Книга Кромка - Василий Сахаров

Я снова я ударил маньяка по ребрам. Присел рядом с ним на корточки, бросил ему под нос пару фотоснимков и спросил:

— За что же ты их так?

— Не твоего ума дела, сопляк! Немедленно развяжи меня, а не то пожалеешь, что на свет народился! Ты хоть понимаешь, с кем имеешь дело?! Да ты знаешь, какие у меня связи?! Развяжи! Живее!

В голосе неприметного и с виду хилого гражданина, бородавки которого были смешны, как и он сам, неожиданно прозвучали сильные властные нотки, и я дернулся, а руки сами по себе потянулись к веревке. Но клокотавшая во мне смесь ярости и злости не дала сделать глупость, и я удержался. А затем, чтобы заткнуть Каюмову рот, встал на одно колено, навис над ним и стал месить его лицо кулаками. Удар! Еще один! Третий! Четвертый! Нос ублюдка был разбит, и из него потекла красная юшка, а следом под ударами лопнули губы и левая бровь.

Каюмов взвыл от боли и замолчал, а я прекратил избиение и заткнул пасть маньяка найденной на кухне грязной тряпкой. После чего немного успокоился. И, понимая, что после убийства твари на двух ногах придется бежать из родного города, стал собираться в дорогу.

Среди вещей Каюмова нашел вместительный походный рюкзак. Видно, только недавно купленный менеджером, потому что на нем еще висела магазинная бирка. Хорошая вещь, и в него я стал скидывать все, что мне нравилось или казалось нужным. Двадцать тысяч рублей пятисотенными купюрами. Немного продуктов: хлеб, консервы и колбасу. Патроны. Сложенный карабин с одним снаряженным магазином на пять патронов. Плюс два запасных магазина. Простой туристический нож. Странный амулет. Пару бутылок водки. Новенький спальный мешок. Золотой перстень. Вот и все. Остальное брать не стал, ибо в поход не собирался, а планировал после убийства сразу направиться в сторону Москвы, по пути зарыть в придорожной чащобе оружие и продолжить путь в столицу. А что дальше, особо не задумывался. Главное, уничтожить Каюмова.

Пока готовился и собирался, наступил вечер. На часах половина десятого. Пора выдвигаться. И, взяв из бара литровую бутылку водки, я вновь присел рядом с Каюмовым и вынул из его рта импровизированный кляп. Секунду помедлил и, не давая маньяку отдышаться, ломая зубы, воткнул в рот ублюдка открытую бутылку. Каюмов пить не желал и сопротивлялся. Однако я зажал ему нос, и он был вынужден глотать прозрачную сорокаградусную жидкость. В один прием выпил треть. Затем столько же во второй. А перед третьим выдохнул:

— Конец тебе! Дурак! Какой же ты кретин! Мои друзья в порошок тебя сотрут! Ты никто и ничто! Просто мясо!

— Посмотрим, — произнес я. — На место приедем и еще раз побеседуем, так сказать, на лоне природы. Там ты расскажешь про своих друзей и, может быть, я их тоже навещу.

— Какое лоно природы? — Каюмов насторожился.

— Поедем туда, где ты женщин убивал.

— Нет! Туда сегодня нельзя!

Я промолчал. Вновь воткнул в рот ублюдка бутылку и заставил пленника выпить ее до дна. Кстати, с ним едва передозировка не случилась. Он сильно покраснел и пару раз сильно дернулся. Даже мысль промелькнула, что сейчас он сдохнет. Однако Каюмов, несмотря на свой невзрачный вид, оказался крепышом и здоровьем обладал хорошим. Поэтому вскоре оклемался, и спустя несколько минут, когда избитый и пьяный Каюмов уже мало что соображал, я поднял его на ноги, накинул на плечи маньяка сброшенный в прихожей плащ и вывел на лестничную клетку. Здесь никого не было. И только где-то на четвертом этаже кто-то разговаривал и звенел ключами.

«Отлично! — подумал я и сам себя подстегнул: — Надо спешить!»

Я поволок своего пленника на выход из дома. Спустились в подъезд, вышли во двор — и снова везение. Опять никого. Моя машина находилась неподалеку и, погрузив связанного Каюмова на заднее сиденье, я повел «шестерку» в знакомое место. Улицы были полупустынны. «Шестерка» — машина неприметная, а правил я не нарушал, так что гаишники меня не останавливали.

На территории заброшенной турбазы оказались около полуночи. Я выволок начинающего трезветь Каюмова из машины и потащил в сторону поляны, которую видел на фотографиях. Ублюдок спотыкался и ругал меня матерными словами, но я не обращал на это никакого внимания. На одной руке рюкзак с оружием, а другая, схватив веревку, которой был связан маньяк, тянула ее вверх, тем самым заставляя согнувшегося Каюмова спешить вперед.

Далеко идти не пришлось. Двести метров по тропинке, и вот она, та самая поляна, залитое лунным светом пространство посреди большой рощи. И, представив себе, как здесь умирала сестра и другие женщины, я сразу забыл, что собирался расспросить Каюмова о его друзьях и деяниях. Пинком под зад толкнул маньяка на траву. Затем сбросил с руки рюкзак, отстегнул клапаны, одним рывком вынул карабин и нацелил его на маньяка.

Щелкнул предохранитель. Лязгнул затвор. И, глядя на Каюмова, я сказал:

— Молись, твой час настал.

После этих слов я ожидал, что Каюмов постарается меня разжалобить, покается, заплачет или просто закроет глаза. Но он, покачиваясь из стороны в сторону, встав на ноги, посмотрел на стену тумана, который наползал на поляну от протекавшей неподалеку речушки и закричал:

— Хозяин, спаси меня!

Каюмов кричал так, словно видел кого-то, невидимого для меня, и невольно я посмотрел на туман. Всего на пару секунд отвлекся, а ублюдок резко вскочил на ноги и бегом рванулся в туман. Миг! И казавшийся совершенно пьяным толстенький человечек на коротких ножках ускользнул.

Вскинув к плечу приклад карабина, я выстрелил ему вслед. Однако то ли у меня навыка не было, то ли от оружия отвык, то ли ночная темнота или туман помешали, но я промазал. Спина Каюмова удалялась, и мне пришлось броситься за ним вслед. Я бежал за убийцей со всех ног и уже нагонял его. Но он вломился в окружавшие поляну густые кусты и исчез. Я продолжал мчаться по следам убийцы, но потерял его, а затем произошло падение, и наступила странная тишина…

Я вернулся в реальность оттого, что сигарета дотлела и окурок обжег ладонь. Вокруг все по-прежнему. Незнакомый сосновый лес. Дороги нет. Все тихо. Ни шума, ни постороннего звука. Что делать — неясно. Но понятно одно — бродить по чащобе ночью не стоит. Значит, надо дождаться утра; и, плотнее закутавшись в легкую камуфляжную куртку, всматриваясь в темноту, я застыл без движения. И как-то быстро заснул, хотя делать этого не собирался…

2

Пробуждение было тяжелым. Тело ломило: все же середина октября, а по утрам прохладно, и сказывалась сырость от тумана. Руки закоченели, а глаза слезились. Однако жалеть себя я не стал. Мысленно обозвал себя идиотом, которого прячущийся где-то в лесу маньяк мог придушить голыми руками, и встал.

Все тот же сосновый лес. Вот только на ветках появились поющие свои песни лесные птахи и любопытные белки. Травы под ногами нет, зато много хвои и веток. Над чащобой всходило солнце. И первое, что я сделал, — попытался обнаружить свои ночные следы. Они нашлись быстро, и я направился в сторону поляны, где так и не смог отомстить за Наташу и других женщин, имена которых мне неизвестны. Шел быстро, потому что торопился к машине. Однако вскоре был вынужден остановиться. Метров через семьсот-восемьсот цепочка следов оборвалась. Только что в относительно ровном покрывале из иголок пролегала кривая полоса, обозначающая движение. И вот — ничего.