Книга Мадам Гали – 4. Операция «Сусанин» - Юрий Барышев

Эли приехал в Израиль сравнительно недавно, он еще сохраняет какие-то иллюзии. У него — Хаима — ветерана войны Йом-кипур, иллюзий, пожалуй, не осталось уже никаких. Тогда, в семьдесят третьем, на Синайском полуострове, было, может, пожарче, чем сейчас в этой проклятой машине. Задали Египту. А толку? Через четыре года приперся Садат, подписали это самое Кэмп-Девидское соглашение. Будьте любезны, освободите, мол, Синай. Ну, освободили. В прошлом, восемьдесят втором. Что, спокойнее стало? Сейчас вон в Ливане заваруха. И даже войной-то не называется. Эх, грохнуть бы по всем атомной бомбой!

Господи, да когда же кончится эта дорога! Сдохнуть можно. Ах, Эли, Эли. Илюша ты Кац из Бердичева. Да ничего-то ты в политике не понимаешь. И завидуешь мне зря. Я вот сижу за рулем, и даже по сторонам не смотрю. И не потому, что начальник — зверь. Просто сам завидую. Всем этим прохожим, которые гуляют себе в панамках, закусывают, прохладительные напитки дуют. Да хоть бы и просто воду… Господи, как же жарко!

* * *

Хаим успел нажать педаль тормоза ровно за секунду до того, как его автомобиль на скорости в восемьдесят километров врезался бы во впереди идущую машину. Хорошо, что, даже спеша, Хаим умудрялся никогда не превышать допустимой скорости.

Что такое? Пробка на бульваре Голды Меир? В такой час?

Еще не до конца выйдя из задумчивости, Гольдман недоуменно и сурово посмотрел на шофера. Пробка росла. Кто-то самый нетерпеливый уже требовательно просигналил сзади. Зрачки Гольдмана зло сузились. Но при чем же здесь он, Хаим? И что он может сделать?

К счастью, со стороны начала пробки между машинами уже пробирался военный. Хаим машинально отметил про себя, что это рядовой, совсем молодой парень, но держится прекрасно.

Время от времени рядовой спокойно и властно наклонялся к водителям стоящих в пробке машин и что-то объяснял двумя-тремя фразами. При этом висящий на его плече автомат постоянно съезжал, но это не казалось смешным, солдат поправлял оружие уверенным, привычным жестом.

— Просигналь.

Услышав голос начальника, Хаим вздрогнул, но, повинуясь, немедленно нажал на клаксон.

Гольдман кивком разрешил открыть окно, когда солдат пробрался к ним между двумя стоящими впереди автомобилями.

— Подозрение на террористический акт. Бесхозная машина впереди, прямо по пути вашего следования. Вы на безопасном расстоянии, оставайтесь на месте и сохраняйте спокойствие. Саперы прибудут с минуты на минуту.

Произнеся все это, военный собирался двинуться дальше, но Гольдман молча сунул ему в нос свое удостоверение.

Потеряли не менее пятнадцати минут. Пока утрясли вопрос с начальством того солдата, пока при помощи военных и полиции выбирались на тротуар, объезжали пробку переулками. Хорошо, что выехал пораньше. Водители прочих авто с завистью глядели на то, как одного из них в спешном порядке вызволяют из общего плена. Какой-то мужчина в светлом костюме покинул свой автомобиль и пытался что-то объяснить непреклонному солдату. Но явного возмущения никто не выражал.

Да, это Израиль. Будут стоять столько, сколько прикажут. И никто не пикнет. Привыкли. Здесь, если хочешь чувствовать себя хотя бы в относительной безопасности, нужно подчиняться строжайшей дисциплине. Любой подозрительный предмет вызывает опасения. И тогда вызывают специалистов. И образуются пробки. И все молчат и терпят. Война. Постоянная война. Ставшая привычной, как утреннее бритье.

Гольдман откинулся на сиденье и зло вынул из пачки очередную сигарету.

«Да сколько же можно нянчиться с этими арабами?! К черту это мнение мирового сообщества! Давить их всеми доступными и недоступными способами. Вплоть до атомного оружия», — таково было второе и главное, непоколебимое убеждение Эмиля Гольдмана.

* * *

На совещание он все-таки опоздал. Минуты на три. Остальные полтора десятка сотрудников уже были на месте. Шеф глянул на Гольдмана с неудовольствием, но, словно сразу забыв о его не пунктуальности, снова углубился в изучение каких-то бумаг. Гольдман занял свое место за столом. Сидевший напротив Марк Горовиц подмигнул ему, и сделал преувеличенно страшные глаза. Шут. Нужно быть очень хорошим мастером своего дела, чтобы с таким характером тебя терпели в «Лакаме».

Впрочем, Гольдман знал, что многие, если не все, сотрудники их ведомства за глаза подшучивали как раз над тем, что он, например, всегда слишком мрачен. Да черт с ними! Чего в военно-промышленной разведке особенно веселиться?

Гольдман отвернулся, сделав вид, что не заметил гримасы Горовица.

Между тем, шеф вдруг резко отодвинул от себя бумаги и заговорил. Эта странная нервозность так была не свойственна ему раньше, что кое-кто за столом невольно вздрогнул.

— Сегодняшнее совещание я хочу начать с неприятного, трагического сообщения. Несколько минут назад на бульваре Голды Меир произошел крупный террористический акт. Взорвалась машина, начиненная взрывчаткой. Погибли несколько военнослужащих.

«Значит, все-таки рванула», — равнодушно подумал Гольдман. Странно, ему почему-то казалось, что на этот раз тревога окажется ложной, проверят и оттащат эту самую машину на полицейскую стоянку. Пусть балбес-хозяин потом объясняется и штрафы выплачивает.

— Ну, а мы тут при чем? — Гольдман по привычке потянул руку в карман за сигаретами, но вовремя спохватился и вынул носовой платок. Утер пот. — Давайте вся разведка строем отправится на улицы Иерусалима помогать армии и полиции в их нелегком труде.

Горовиц хохотнул, но немедленно осекся под мрачным взглядом шефа.

— Очень смешно, — теперь шеф смотрел не на Марка, а на него, Гольдмана. — А вам не кажется, Эмиль, что задача «Лакама» как раз и состоит в том, чтобы помогать и армии и полиции, в общем — всему Израилю?

Гольдман внутренне подобрался. Ох, неспроста все эти общие фразы, красивые слова. Неужели что-то сдвинулось, начинаем, наконец, настоящее дело? Ну, ну, дальше.

Шеф продолжал все тем же официальным тоном:

— Нельзя не признать, что к нынешнему, тысяча девятьсот восемьдесят третьему году «Лакам» добился значительных успехов. Это так. Но в свете последних событий в Ливане, в свете того, как активизировались наши постоянные противники… Ну же, говори!

После паузы шеф, наконец, произнес ровным голосом:

— Я уполномочен сообщить вам совершенно секретную информацию. Израиль принял судьбоносное решение о создании собственной атомной бомбы, как оружия возмездия.

Сидящий напротив Гольдмана Горовиц увидел, как его визави выпрямился. В глазах Эмиля появилось невыразимое, почти животное удовлетворение. Горовиц вспомнил, что однажды во время охоты видел такие же глаза у таксы, вцепившейся в горло лисе.

* * *

Выйдя после совещания из кабинета шефа, Гольдман подошел к выходящему на внутренний двор и потому открытому окну, и с жадностью закурил.

Наконец-то. Табачный дым позволял сконцентрироваться и подумать.