно ее сменить-то? — робко уточнил голова.

— Отчего ж нет? У вас тут хорошо-о-о, — зевнув, добавил гость, — болота рядом, тучи притягивают. И низина. Это в городе ворочай не ворочай — как ворот у пустого колодца. И людей там много, стопорят.

Кузнец и голова переглянулись. Первый выразительно потер щепотью: мол, спроси!

— А на скока затянет?

— Один к пятидесяти где-то… — прикинул путник, на миг обратившись к дару. — Ну, значит, пятьдесят и возьму. Не считая тех двадцати.

Снова зашушукались. Тридцать стоила дойная корова — хорошая, молочная, — а на остаток можно мешок курей купить. Даже хуторским накладно, а уж простым весчанам…

— Эй, Талкович, — голова легонько пихнул локтем лавочника, — сколько дашь?

— А чего сразу Талкович? — нахохлился тот. — Сколько другие, столько и я. Всего-то по три со двора выходит.

— Это тебе «всего-то». А Колаю даже на вопросы пришлось у меня одалживаться, хорошо если только по осени отдать сумеет. Дай хоть десять!

— Чего это я ваш дождь оплачивать должен?

— А мы, значит, на твою корову всей веской сбрасываться должны? — возмутился кузнец, чутко прислушивающийся к разговору.

— Так не сбросились же!

Корова, кстати, вчера благополучно отелилась, назло обоим спорщикам — бычком.

— Я тут тружусь в поте лица, — распалялся лавочник, — медьку к медьке коплю, а какой-то лентяй вроде вот его…

— Что?!

Голова привычно вклинился между забияками, подозревая, что они нарочно собачатся у него на виду, чтобы было кому развести без ущерба для достоинства: лавка и кузня стояли бок о бок, и если бы соседи так схлестывались при каждой встрече, то давно бы уже друг друга поубивали.

— Десять с тебя, десять с мельника и еще десять с Сурка содрать попробую. Вы ж и потеряете больше, если засуху не отведем.

Лавочник, услышав, что «обирают» не его одного, успокоился и, еще немного побурчав, полез за пазуху. Мельник вовсе не стал спорить: не будет зерна, не будет и помола. Сурок, зажиточный хуторянин, стоял в теньке под яблоней, разговаривая с Колаем. Точнее, тот что-то клянчил у богатого родича, смущенно комкая в руках шапку, а хуторянин неопределенно кривил губы.

Но только голова открыл дверь, как откуда-то сбоку выскочил молец, с неожиданной силой оттолкнул весчанина с дороги и ворвался в избу, потрясая кривой палкой.

— Опомнитесь, глупцы! — заорал он так, что из-под стрехи выпорхнули разморенные жарой ласточки. — Грешно забегать вперед по тропе судьбы, но менять ее — кощунство! Наши пути проложены Богиней еще до нашего рождения, и нельзя их менять по своему желанию!

— Почему это? — благодушно поинтересовался заскучавший было путник. — Дождик пойдет, поля зазеленеют, колбаску копченую тебе под полой понесут — чем плохо?

— Молчи, выродок! Власть твоя не от Богини Хольги, а от ее лживого мужа Сашия, недаром Владыкой Бездорожья именуемого! И как Хольга, проведав о бессчетных злодеяниях супруга, изгнала мерзавца из своего чертога, так и вам следует гнать поганого видуна за порог, а следы его посыпать толченой горчицей!