Книга Быть киллером - Артемий Люгер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мы сидели в его двухкомнатной квартире на кухне, уставленной какими-то бытовыми электроприборами не всегда понятного мне назначения.
— Это ты так удачно свою коммуналку обменял? — спросил я, вертя в руках навороченную японскую мобилу.
— Фуфло это, а не квартира, — сказал Лёха. Скоро продам, куплю особнячок. Присмотрел тут особнячишко в Стрельне. А, может, буду строить по своему проекту. Да ты закусывай, не тушуйся.
— Да я бы наклонился, — вернулся я к Лёхиному вопросу, да вот места такого найти не могу.
— Это ты-то? — сказал Лёха, — С твоей специальностью?
— С какой специальностью, — не понял я, — с десятью классами и долбаным Афганом? Или ты про один, к тому же не законченный, курс финансово-экономического?
— Да шёл бы твой финансово-охренический в жопу, — сказал Лёха, заев четвёртую стопку маслиной и зажевав сервелатом, — я про настоящую специальность, конкретную — снайпера.
— По голубям стрелять? — сказал я, — Это же Ленинград, тьфу ты! — Петербург. Ни лисицы, ни куницы, на одного лося очередь из десяти желающих. Да и какой из меня охотник.
— Охотники в Сибири, — сказал Лёха, — белке в глаз стреляют или в Африке на сафари, куда нам задаром не надо. Слышал про такое слово — киллер?
— Конечно, слышал, — сказал я, — но только что-то не догоняю, ты что, мне, в убийцы предлагаешь пойти?
— Салабоном ты был, салабоном и остался, — сказал Лёха. Убийца, — это который убивает людей с подлой целью завладеть их имуществом или из ревности дурацкой. Или, как часто бывает: выпили, поругались — и за ножи или за молоток. А киллер — это профессия. Это человек, который за плату и, как правило, высокую, устраняет неприятности, грозящие солидным людям. Можно сказать, решает серьёзные проблемы. Не надо путать божий дар с яичницей. Слушай меня, пока я живой.
— Ну, нет, — сказал я. Это как-то… Решать проблемы таким способом… Нет уж, это без меня.
— Ну-ну, — сказал Лёха, — строй из себя целку. Я маленькая девочка, играю и пою. Я Брежнева не видела, но я его люблю. В Афгане ты из себя целку не строил. Стрелял, по кому скажут, и в ус не дул. Что-то не помню тебя рыдающим по этому поводу.
— В Афгане я стрелял по врагам, это другое дело. А ты предлагаешь…
— Во-первых, я тебе ещё ничего не предлагаю, до этого ещё надо дорасти, доверие заслужить. А насчёт врагов — это афганский мужик, который взялся за винтовку потому, что ты пришёл туда, куда тебя не звали — твой враг? Или те бабы с детишками, которых мы с вертушек поливали разным говном — были твоими врагами? Нет, земеля, твоими врагами были те, кто тебя, дурака малолетнего, туда послал ни за хер собачий. Не ради нас с тобой и не ради афганцев этих несчастных. А для того, чтобы всему миру кулак показать, вот, мол, какие мы крутые. А что до войны — посмотри внимательней: как раз здесь, у нас, она и идёт. И не за сраные советские идеалы, от которых и вони уже не осталось, а за настоящие человеческие ценности, которые называются просто: деньги. А если точнее — Большие деньги. Вот за них и идёт настоящая война. И война это идёт не между какими-нибудь работягами или бывшими колхозниками, а между настоящими волками и тиграми, акулами и китами. И на войне этой киллеры отстреливают не слесаря Васю или сантехника Колю, а исключительно разных там ушлых мужиков, которые свои банки да концерны не горбом своим заработали, а получили в подарок от доброго дяди Бори. А потом эти подарки стали делить да перераспределять, да так нежно, что только успевай трупы закапывать. Так что о моральных угрызениях можешь не беспокоиться: стрелять придётся исключительно по сукам, какие, придись им стрелять в тебя, и глазом бы не моргнули. Грохнули бы да пошли устриц жрать. Вот так-то.
— Ладно, Лёха, — сказал я, — можно считать, что голову мою ты убедил, но вот всё остальное…
— А я тебя и не тороплю. Просто сейчас заказ пришёл клёвый и денежный, а ты, как я понимаю, на мели. Но подождём, сколько нужно. На этот заказ охотники найдутся. Но ты, дружище, подумай. Моё мнение, что для тебя это выход. Не знаю, где ещё ты смог бы так подняться.
Вышел я от Лёхи в растерянных чувствах. С одной стороны, то, что он говорил, было довольно убедительно. Но с другой — вот так, вдруг, из законопослушного, в общем-то человека, с молоком матери впитавшего в себя тьму пусках дурацких, но крепко сидящих внутри принципов, или, скажем проще, правил — превратиться в… Господи, даже выговорить-то страшно… киллера! Нет, решил я, надо всё-таки попробовать найти другие варианты. Должны же быть, чёрт возьми, другие варианты!
Не буду перечислять, чем я только в следующие три месяца не занимался. Какие-то товары рекламировал, какие-то билеты распространял, диспетчером на телефоне сидел — как довольно скоро выяснилось, бесплатно: фирма разорилась и её хозяева свалили, не заплатив. Но в конце концов вариант всё-таки нашёлся. Проходя не далеко от дома мимо только-только открывшегося универсама, я увидел доску объявлений: требуются… Требовалось много чего. Некоторые должности, вроде «менеджер зала», были мне не понятны, я решил не вникать в подробности, а зашёл и у первой попавшейся женщины в симпатичной, новой, с иголочки, форме спросил, к кому следует обратиться насчёт работы.
— К Владимиру Игоревичу, — сказала она, с любопытством оглядев меня, — а вы какую работу ищете?
— Пока и сам не знаю, — честно ответил я, — посмотрю, что предложат. Может, подойдёт.
— Идите в тот угол, там у него, ну, что-то вроде кабинета. Удачи, а то у нас с мужчинами плохо. — И она кокетливо улыбнулась.
Владимир Игоревич оказался представительным мужчиной не намного старше меня, весьма симпатичным, только вот глаза его мне не понравились: холодные и такие, как будто в чём-то тебя подозревают. Подождав, когда он оторвался от телефона, я сказал:
— Я насчёт работы…
— Работники нам нужны, — отозвался он, — а что ты умеешь делать?
— Да всего понемножку. В общем, школа, армия плюс курс института. — Прибавил я себе несколько месяцев учёбы.
— А чего бросил, или выгнали?
— Жить-то надо. А стипендия, сами понимаете…
— А в армии где служил?
— В Афганистане.
— В Афганистане, — повторил он, — я афганцев уважаю. Ну что ж, подберём тебе что-нибудь поприличнее. Ты прошёл по залу, как он — производит впечатление?
Зал действительно производил впечатление, причём, сильное. В западных магазинах я не бывал, но представлял себе их именно такими. Изобилие продуктов, к тому же не просто наличие колбасы или там ветчины, а так, как здесь — тридцать-сорок сортов того и другого, десять сортов маслин — в коробках и на развес, красная и чёрная икра — тоже нескольких сортов, горы фруктов — от яблок до никогда не виданных мной ранее, даже названий их я не знал. Отделы готовых продуктов. Кулинария, всякая химия для чистки и уборки — и всё это блестит, сверкает и пахнет, вернее, благоухает… особенно бакалея — до одурения.