Книга Хождение по квадрату - Рид Фаррел Коулмен
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Служба студенческих консультаций.
Лечащий психолог: Майкл Блум, доктор философии.
Пациент: Малоуни, Патрик М., идентификационный № 077-65-0329.
Файл № 56-01-171.
Запись сеанса 11–18 ноября 1976 г.
ПМ: Добрый вечер, доктор Блум.
МБ: И вам того же, Патрик. Вы выглядите напряженным.
(Пациент молчит около двух минут)
ПМ: Извините.
МБ: Извинить? За что?
ПМ: За то, что не говорю.
МБ: Иногда молчание бывает красноречивее слов. Так о чем вы думаете, когда молчите?
ПМ: Ни о чем.
МБ: Ладно, это честный ответ. На прошлой неделе вы обмолвились, что, возможно, захотите когда-нибудь стать писателем.
ПМ: Думаю, стоит попытаться.
МБ: Хорошо. Давайте сейчас и попробуем. Представьте: вы сидите в моем кресле и смотрите на героя, которого вы играете. Он не разговаривает. Напишите или скажите мне, о чем он думает, Патрик. Что творится в его голове?
(Молчание в течение одной минуты)
ПМ: Он напряжен. Он не знает правил.
МБ: Эти правила важны?
ПМ: Всегда.
МБ: Всегда?
ПМ: А как бы иначе он узнал?
МБ: Узнал что?
ПМ: Как быть хорошим пациентом.
МБ: Для вашего персонажа важно быть хорошим?
ПМ: Важнее всего остального. Что может быть важнее этого?
Мне кажется, я не уловил момент, когда пропало мое романтическое отношение к снегу. Таков уж удел любых романтических представлений, не правда ли? Я вспоминаю, как смотрел на снег из окна моей комнаты и думал, что чертовски трудно будет передвигаться. К счастью, я уже обхожусь без костылей, но и с тростью ходить нелегко. Попробуйте как-нибудь сами. Телефонный звонок прервал мое раздраженное созерцание этого явления природы.
— Я нашел ее! — Арон — обычно эмоций в нем не больше, чем в свинцовой чушке, — изверг мне в ухо море возбуждения.
— Хорошо. Я знал, что это ты ее потерял.
— О чем это ты?
— О металлической расческе, которую я одолжил тебе, когда мне было двенадцать.
— Заткнись ты! — заорал он (так всегда бывает при упоминании этой расчески). — Не брал я твою проклятую…
— Ладно, ладно, извини, — сказал я. — У меня плохое настроение.
— В чем дело, опять колено?
— Ну да. Значит…
— Значит, — повторил он. — Ну и что?
— Вот это мило! Ты мне звонишь, не забыл?
— Точно. Слушай, я нашел для нас замечательный магазин.
— Я весь внимание.
Он был почти прав. Магазин был превосходным. Он находился в северном Вестсайде, в Манхэттене, на Колумбия-авеню, двумя кварталами севернее Музея естественной истории. Эта территория, по сведениям Арона, очень высоко котировалась в качестве будущего злачного заповедника. Арендная плата для Манхэттена небольшая, есть возможности для развития. Владелец винного магазина желал продать нам оборудование за гроши.
— Ты не понимаешь? — рявкнул Арон в ответ на мое молчание. — Нам не придется немедленно вкладывать большую часть капитала в строительство. Это дает два преимущества. Во-первых, мы сможем выделить больше денег на закупку товара. Во-вторых, это дает нам время, чтобы заполучить собственных надежных клиентов, обслуживая прежних покупателей.
Наконец я заговорил:
— Сколько?
Он захмыкал и забормотал, прокашлялся и выложил новость. Да, предложение было великолепное, но нас отделяли от коммерческого счастья несколько тысяч долларов.
— Ты уверен, что Мириам нам не поможет? — спросил он, имея в виду нашу младшую сестру.
— Не она, — в сотый раз объяснил я. — Она бы помогла.
— Знаю, знаю, — согласился он, — это Ронни. И зачем только она вообще вышла за него замуж?
— Она любит его. Он красивый. Он заботливый, и он доктор.
— И только-то? — пошутил Арон. — Слушай, этот парень готов дать нам еще несколько недель, чтобы мы выпутались с деньгами. Дай мне знать, если тебе что-нибудь придет в голову. Целую.
Кое-что мне действительно пришло в голову: выпрыгнуть из окна. Но снега выпало недостаточно, чтобы смягчить падение. Печальные известия вкупе с хронической болью наводят человека на странные мысли. Единственная роскошь, которую я в моем нынешнем положении мог себе позволить, — это размышлять. Со времен учебы в колледже я нечасто это делал. Нет, я не хочу сказать, что полицейские тупые или вообще не думают. Просто стоит втянуться, и работа для рядового полицейского становится рутинным делом, где все зависит от быстроты реакции и силы. Боль пробудила давно молчавший внутренний голос. Но тут раздался еще один звонок.
— Ну, как колено? — радостно прохрипел Рико Триполи.
Рико Триполи был самым старым моим приятелем в Управлении. Мы в один год закончили академию, но там знакомы не были. Когда после стажировки нас определили в полицейский участок 6–0 на Кони-Айленде, мы с Рико сразу сошлись, потому что оба были бруклинскими парнями без всякой «лапы»: ни влиятельных дружков, ни родственников — никого, кто способен выбить доходное местечко или помочь в трудной ситуации… Так вот, мы оберегали друг друга. И до сих пор это делаем. Даже после того, как шесть лет назад разошлись по разным местам, встречаемся за обедом пару раз в месяц.
— Колену было бы легче, если бы не приходилось вставать и отвечать на проклятые телефонные звонки. Как дела?
— Потихоньку, — сообщил он.
— Как поживает Специальное подразделение по борьбе с автомобильными преступлениями?
— Я поймал за хвост удачу! Мы работаем над одним делом — сущий трамплин для продвижения по службе. Через год, — похвастался Рико, — буду полировать золотой жетон!
— Фиг ты от них получишь. При таком бюджете город не сделал бы тебя детективом, даже если бы ты расследовал дело о похищении ребенка Линдберга или решил загадку Сфинкса.
— Поглядим.
— Давай жди. Послушай, приятель, насчет обеда, я…
— Я тебе звоню по другому поводу, — перебил Рико. — Кстати, жена номер два вполне спокойно относится к мысли пойти куда-нибудь поужинать.
— Почему бы и нет? Ты ведь ее встретил на какой-то вечеринке.
— Верно, я тогда был еще женат на жене номер один.
— Вот-вот. Ладно, что там у тебя?
— Как у тебя и твоего лысого братца обстоят дела с наличностью?
