Книга Грешные музы - Елена Арсеньева

Великий Серж принял Ольгу благосклонно. Он сразу уловил в ней великосветский шарм, который придает танцовщице такой изысканный аристократизм на сцене и которым, между прочим, отличалась и его любимая балерина – Тамара Карсавина. Правда, по сравнению с Тамарой Ольга была немножко пресновата, не обладала тем внутренним огнем, которым блистала La Karsavina, как называли Тамару французы. Но уж это бесспорно: Ольга – «девушка из хорошей семьи», отличается великолепными манерами и прелестно смотрится на сцене.

Несколько позднее выяснилось, что, кроме шарма и манер, у Ольги еще имелся весьма твердый, решительный, упрямый характер. Впрочем, это только усиливало ее работоспособность и позволило стать танцовщицей старательной и дисциплинированной, приобрести хорошую технику. Однако она никогда не была примой и, не считая нескольких сольных партий, выступала обычно в кордебалете.

Словом, Ольга Хохлова считалась в труппе Дягилева одной из многих, и, честно говоря, Сергей Петрович понять не мог, почему именно на нее до такой степени запал скандальный бабник Пабло Пикассо. Но если посмотреть на все с другой стороны, Сергей Петрович вообще не мог похвастаться знанием женщин, в отличие от того же Пикассо. А Пабло моментально подружился со всеми девушками из труппы Дягилева, гастролировавшей в Италии, и с гордостью писал из Рима своей давней приятельнице и почитательнице Гертруде Стайн: «У меня 60 танцовщиц. Ложусь спать поздно. Я знаю всех женщин Рима».

Как же он вообще оказался в русском кругу, этот испанец, который всю жизнь мечтал сделаться французским гражданином, но тщательно скрывал это от всех, и который в конце концов остался истинным citoyen du monde, гражданином мира?

Пикассо к этому времени был уже известен в Европе. А, между прочим, русские философы, критики и коллекционеры оценили его творчество в числе первых. Еще когда Пикассо обитал на Монмартре вместе с Фернандой Оливье, в 1909 году, его картины начал приобретать знаменитый Сергей Щукин, сделавший себе состояние на производстве и торговле мануфактурой и щедро тративший его сначала на полотна французских импрессионистов, а потом и фовистов.[3] «Первый фовист» Анри Матисс и познакомил Щукина и Пикассо. К 1917 году в коллекции Сергея Ивановича было уже более пятидесяти полотен художника – испанского француза или французского испанца, кому как больше нравится. Кстати, в период с 1908 по 1914 год Пикассо смог выбраться из нужды, в которой прозябал на Монмартре, и буржуазно, почти роскошно зажить на Монпарнасе именно благодаря деньгам Щукина, щедро платившего за полотна, на которые никто из знатоков живописи еще и смотреть не хотел. (К слову, после Октябрьской революции, когда и дом, и коллекция Щукина были в России национализированы, а сам он остался во Франции, он с великим благородством оценил эту трагическую и безусловно разорительную для себя ситуацию: «Я собирал не только и не столько для себя, а для своей страны и своего народа. Что бы на нашей земле ни было, моя коллекция должна оставаться там».)

Тогда, в 1914 году, русский философ Николай Бердяев и искусствовед Яков Тугендхольд изучали и анализировали творчество Пикассо, отмечая в нем трагическое начало и самоотверженный поиск художником абсолюта. Поэтому культурнейший из своих современников человек – Сергей Дягилев и решил привлечь Пикассо к совместной работе.

Пабло в это время было 36 лет, и он был одинок. Роман с Фернандой остался далеко позади, а сменявшие ее женщины надолго в жизни Пабло не задерживались…

Кстати сказать, «двусмысленный» Макс Жакоб оказался совершенно прав, предсказав, что Фернанда Оливье сама уйдет от любовника.

Дело в том, что эта парочка не слишком-то хранила друг другу верность. Само собой, Пикассо не пропускал ни одной юбки, но и Фернанда задирала свою то перед Марио Шенье, то перед Роже Карлом. А тут вдруг она влюбилась в умного и приятного молодого художника Убальдо Оппи. По «случайному» совпадению Пикассо, которому уже несколько приелись рубенсовские формы Фернанды, именно в это время увлекся волнующей худышкой Марсель Юмбер (настоящее ее имя Ева Гуэль) по прозвищу Куколка.

Фернанда узнала об этом и призадумалась. Она понимала, что ни один из художников не способен будет обеспечить ей такую роскошную жизнь, какую обеспечил Пабло. Но в то же время она безумно жаждала близости с Убальдо… Тогда Фернанда придумала ход, который показался ей блестящим: она почти демонстративно убежала к Убальдо и спешно принялась с бешеным темпераментом удовлетворять свою страсть, ожидая громового стука в дверь и появления распаленного ревностью Пабло, который примчится, чтобы вернуть ее домой. И она, само собой, вернется… Однако ожидание затянулось сверх всякой меры, и в конце концов Фернанда поняла, что ее уловка, старая как мир, кончилась провалом. Пикассо после отбытия подружки вздохнул с облегчением и… перевез к себе домой тоже от любовника, но не Фернанду, а Еву-Марсель, Куколку.

Не то чтобы Фернанда умирала с горя… однако Убальдо ей моментально надоел. И как любовник он оказался слабоват, и денег у него не было, не говоря уже о таланте. Поняв, что возврата к Пикассо не будет, Фернанда разыскала прежнего приятеля Роже Карла и прожила с ним двадцать лет.

И вот наступил 1917 год. В Риме темпераментный Пикассо вдруг увидел голубоглазую, нежную, как подснежник, русскую балерину Ольгу Хохлову… и остолбенел. И растерял весь свой темперамент. Хотя, по мнению всех его друзей, Ольгу никак нельзя было назвать личностью, внешне примечательной. Некоторые даже считали ее откровенно бесцветной и скучной. Впрочем, ярких красок и темперамента хоть отбавляй было у Пабло.

Ему исполнилось тридцать шесть, и, скорее всего, ему, как многим мужчинам, просто надоело, что называется, таскаться… Вступать в случайные связи то есть надоело. Именно приличность, скромность, ординарность и обыденность Ольги и показались ему невероятно экзотичными. К тому же Пабло устал от разрывающих его творческих терзаний, от бесконечных поисков чего-то неведомого, от внутреннего одиночества. Он увидел в Ольге оазис спокойствия, тихую гавань, где мог бы пристать и отдохнуть его «Летучий голландец».

Кроме того, Ольга была русской, Пикассо по духу своему никогда не переставал быть бунтарем, мятежником, революционером. И страна, вставшая вдруг с ног на голову, страна, где происходили революционные события, привлекала его необыкновенно.

В данном случае не имело никакого значения, что саму Ольгу (дочь царского офицера!) революционные события пугали до отвращения. Пикассо начал учить русский язык, перемежая любовные слова к своей избраннице пылкими лозунгами на тему «Долой самодержавие!».

Да ведь и вся атмосфера дягилевской труппы, его постановок отличалась истинно революционной чувственностью! Пикассо дружил с самим Сергеем Петровичем, с Бакстом, со Стравинским, потрясшим его и манерой одеваться, как настоящий денди, и, главное, гениальной музыкой. Обычно Пикассо твердил с упорством невежды, что презирает любую музыку, кроме фламенко, но он был потрясен «Весной священной». Ольга казалась ему восхитительной славянкой, дикаркой, вроде тех, которые кружились в вихре музыки Стравинского… Ну и Пабло радостно, восторженно закружился вместе с ней.