Книга Удивительный мир Кэлпурнии Тейт - Жаклин Келли

После школы мы с Тревисом отправились проведать Носика. Он скорчился в углу клетки и время от времени без особого энтузиазма скреб проволочную сетку. Выглядел он уныло, хотя по броненосцам никогда не скажешь наверняка.

— Что с ним? — спросил Тревис. — Выглядит неважнецки.

— Он дикий зверь, ему не нравится в неволе. Давай его отпустим.

Но Тревис не был готов расстаться с новым питомцем.

— Может, он просто голодный. Червяки есть?

— Как раз закончились.

Это была неправда. Дома у меня была гигантский червяк, крупнее я в жизни не видела, и я приберегала его для своего первого препарирования. Дедушка собирался начать с кольчатого червя и дальше продвигаться от одного типа животных к другому. Я рассудила, что чем крупнее червяк, тем больше его органы и тем легче будет препарировать.

Тем не менее надо было решать проблему Носика. Броненосец — всеядный, живет на земле, а это значит, что он может есть множество разных видов животных и растений. Неохота было выкапывать личинок и без конца собирать муравьев, чтобы обеспечить Носику приличное пропитание.

— Пойдем пошарим в кладовой.

Мы побежали на кухню. Виола, попивая кофе, отдыхала после приготовления завтрака и перед приготовлением обеда. Домашняя кошка Идабель дремала в корзинке у плиты. Виола листала один из маминых женских журналов. Читать и писать Виола не умела, но с удовольствием рассматривала модные шляпки. Одна из шляпок была украшена чучелом райской птички в гнезде из тюля. Одно из крылышек свисало вниз, до самых бровей девушки, на которую шляпка была надета. Совершенно нелепо, к тому же напрасно погублен прекрасный, редкий экземпляр.

— Чего вам? — спросила Виола, не поднимая головы.

— Ну, мы просто немножко проголодались, — сказала я. — Можно поискать чего-нибудь в кладовке?

— Ладно, но пироги не трогайте. Они на ужин, поняли?

— Да поняли мы, поняли.

Мы схватили, что под руку попалось — пару крутых яиц, — и побежали обратно в конюшню.

Носик обнюхал яйца, покатал их лапами, потом разбил скорлупу. Он ел без особого аппетита, непрерывно ворча. Потом снова забился в дальний угол и застыл в прежней, скрюченной позе. Я стала вспоминать, что я знаю о броненосцах. Живут на земле, ночные животные. Значит, весь день спят в норе. А здесь светло и никакого укрытия. Неудивительно, что он недоволен.

— Ему нужна яма в земле, нора, чтобы спать.

— Тут нет норы.

— Если его отпустить, — начала я с надеждой, — он сумеет о себе позаботиться.

— Не могу я его отпустить. Это же мой Носик. Сделаем нору.

Я только вздохнула. Мы огляделись в поисках материала и нашли пачку старых газет и обрывок одеяла, которым протирали лошадей после трудового дня. Мы засунули все это в клетку. Носик тщательно обнюхал приношение и начал старательно рвать бумагу, а потом поволок газеты вместе с одеялом в дальний угол. За пару минут он соорудил что-то вроде гнезда, натянул на себя одеяло и немного повертелся в разные стороны. Потом замер, и из-под кучи газет послышался легкий храп.

— Видишь, — шепнул Тревис. — Теперь он доволен. Какая ты умная, Кэлли Ви. Все-то ты знаешь!

Я даже немножко возгордилась. Может, мы и не зря взяли Носика. (Или Броню?)

Вечером мы пришли к папе за карманными деньгами на неделю. Выстроились в очередь по возрасту перед дверью в кабинет, а он звал нас одного за другим и выдавал по десять центов старшим, а мне и младшим — по пять центов. Логика, в общем-то, в этом была, и я с нетерпением ждала десятицентового возраста. Церемония завершалась советом все сразу не тратить, но мы, по большей части, немедленно отправлялись в лавку и просаживали деньги на леденцы, ириски и шоколад. Папа стремился научить нас беречь деньги, а мы вместо этого учились высчитывать сложные соотношения, стараясь растянуть как можно более сильное удовольствие на как можно более долгое время. Что, например, предпочтительнее: пять коричных леденцов за пенни или три карамельки за два пенни? Кто из братьев согласится поменять большую лакричную конфету на маленькие жвачки? И на сколько жвачек? Непростые вычисления, на самом деле.

Несмотря на это, я скопила двадцать два цента. Они хранились под кроватью в коробке от сигар. Какая-то мышка, по-видимому, нашла коробку привлекательной и прогрызла один из уголков. Надо бы попросить у дедушки новую коробку. Я постучала в дверь библиотеки и услышала обычное: «Входи, коли не шутишь». Сощурившись, дедушка рассматривал что-то через увеличительное стекло, его длинная белая борода слегка отливала желтизной в слабом свете лампы.

— Кэлпурния, зажги, пожалуйста, еще одну лампу. Это, кажется, Erythrodiplax berenice, или морская стрекоза. Единственная стрекоза, которая любит соленую воду. Но откуда она здесь взялась?

— Не знаю, дедушка.

— Ну конечно, не знаешь. Это был риторический вопрос, ответа не требуется.

«Зачем тогда спрашивать», — чуть не выпалила я. Но это было бы дерзко, а я никогда не дерзила дедушке.

— Странно, — продолжал он. — Обычно этот вид не встречается так далеко от прибрежных соляных болот.

Я принесла лампу и встала у него за плечом. Мне нравилось бывать в этой комнате, заполненной массой интереснейших вещей: тут стояли микроскоп и телескоп, хранились засушенные насекомые и ящерицы, заспиртованные животные, был тут и глобус, а еще — яйцо страуса, верблюжье седло, похожее на скамеечку, шкура черного медведя с оскаленной пастью — как раз подходящего размера, чтобы ловить внучек за ногу. И книги, груды книг, ученые труды в тисненых золотом потертых сафьяновых переплетах. И на почетном месте, на специальной полке — пузатая бутыль с Sepia officinalis, каракатицей, которую много лет назад прислал дедушке великий человек, сам мистер Чарлз Дарвин, перед которым дедушка преклонялся. Чернила на картонной этикетке выцвели, но кое-что можно было разобрать. Дед ценил этот подарок больше всех других предметов своей коллекции.

Он поднял голову, принюхался и спросил:

— Почему от тебя воняет, как от броненосца?

Ничего от него не скроется. По крайней мере, если это про Природу.

— Мне кажется, вам лучше не знать.

Такой ответ его позабавил.

— Броненосцы — их еще называют армадиллы, от испанского названия, которое означает «малыш с броней». Первые немецкие колонисты называли его Panzersclowein, «бронированная свинья». Мясо у броненосца светлое и, если его правильно приготовить, вкусом и текстурой напоминает свинину. Во время войны мы иногда готовили вкуснейшее блюдо из броненосца, конечно, если его удавалось поймать. Тогда они редко встречались, только иногда забредали в нашу часть света из Южной Америки. Дарвин неплохо изучил броненосцев, называл «милыми маленькими зверьками», но никогда не пытался их приручить. Хотя они редко кусаются, питомцы из них никудышные. Взрослые особи живут сами по себе, у них нет социальных связей, поэтому им ни в малейшей степени не нужно общество человека.