Книга Цель неизвестна. Победителей судят потомки - Марик Лернер

В районе второй группы по-прежнему свалка. Кажется, их все-таки сбили с позиций. А помочь я ничем не могу. Теперь вперед пошла вражеская пехота, и нас продолжали долбить ядрами. Самый страшный момент. Ты не можешь никуда уйти, неподвижно ждешь очередного гостинца. Рядом падают хорошо знакомые люди, кричат искалеченные, а ты стоишь столбом. Только и остается, что вспоминать названия: Ростовский, Вятский, Черниговский, Муромский, Нижегородский, Апшеронский, Воронежский полки. Дать слабину и отойти из-под обстрела в лес — это позволить нанести удар им во фланг. Нельзя! Надо стоять!

И тут в меня ударило ядро, снеся по пути голову казаку, держащему поводья. Я с хрипом подскочил, сев на кровати. Сердце стучало со страшной скоростью, спина вся мокрая… Сразу и не сообразил, где нахожусь. Ей-богу, тогда спокойнее отнесся. Точнее, просто ничего не понял. Вот сижу и изучаю обстановку — а через мгновение валяюсь на земле. Столько лет прошло, а все трясет. Почему никогда не могу проснуться и вечно дергаюсь? Ведь помню прекрасно: сон. Пусть и реальный, о взаправдашнем, да былое.

— Опять? — озабоченно спросила Стеша, приподнимаясь рядом. — Ядро?

— Да. Снова пришло.

— Все хорошо, — гладя меня по голове, как маленького ребенка, говорит. — Было и прошло.

— Ну да, — уже спокойнее бормочу, — нога снова болит.

Тогда, почти тридцать лет назад, сломал на совесть. На счастье, ничего не оторвало, прямо в жеребца угодило. До сих пор его жалко. Ухоженный и дорогущий. Специально под меня не хуже кирасирского подбирали. Вот он своей тушей и устроил радость на всю оставшуюся жизнь. В тот момент я имел даже силы и наглость с носилок отдавать приказы. Я же начальник! Полководец! Подвиги совершаешь в момент текущего из ушей адреналина, а потом остаток своих дней жалеешь, почему сразу не лег на лечение.

Хорошо еще гипс своевременно наложили. Это не морфий с эфиром, удобный способ сращивания костей быстро пошел в медицину, и даже простой народ оценил. Так потом и прыгал на костылях по Кенигсбергу. А теперь на погоду ныть регулярно начинает. Хуже того, сон в последнее время снится. И в подробностях, будто сызнова в бой угодил. Хочу, но ничего изменить не могу. Даже не выдержал и в церковь сходил. Помолиться. Пользы ноль. Вреда, впрочем, от сей частенько появляющейся неизвестно зачем картинки тоже не наблюдается.

— Так не мальчик уже, — сказала Стеша ласково, — у кого в этом возрасте ничего не болит.

— Утешила! — сердито восклицаю, отталкивая ее. — Лучше бы промолчала. — И принимаюсь искать ногой тапочки возле кровати, чтобы встать.

В умывальной комнате с недоумением уставился в большое зеркало. Господибожемой… Вот эта опухшая со сна рожа — я. Чтобы рассмотреть подробно, надо приблизиться. Зрение без очков уже негодное. Шестьдесят четвертый год пошел. Старый, с заметным брюхом, которое легко отрастить, но почти невозможно избавиться, заимев, и седой. Трое сыновей, не считая дочки, по-прежнему официально числящейся моей племянницей. Кроме Юрия, у всех уже свои дети. Мои внуки и внучки, стало быть.

Ничего удивительного, выросли дети. Иван Михайлович третий человек на Кавказе после генерал-губернатора и Суворова. И командующий его ценит не за происхождение. А я ведь прекрасно помню Ваню маленького. Как будто вчера на руках держал. Я имею внуков! Ну совершенно не чувствую себя пожилым. Я еще о-го-го. По крайней мере в мыслях. Как был в иных отношениях мальчишкой, так и остался.

Неужели все старики в душе всего лишь постаревшие мальчики и девочки? Ой, не верю. Это от характера зависит. Мало, что ли, видел молодых со стариковским поведением? Хм… А я ведь по прежним законам уже пенсионер. С шестидесяти вроде, или срок увеличили… не помню. Последнее время стал задумываться о пользе незнания. Ну вот сиди у меня в памяти точная дата смерти господина Ломоносова, счастья бы это точно не добавило.

Дни текут, незаметно уходят годы, и приходит ужасная мысль о скорых похоронах. Натурально страшно. А сейчас я просто живу и не в курсе приговора. Завтра? Послезавтра? Через пять лет? Лучше не ведать и радоваться настоящему. Тем паче я не уверен в совпадении сроков. Иначе себя веду, наверняка по-другому питаюсь и старательно слежу за здоровьем, благо могу позволить себе выписывать лучших докторов, а их рекомендации внимательно изучать, заодно прислушиваясь к советам Павла.

Я, конечно, почетный академик всех существующих Академий наук, но давно уже страшно отстал от развития лечебной премудрости. То есть кое-что соображаю, но предпочитаю помалкивать в основном. Вступать в споры глупо, проще не выполнять указания. А Павел по-прежнему в теме. Его институт жутко разросся и давно обскакал лучшие мировые университеты с их медицинскими факультетами. У моего старого приятеля куча отделов, лабораторий, три десятка сотрудников и больше сотни технических работников, не считая обслуги. Приличных размеров деревня.

Совместными усилиями наших как молодых, так и заслуженных российских исследователей выработаны в высшей степени стандартизованные методы проведения экспериментов на животных, в частности на белых мышах, охотно демонстрируемые всем любознательным и публикуемые для врачей.

Именно доктора и были нашими главными противниками при вакцинации. Возмущенные вторжением в область, которая, по их мнению, была недоступна пониманию тех, кто не окончил соответствующего учебного заведения, они поливали наше общее дело потоками оскорблений и клеветы. А Павел работал и работал. Оспа, дифтерит, бешенство, столбняк, сыворотки от змеиных ядов, геноцидные бактериальные мази. Невзирая на летящие годы, одержимо пялился в микроскоп и ставил сто тысяч первый опыт, перепроверяя полученный положительный результат.

После эпидемии чумы на юге Анна Карловна всерьез озаботилась и повелела заняться и этим, выделив солидные средства. Павел приехал в Крым с готовым планом действий. В маленькой лаборатории чумные культуры подвергались поочередно самым жестким воздействиям. Их глушили химическими веществами, травили всевозможными гадостями, подогревали, высушивали. Два года кропотливого труда. Одно дело теория, другое — предохранительная вакцина от чумы, которую никто никогда прежде не изготовлял.

Закончилось это тем, что он сделал себе прививку противочумного препарата. Повторил мой «подвиг». Только в отличие от оспопрививания никакой гарантии Интернет дать не мог. Как позже выяснилось, запросто мог и помереть. Из двух тысяч первых привитых сорок скончались. Зато из не получивших вакцину погибало трое из четверых. Результат более чем положительный. Теперь каждая собака в Европе знает про теорию Ломоносова о микробном происхождении болезней и его замечательные слова: «Если в организм человека ввести убитых или ослабленных болезнетворных микробов, то в нем выработаются сопротивительные силы, образуется иммунитет, невосприимчивость к данному виду микробов…»

И второе утверждение пока никто не опроверг: «Тот или иной фактор может считаться причиной заболевания, если удовлетворяет по крайней мере трем условиям: присутствует в заболевшем, может быть выделен из заболевшего и способен передавать болезнь при введении вторичному хозяину». Правда, Павел тихонько поправляет, надо писать дополнительно «животного» вместо просто «присутствует» или «заболевшего». Это мелочь. Человек тоже животное, и принципиально мои слова не опровергаются. Некие тонкости, не столь важные. Тем более обе словесные формулы выведены самостоятельно, без чужих идей.