Книга Спальня, в которой ты есть - Эмма Марс

– Знаете ли вы, мадам, какое сегодня число? 21 марта 1827 года, – сказал Луи, резко прервав все мои непристойные мысли.

– Отлично, – ответила я, подхватив его игру. – А почему для нашего новоселья выбрана именно эта дата?

– Потому что именно в этот день Анна – Фрасуаза Буте, известная также под псевдонимом мадемуазель Марс, торжественно открыла сей восхитительный особняк в палладианском стиле, украшенный самим Висконти.

– Лукино… Висконти? – удивилась я, забыв, что речь идет о совершенно другом времени.

– Дорогая! – сердито воскликнул он, горячо целуя при этом ямочку на моей шее. – Какой Лукино? 1827 год! Луи Висконти, архитектор, а не Лукино, режиссер…

Он говорил своим обычным в таких случаях тоном, несколько манерно и высокомерно, размахивая в воздухе руками.

– Что же, это был такой грандиозный праздник, что ты хочешь в точности повторить его?

– И с каким размахом!

Говоря это, он постукивал по мраморному полу своей тросточкой (которую я никогда не видела раньше у него в руках) с набалдашником, на котором был выгравирован императорский орел.

– Представь себе самый ослепительный костюмированный бал, который только мог быть в первой половине того столетия! – воодушевленно воскликнул он, словно сам не раз участвовал в подобных мероприятиях нашего блестящего прошлого. – Здесь собрался весь высший свет – князья и маркизы, заграничные послы со всего света и бессчетное количество самых талантливых артистов этого квартала: Жорж Санд, Шопен, Мюссе, Берлиоз, Делакруа, Шеффер…

– Хорошо, но все же чем нынешняя вечеринка отличается от всех прочих? Я думаю, что подобные праздники здесь проводятся достаточно часто, не так ли?

– Пойдем, я тебе покажу.

Он схватил меня за руку как раз в тот момент, когда маленькая костюмерша закрепляла последнюю шпильку на моем парике в стиле мадам де Севенье, мне ничего не оставалось, как радостно последовать за ним, а он даже позабыл про свою хромоту.

Мы вошли в просторный зал, три полукруглых окна которого выходили в ухоженный английский сад. В одном конце этого роскошно убранного зала был накрыт стол, щедро уставленный всевозможной едой, а в другом конце по паркету под звуки кадрили, которую наигрывал небольшой оркестр, скользили в танце нарядные пары.

– Ты ничего не замечаешь?

– К сожалению, нет…

– Мне кажется, здесь не хватает самого важного элемента.

– Да? И какого же?

– В этой эпохе не хватает тебя, – воодушевленно ответил Луи. – На всех подобных вечерах обычай требовал устанавливать специальный столик, за которым мужчины могли играть. Они охотно соглашались на один или два танца с милыми дамами, но потом сбегали туда, в эту небольшую комнату, чтобы там предаться своей настоящей страсти. В то время как их прелестные спутницы танцевали, разговаривали, кушали изысканные блюда, мужчины пытались обыграть друг друга в кости или карты. И так было всегда, вплоть до этой знаменитой даты: 21 марта 1827 года. В тот вечер мадемуазель Марс предложила мужчинам отказаться от их излюбленного занятия.

– Интересно, что же могло заставить мужчин сделать такое?

– То, что в этот вечер они занимались только вами, дамы. Можешь поверить, это уже было половиной свершившейся революции.

Чтобы подтвердить свои слова, он завел меня в небольшую прилегающую к залу комнату, которая позже станет нашей столовой. Там, на старинном восточном тканом ковре, чью стоимость я не смогла бы, наверное, определить даже примерно, были раскиданы большие подушки, такие же широкие, как и матрасы, на которых уже резвилось множество пар, разбросав вокруг себя роскошные костюмы.

Я сразу же узнала пару, которая во время моего второго свидания с Луи в «Шарме» предавалась любви с таким неистовством, хоть я и не могла тогда отчетливо рассмотреть ее в наступающих сумерках. И девушка, и юноша показались мне сейчас менее стройными, но отнюдь не менее развратными. Поза 69, в которой они предавались страсти, казалась мне еще более гармоничной и возбуждающей благодаря их хорошо сложенным, пропорциональным друг другу телам, они восхищали всех, кто наблюдал за ними, прислонившись к стенам комнаты.

– Хм, – я полушепотом комментировала происходящее, – не уверена, что в ту эпоху галантные кавалеры именно так занимались этим со своими подружками в пышных кринолинах.

– Даже не сомневайся. Это было отнюдь не редкостью, когда подобные праздники имели и такую скрытую сторону. Как сегодня.

Прямо передо мной занималась любовью новая пара, и я тотчас же узнала прекрасную фигуру красавицы метиски, той самой, что учила меня правильно пользоваться веером. Я про себя дала девушке имя, которое, как мне показалось, подходило ей больше, чем какое-либо: Лиана.

– Кто это? – спросила я, слегка кивнув головой в ее сторону.

Луи, казалось, мой вопрос очень позабавил, так как, услышав его, он улыбнулся.

– Я думаю, что вы уже знакомы.

– Да, – ответила я, не скрывая, однако, своего волнения. – Я хочу сказать: как ее зовут?

– Саломея.

Я окинула взглядом остальных. Кто были все эти мужчины и женщины? Кто входил в круг самых близких Луи людей? Кем были его друзья? Кому еще нашлось место в его сердце? Были ли это его настоящие друзья или просто случайные люди, массовка, частью которой он и сам когда-то был в жизни своего брата?

Во время нашего добровольного заточения Луи редко отлучался из дома, разве что иногда отправлялся куда-нибудь пообедать или выпить бокал вина. Я никуда с ним не ходила, предпочитая эти минуты проводить с Софией, которую и так редко видела в последние месяцы. Ни одного раза мы с ним не появлялись где-нибудь вместе. Ни у друзей, ни на концертах. Для любви нам было достаточно лишь наших душ и тел. Мы как можно дольше пытались оттянуть этот момент, когда наши отношения перестанут быть скрытыми от посторонних глаз. До настоящего времени мы были любовниками, но сейчас в глазах общества стали парой, у нас появился определенный статус, от которого, я это отлично видела, Луи не терпелось поскорее избавиться.

Я внезапно почувствовала его тонкую, но сильную руку на своей талии, туго стянутой корсетом. Он обнял меня и пристально посмотрел в глаза.

– Ты прекрасна.

– Благодарю. Вы тоже неплохо выглядите. – И я сделала вид, что внимательно осматриваю его с ног до головы.

«Прекрасна». Дэвид никогда не употреблял другого прилагательного. Но младший Барле мог быть теперь лишь кошмаром в моих снах или внезапно возникнуть в связи с каким-либо выражением.

Для меня он теперь был не больше чем воспоминанием из прошлого, которое я твердо решила забыть, после нашего несостоявшегося брака он стал для меня тенью, которая постепенно, день за днем, растворялась в памяти. Но, однако, не прошло ни одного дня, чтобы я не думала о свадьбе. О другой свадьбе. О союзе, который бы был основан на чувствах более глубоких, нежели привычка и физическая близость, и целью которого было не только лишь исполнение моих детских мечтаний. Несмотря на свою материальную обеспеченность, умение покорить любую женщину и тысячи других новых качеств, которые я открыла в нем во время наших длинных, проведенных вместе вечеров, Луи был далеко не идеал. В нем таилась какая-то неясность, скрытность, сложность, и жизнь, которую он мне предлагал, совсем не походила на спокойное, безмятежное путешествие первым классом, без единой тучки на небе и ямы на дороге. На путешествие, протекающее без волнений и сильных эмоций, каковой считал идеальную супружескую жизнь Дэвид.