Книга Черновик беса - Иван Любенко

Зарегистрировав постояльцев, услужливый портье протянул ключи. За четыре рубля Ардашевы сняли самый дорогой номер с большой кроватью и прекрасным видом из окна. Ещё рубль пришлось отдать горничной за приготовление двух горячих ванн[1] . Уставшие с дороги, супруги быстро попали в объятия Морфея.

Глава 3. Новороссийск

Ардашевы проснулись около восьми, когда под самыми окнами отеля торговец фруктами принялся кричать во всю силу своих лёгких: «Персики, абрикос, инжир, персики, абрикос, инжир!».

После лёгкого завтрака в ресторане супруги заказали билеты до Сочи и через полчаса их принесли прямо в отель. Первый класс обошёлся почти в двадцать три рубля. Теперь можно было и прогуляться по городу. «Батум» отходил в четыре часа пополудни с остановками в Геленджике, Джубге, и Туапсе. Прибытие в Сочи ожидалось ранним утром следующего дня. Ни в один из портов «Батум» не заходил, останавливал машины на рейде (правда, в светлое время суток и в тихую погоду суда с малой оснасткой вполне свободно приставали к Туапсинскому молу).

Новороссийск днём выглядел не таким чистым и ухоженным, каким показался ночью. Оказалось, что только центральные улицы вымощены речной галькой или отсыпаны щебнем. Около дверей бесчисленных кофеен крутились греки, армяне, турки и грузины. С утра до вечера они пили турецкий кофе, обсуждали местные новости, играли в кости прямо у дверей и иногда тут же заключали взаимовыгодные сделки.

— Почти как в Константинополе, — указывая на мужчин, воскликнула Вероника Альбертовна.

Клим Пантелеевич улыбнулся и кивнул в ответ, хотя в целом, город напоминал, скорее, Ставрополь. Те же одноэтажные дома, широкие улицы, городовые на перекрёстках, полное отсутствие таксомоторов и множество садов. Но в отличие от степного Ставрополя здесь было море. Оно не только кормило горожан, но и являлось главной внешней артерией южной части империи. А родной город Ардашева, к сожалению, находился на своеобразном транспортном отшибе, и железнодорожная ветка, подведённая к нему, представляла собой тупиковый отросток Владикавказской железной дороги.

У входа в Городской сад на тумбах пестрели ярко-красные афиши «Опереточной труппы Альберта Фукса», приехавшей на гастроли из Москвы. Представления проходили в летнем театре по пятницам, субботам и воскресеньям.

В газетном киоске присяжный поверенный купил «Новое время» и две местные газеты. Лёгкий, едва заметный утром ветерок усилился и уже грозил сорвать головные уборы, а потому супруги поспешили зайти в ближайшее кафе.

Две чашки кофе, бутылка сельтерской, эклер и кусочек торта улучшили настроение.

Наслаждаясь любимым напитком, Ардашев принялся просматривать новости. Пятикопеечная «Черноморская газета» рассказывала о закладке новых виноградников в окрестностях Новороссийска. По словам автора статьи, местные высокие сорта вин — сотерн (семильон), каберне и рислинг — ничем не уступали заграничным, а здешнее шампанское завоёвывало всё большую популярность в России. «Только за прошлый год из имения Абрау-Дюрсо в Петербург было поставлено 117 800 бутылок и 46 750 в Москву. На заводе воздвигнуты казармы для сезонных рабочих, сооружена водокачка, действует больница, церковь, построены квартиры для служащих. Тоннели и подвалы, вырубленные в каменных скалах, вмещают до 200 000 вёдер вина»… Газета «Черноморское побережье» сообщала о подключении к электричеству новых улиц губернского Новороссийска. Отмечалось, что «это стало возможным только благодаря строительству электростанции». Отложив местную прессу, Ардашев взялся за столичное «Новое время». Но стоило ему открыть вторую страницу, как лицо адвоката помрачнело, и середину лба разрезала напряжённая морщина.

— Что-то случилось, Клим? — негромко спросила Вероника Альбертовна. — Ты чем-то огорчен?

— Да, вот послушай: «В минувшую среду, 26 июня, около восьми часов вечера в редакции «Петербургской газеты» произошёл пожар, в результате которого погиб первый секретарь Сырокамский П.П. Как сообщают очевидцы, из-за починки электрических проводов в тот вечер было отключено освещение на всей улице. О планируемом ремонте объявили заранее. Имея неотложные дела, первый секретарь издания решил воспользоваться фотогеновой лампой, однако из-за неисправности она взорвалась и причинила пострадавшему смертельное поранение (по словам полицейских, её металлические осколки найдены как в сгоревшем трупе, так и на месте пожара). Кроме того, огонь уничтожил многие рукописи авторов, приготовленные к изданию. Редакция «Нового времени» приносит свои искренние соболезнования семье погибшего и всем коллегам «Петербургской газеты».

— Сырокамский, получается, помогал Толстякову?

— Да. Первый секретарь — это помощник редактора Аверьяна Никаноровича Кривошапки. На нём вся газета держалась. Работа с верстальщиками, авторами, репортёрами, общение с властями… С тех пор как Сергей Николаевич увлёкся написанием «Истории танца» вся ежедневная рутина легла на Сырокамского. Кривошапка не очень-то утруждал себя заботами. Сам Толстяков, числится главным редактором. Он оставил себе для всего два вопроса: распределение прибыли и окончательное решение по новым авторам, печатать или нет. Рукописи ему присылает Кривошапка по почте. Но согласись, какая нелепая смерть! И за что ему так? А ведь неплохой был человек. Помню, как-то привёз ему тетрадку первого сборника своих рассказов, а он, не то чтобы отделаться от меня и выпроводить скорее, а наоборот — усадил, предложил чаю. А сам, тем временем, всё глазами бегал по строчкам. Минут через десять оторвался от бумаги, улыбнулся и говорит: «Мне нравится, как вы пишите. Я бы с большим удовольствием уверил вас, что мы эти рассказы напечатаем в ближайших номерах. Но, к сожалению, моё слово здесь не первое. Всё зависит от главного редактора. А он у нас слишком большой привереда и считает, что все должны писать как Толстой, Чехов или Горький». А потом пожал плечами и добавил: «Со своей стороны могу обещать одно: озвучу начальству свою положительную рецензию. А там уж, что скажет Сергей Николаевич. Но вы позвоните мне через недельку-другую. Думаю, к этому времени всё будет ясно». А когда я позвонил, и он мне с радостью сообщил, что уже к концу месяца выйдет мой первый рассказ. Вот так…Очень жаль, что не стало Петра Петровича. Хочешь не хочешь, а невольно подумаешь, что кто-то там, на самом верху, уже давно за всех всё решил: кому на этом свете оставаться, а кому пора отходить в мир иной…А мы тут крутимся, суетимся, бегаем как муравьи и не знаем, что в любой момент наши минуты на этой земле могут оказаться последними.

— Ой, Клим, не пугай… Хорошо, что я велела Варваре отправить Толстякову телеграмму о нашем приезде. А то, глядишь, и разъехались бы. Мы в Сочи, а Сергей Николаевич — в столицу на похороны.