Книга Эти удивительные животные. Самые неожиданные факты о братьях наших... разумных - Вирджиния Морелл

Гудолл, наблюдавшая за этой сценой из окна, взяла один банан и, когда Дилли посмотрела на нее, протянула ей ценный фрукт. Обычно голодные обезьяны издают громкий вопль при виде восхитительного угощения. Однако Дилли не издала ни звука. Она наблюдала, как Гудолл вышла и положила банан за пределами «станции», там, где Бетховен не мог его увидеть. У них с Гудолл как будто появился секрет, и, как соучастница преступного заговора, Дилли играла в нем свою роль: продолжала чистить шерсть крупного самца, издавая при этом воркующие и усыпляющие звуки.

Наконец Бетховен начал храпеть, а Дилли тихонечко направилась к спрятанному банану. Она съела его за три укуса, после чего осторожно вернулась к Бетховену и снова начала его чистить и ворковать над ним.

Когда позже мы встретились с Гудолл, я сразу же заговорила о поведении Дилли.

– Это же пример того, как шимпанзе могут лгать и обманывать! – сказала я. – Вы собираетесь написать об этом в научном журнале?

– Я не могу, – ответила Гудолл.

– Но почему? – спросила я.

Действия Дилли явно указывали на то, что она обманывала; она даже подыгрывала Гудолл, чтобы обмануть Бетховена. Как еще можно объяснить такую последовательность событий?

Гудолл спокойно сказала:

– Нет. Другие ученые скажут, что это просто смешная история, потому что невозможно узнать, о чем действительно думала Дилли. Если я напишу об этом, все будут говорить: «Ах, Джейн, как это глупо. Это антропоморфизм».

По всей видимости, ее коллеги решили бы, что Гудолл просто приписала человеческие психические способности животному так же, как сделала я, когда рассказала друзьям о том, что у моей собаки есть воображение. Но между нами была большая разница: ведь Джейн Гудолл была выдающимся ученым и экспертом по поведению шимпанзе. Следовательно, если она доложит об обмане Дилли, другие ученые обязательно ее выслушают. К тому же Гудолл и другие исследователи поведения шимпанзе, такие как Франс де Вааль, который много написал о политических махинациях шимпанзе, уже доказали, что эти обезьяны наделены многими человеческими качествами и способностями. Шимпанзе были настолько похожи на нас, особенно когда выражали свои эмоции посредством мимики и жестов, что, каждый день возвращаясь в домик для гостей и рассказывая другим туристам о том, что я видела, я часто называла их «людьми».

Гудолл кивнула:

– Нет смысла говорить, что они не способны думать или у них нет чувств. Большинство из нас, кто изучает поведение животных в дикой природе, наблюдает такие ситуации, как эта [обман Дилли], все время. Но мы научились проявлять осторожность в своих суждениях. Мы можем сказать: «Если бы Дилли была человеком, мы бы сказали, что она обманула. Сказать, что Дилли (или любое другое животное) продемонстрировала то, что мы называем субъективным или личным опытом, было бы некорректно с научной точки зрения. И хотя некоторые животные могут иметь внутреннюю, психическую жизнь, мы не можем спросить их об этом и, следовательно, не можем изучить ее.

Я спросила у Гудолл, смогут ли ученые когда-нибудь решить эту дилемму. Порой создается впечатление, что они делают все возможное, чтобы препятствовать изучению того, что творится в голове другого существа. Гудолл согласилась, но добавила, что свидетелями проявления похожего поведения (и у других видов животных, а не только у шимпанзе) стали уже многие исследователи, а это значит, что в науке, которая занимается изучением интеллекта животных, грядут перемены.

– Она должна измениться, – сказала она. – Это всего лишь вопрос времени.

Выслушав Гудолл, я поняла, как мало знаю об интеллекте животных, о том, что ученые собственно понимают под интеллектом и как его изучают. Почему изучение мыслей и эмоций животных (особенно тех, которые тесно связаны с нами, например шимпанзе) вызывает в мире науки такую сложность? Умеют ли шимпанзе (не говоря уже о бабуинах) думать? И если они не умеют думать, тогда что они делают? Так, глядя на бабуинов, которые иногда висели на решетчатых окнах моего домика для гостей и рассматривали мою еду, я легко догадывалась, что у них на уме: они ждут, когда я допущу ошибку – оставлю открытым окно или дверь, чтобы они могли прошмыгнуть внутрь и украсть что-нибудь вкусненькое. Простой, здравый смысл и хитрые, расчетливые глаза бабуинов сказали мне о многом. Почему ученые изо всех сил пытаются объяснить, а чаще просто отрицают то, что мне казалось таким очевидным?

А теперь возвращаемся снова к Джейн Гудолл. У нее не было высшего образования, и она не изучала психологию или этологию, когда начала наблюдать за шимпанзе в 1960 году. Наставник Гудолл, Луис Лики, считал, что ее недостаточная подготовка является в данном случае преимуществом, так как она не относилась предвзято к тому, что видела. Не подозревая, что у шимпанзе не было разума, она описывала их поведение способами, которые были научно запрещены, используя, например, такие слова, как мотивация, возбуждение и настроение. Она рассказывала о шимпанзе, как будто они были «личностями». Отслеживая их родословную, она дала им «детство», когда же описывала отдельных шимпанзе, то использовала личные местоимения он и она вместо общепринятого безличного местоимения оно. (Редактор известного британского научного журнала Nature заменил личные местоимения на оно в ее первой рукописи. Гудолл, в свою очередь, зачеркнула все «оно» и восстановила местоимения, позже сказав, что окончательный вариант, по крайней мере, «выявит тот факт, что шимпанзе бывают разного пола».) Ее поступок стоил ей очень дорого, поскольку ученые полагали, что использование местоимений «он» и «она» приравнивает шимпанзе к людям. Гудолл резко критиковали за антропоморфизм, и это привело к тому, что она не участвовала в научных конференциях долгие годы, а к ее работам относились с подозрением.

Но все это было задолго до того, как я встретила Гудолл в Гомбе. К тому времени, в 1987 году, она переубедила практически всех своих критиков, поэтому я была очень удивлена, когда она сказала, что не может заявить о том, что Дилли обманула Бетховена. За год до этого случая Гудолл опубликовала серьезную работу под названием «Шимпанзе в Гомбе: модели поведения», и описала в ней отдельные истории из жизни сорока одного шимпанзе, за которыми она наблюдала двадцать пять лет. Это исследование жизни шимпанзе было подобно длительному социологическому анализу человеческого сообщества. Ведь если вы хотите понять поведение шимпанзе, то должны узнать все об их семьях, их детстве и характерах. Как и у людей, именно эти факторы влияют на то, как отдельные шимпанзе принимают решения и строят отношения в своей семье и обществе. Кроме того, все истории, содержащие подробные описания, Гудолл тщательно отобрала, подкрепив по возможности статистическими данными. Естественно, она не разговаривала ни с одним шимпанзе, но смогла показать нам, как ведут себя приматы в любви, на войне, когда воспитывают детей, создают культуру или играют в политику.

Гудолл сказала мне, что данная область будет меняться, и она оказалась права. Ее книги и исследования показали путь другим ученым, заинтересованным в более глубоком понимании животных, чем позволял бихевиоризм. Кстати, к 1987 году бихевиоризм начал ослабевать. В отношении человека он начал постепенно выходить из моды уже в 1950–1960-х годах, когда когнитивная революция, объяснявшая мысли и эмоции посредством универсальных психических механизмов, охватила все области психологии человека. Ученые, поддержавшие революцию, считали абсурдными утверждения бихевиористов, будто человеческие психические переживания не могут быть изучены, потому что их невозможно увидеть. «Физики также изучают вещи, которые невозможно увидеть, – отметил как-то Бернард Роллин, философ и ученый, изучающий животных. – [Они] говорят о всевозможных объектах и процессах, начиная от силы притяжения до черных дыр, которые непосредственно не поддаются проверке и не связаны напрямую с экспериментами, но эти “теоретические понятия” не сдерживают развитие науки в этой области. На самом деле те явления, которые они изучают, помогают нам понять физический мир гораздо лучше, чем если бы их не было».