Книга Сокровище князей Радзивиллов - Ольга Тарасевич

Надо потерпеть! Потерпеть, открыть душу Господу, умоляя о милости и снисхождении…

«Господи, Господи, за что столько боли посылаешь ты рабу своему Доминику? Мне приходится хуже, чем дворовому щенку, чем любому крестьянскому мальчишке. У тех ведь мать имеется близко. Кажется, все можно было бы отдать, лишь бы перекинуться словечком с матушкой! Только ее по-прежнему не пускают в Несвиж. – Мальчик всхлипнул, вытирая заструившиеся по щекам слезы. – Уж несколько лет минуло, как довелось видеть добрые глаза и ласковую улыбку ее. Несколько долгих лет! А опекун все еще непреклонен: раз матушка вышла замуж, то нет ей больше дороги в Несвиж»[9].

Перед глазами Доминика возник испещренный чернильными строками белый лист бумаги, и отчаяние стиснуло горло.

«Получил письмо от княгини Турн-Таксис, которая вышла замуж за Казановского, грубого дурака польского, печально известного тем, что даже слова по-французски не может вымолвить. Я отказал ей в просьбе вернуть единственного сына, а также заметил, что считаю дальнейшее их общение не имеющим никакого смысла и практической пользы для мальчика», – написал недавно своей дочери князь Михаил. Написал, но отправить не успел, письмо так и осталось лежать на массивном резном столе в библиотеке. Любопытство оказалось сильнее хороших манер, а потом ледяное отчаяние больно ударило в сердце: опять не выйдет свидеться с мамочкой, опекун по-прежнему жестоко отказывает в такой малости…

«Господи, я понимаю: наверное, вряд ли меня отдадут моей матушке насовсем. И еще неизвестно, обрадовался бы ее новый муж такому событию. Но я очень соскучился по ней. Кажется, вот если только на минутку она меня обнимет своими нежными руками – и сразу сделается легче, и все потом можно будет вынести: и князя Михаила, и уроки эти нуднейшие. Я многому научился уже: скакать на лошади, из ружья палить, да и латынь та же уже почти понятна мне. Матушка видела меня совсем маленьким. Вот если бы ей дозволили хотя бы иногда приезжать в замок! Хотя бы иногда – только об этом просить и умолять я осмеливаюсь». – Доминик вздохнул и истово закрестился.

Все, молитва кончена, на душе стало легко и светло. Вот теперь Господу все известно: и о тяжкой разлуке с матушкой, и о желании свидеться. Конечно же, он не откажет в этой просьбе. Бог сотворил целый мир – значит, прекратить разлуку сына с матерью для него и вовсе не сложно.

Перекреститься на алтарь, преклонить колени перед выходом из костела – и можно отправляться в замок. Он недалече. Надо только обогнуть высокую дозорную башню красного кирпича с белыми ставенками, пройти через парк с по французской моде постриженными деревьями, миновать озеро, берега которого заросли ивами с серебристыми листочками. А там уже и мост через крепостной ров, белоснежная высоченная арка, ведущая на внутренний двор. Авось учителя не приметят, и получится тайком проскользнуть на конюшню. Там так интересно! В центре конюшни лежит большой ковер, а вдоль него расставлены курительницы, из которых поднимается вверх легкий ароматный дымок, заглушающий запах навоза. Вокруг – ни соринки, ограды стойл искусно выкрашены краской, многие гости даже решают, что ограды те – из красного дерева. Но, конечно, главное богатство – это кони, вычищенные, холеные, чистейших кровей. Так здорово угощать их яблоками! Лошади доверчиво берут теплыми губами сочную мякоть с ладони, с удовольствием хрустят – а потом смотрят прямо в глаза, благодарно, нежно…

Как же не хватает, ужасно не хватает вот этого, самого главного, нежности и любви! Поэтому и ласка ищется – от животных, от слуг, а больше не от кого ведь. Отца так уже и не вспомнить, младенцы всего полутора месяцев от роду (а ровно столько было, когда батюшка преставился), наверное, памяти еще никакой не имеют. Матушкино лицо тоже уже все больше расплывается в дымке воспоминаний, отдаляется, теряет четкость. Зато постоянно искривленные недовольством черты опекуна, как назло, так и стоят перед глазами…

– Панич! Панич, иди сюда, я драников[10]нажарила!

Звонкий голос кухарки, полной добродушной Марыси с вечно красным от кухонного жара лицом, прервал мысли мальчика. И Доминик живо проскользнул на кухню, забрался туда прямо через небольшое узкое окошко, расположенное возле самой земли.

– Панич ноги себе когда-нибудь переломает! – заворчала Марыся, с беспокойством оглядывая гостя. Быстрыми ловкими движениями она расправила расшитую золотым кружевом белоснежную сорочку мальчика, выбившуюся из-под слуцкого пояса[11], а потом неодобрительно покачала головой: – Что это панич себе надумал, через окно прыгать, лестниц и дверей как будто бы нет в замке! А худой, а бледный, а растрепанный, Матка Боска! Садись скорее за стол!

Дважды повторять не потребовалось. Доминик уселся на лавку, схватил румяный поджаристый драник, макнул его в сметану из красивой глиняной крынки и отправил в рот.

Объедение, натурально, совершенное объедение! Не успеешь прожевать – а рука уже тянется за другим и еще за одним…

– Вот это еда! – с набитым ртом прошамкал мальчик и мотнул головой, отбрасывая с лица пряди длинных светлых волос. – Как вкусно! А на наши обеды как принесут всяких перепелов в соусах, пока откушаешь их – намучаешься, мелкая птица, острая кость.

Расхохотавшись, кухарка налила молока, пододвинула кубок к мальчику и покачала головой:

– Ты как твой дядя! Все по-своему норовишь сделать! Шляхтичи готовы горло друг другу перегрызть, только бы получить приглашение на обед в замок. Панский повар не абы где, а в Варшаве учился. А тебя блюда не устраивают! Зато то, что для слуг сготовлено, – за обе щеки уплетаешь. Сумасброд, как и дядя твой!

– Который дядя? Пан Коханку?

– А кто ж еще! Кому закон был не писан?! Помню, он медведя приказывал на трапезу прямо в замок приводить. Вот переполоха здесь случилось! Ужас: девки визжат, гости смеются, медведь ревет.

Доминик изумленно вскинул светлые брови. Мишку? Приказали завести в замок? Того, который все еще сидит на заднем дворе в специальной яме? Иногда медведя выпускают, на потеху гостям, и начинают дразнить. Но он же злющий! Так и норовит задрать зазевавшегося гостя; слуги едва поспевают оттащить разъяренное животное. Куда такого в замок-то?

Марыся обиженно поджала губы:

– Не веришь ты! Твой дядька еще не такое выкидывал! Помню, гостей понаехало в Несвиж, бал устроили. А жара стояла – ну пекло. Дамы и рады бы танцевать, да душно, мочи нет, все веерами обмахиваются. Пан Коханку тут дамам и говорит: «Хотите верьте, хотите нет, а вот завтра зима у нас будет. Не сойти мне с этого места, коли не станем по снегу на санях кататься!»