Книга Сюрприз под занавес - Галина Гордиенко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Кормить Динку при полнейшем отсутствии аппетита; кормить Крыса и попутно стыдить за обжорство и попрошайничество.
Извиняться перед соседями слева. Динка по ошибке залетела в их купе с воплем: «Он меня прямо в губы лизнул, мне теперь снова умываться?!»
Отставной военный, сам отец двух малолетних дочерей, выскочил в коридор, засучивая рукава и нашаривая дрожащей рукой несуществующий пистолет — в поисках сексуального маньяка.
Извиняться перед соседями справа. Безобразница Динка запихнула туда Крыса и захлопнула дверь. В результате пожилого пассажира с нижней полки чуть инфаркт не хватил.
Вдруг проснувшись, старик наткнулся взглядом на горбатую морду бультерьера. Крыс мел хвостом, умильно улыбался и ронял слюну. Острейшие белоснежные клыки казались продолжением ночного кошмара.
Бедняга-пассажир заорал так, что перебудил весь вагон и заставил перепуганную проводницу вызвать наряд милиции.
На этом терпение Тамары лопнуло. Она объявила племяннице, что Динка — вылитая мать, и заперла ее в купе. Оставшееся до прихода поезда время Тамара отвечала на вопросы. Как-то:
—разве плохо походить на мамочку?
—на кого похожа сама Тамара?
—а Крыс?
—почему дяденька милиционер кричал на Тамару, а Динке дал конфету?
—почему Тамара сердится?
—к кому они едут и зачем?
—Софа совсем старенькая, еще старее Тамары?
—можно Крысу зубы почистить?
—почему это Крыс не чистит, а Динка должна? Она тоже не станет!
Через полчаса Тамара была твердо уверена: детей у нее не будет. Никогда. А если она забудет о сегодняшней ночи и по глупости обзаведется маленькими паршивцами…
Что делать в таком случае, Тамара так и не решила. И тут же разозлилась на отсутствующего Лешку Сазонова, как на потенциального виновника подобной забывчивости. Правда, замуж выходить за него Тамара никак не собиралась. По крайней мере в обозримом будущем.
Приход поезда на Ладожский вокзал Тамара восприняла как редкий подарок судьбы. И встреча с Софой ее совершенно не пугала.
Старые люди любят поговорить, разве не так? Вот пусть Динка и задает старушке свои бесконечные вопросы!
К семи утра Тамара до такой степени оказалась вымотана, что впала в ступор. Что к лучшему. Зато она не убила сразу же своего случайного знакомого, когда тот предложил помощь.
Проморгавшись, Тамара кое-как пришла в себя. Сунула зеленоглазому в руки невозмутимую Динку и с чувством сказала:
—Если вы посадите нас в такси, я буду вам очень благодарна!
Динка ослепительно улыбнулась слегка оторопевшему парню. Крыс грозно заворчал, он ревновал. Зеленоглазый шарахнулся в сторону: уж очень впечатляющие зубки продемонстрировал бультерьер. Динка хихикнула.
Тамара снова разозлилась: да когда же все это кончится?! Она дернула Крыса за поводок и прорычала:
—Шаг в сторону, и ты без обеда!
Обожавший поесть бультерьер присел на все четыре лапы и поджал хвост. Динка укоризненно посмотрела на тетку и шепнула новому знакомому:
—Вообще-то она не злая.
Зеленоглазый закашлял, пытаясь сдержать смех. Тамара смерила всю троицу убийственным взглядом и помчалась к выходу из вагона. Перед ней маячила заманчивая перспектива провести четверо суток с Лелькиной дочерью.
Она не выживет!
* * *
Тамаре повезло, ждать такси не пришлось. Даже искать не пришлось. Едва зеленоглазый щелкнул в воздухе пальцами, как Тамару с Крысом едва не смели двое крепких мужчин, метнувшихся к будущим пассажирам с дружным воплем:
—Вам куда?
Зеленоглазый вопросительно уставился на Тамару, и она торопливо полезла в сумочку: из головы напрочь вылетело название улицы. Помнилось лишь, что это где-то в центре, недалеко от Московского вокзала.
Тамара вздохнула: жаль, что теперь вологодский поезд приходит на Ладожский. Так бы они с Динкой и пешком добрались. Сумка у них небольшая…
Да где ж эта проклятая бумажка?!
Динка сочувственно наблюдала, как покрасневшая от досады тетка роется в сумке. Крыс опасливо косился на хозяйку и старательно игнорировал окружающих. Зеленоглазый кивнул одному из таксистов и сказал:
—Для начала доставим до места даму с ребенком, а затем вы подбросите меня до Маяковской. Это почти рядом с Невским, меньше квартала в сторону…
Тамара вздрогнула и оставила в покое сумочку. Она вдруг вспомнила адрес. Изумленно посмотрела на неожиданного попутчика и пробормотала:
—Нам туда же…
К ней обернулись все трое: таксист, зеленоглазый и Динка. Даже Крыс задрал голову и выкатил глазки, демонстрируя внимание и прекрасное воспитание, он зарабатывал свой обед.
Тамара застегнула сумку и немного раздраженно воскликнула:
—И долго мы еще будем тут стоять? Я же сказала — нам тоже на Маяковского. Дом семь.
Теперь вздрогнул зеленоглазый. Перебросил Тамарину дорожную сумку через плечо и насмешливо улыбнулся:
—Это судьба, не иначе. Я имею в виду нашу встречу.
Тамара пожала плечами. Динка с любопытством спросила:
—Почему?
—Потому что мне также нужен дом номер семь.
Динка засмеялась и захлопала в ладоши. Тамара угрюмо буркнула:
—Надеюсь, на этом совпадения исчерпываются.
—Если вы не в третью квартиру, то да,— весело отозвался зеленоглазый.
Тамара споткнулась. Она отлично помнила номер квартиры. Ей цифра «три» даже снилась после разговора с матерью. Золотистая пузатая цифра на обитой светло-коричневой кожей двери. Именно так она запомнилась матери.
И квартира на первом этаже. Огромная, профессорская, с вечно зашторенными окнами. В ней и днем горели лампы.
Мама вспоминала: «как проедет трамвай, так пол дрожит».
Но это только в комнатах, выходящих на улицу. А в спальнях и детской всегда тихо, окна смотрят во внутренний двор. Обычный питерский двор-колодец с парой старых деревьев. Серый потрескавшийся асфальт и два жалких обстриженных тополя. Чтобы верхушки не задевали проводов. Мама когда-то играла там.
Это было так давно! Целую вечность назад. Они с бабушкой в последний раз приезжали в гости к Софе, когда маме едва исполнилось десять. Значит… Почти пятьдесят лет назад!
Как странно. Как странно, что этот зеленоглазый едет в ту же третью квартиру на Маяковской. Да еще из Череповца. В одном поезде с ней. И даже в одном вагоне.
Интересно, кто он такой? Родственник Софы? И спешит проститься? Мама сказала — Сонечке осталось жить всего с полгода, у бедняжки совершенно никудышное сердце…