Книга Беглый огонь - Александр Зорич

Я давно заметил: когда кто-нибудь в Зоне или по дороге к ней зовет меня Вовой, Вованом, Вовиком, случаются очень странные вещи.

Так было и в тот раз.

– Вовик!

Я вздрогнул.

– Вовичек! – прокричала мне в спину официантка Мариша, когда я уже стоял на пороге бара «Лейка».

– Что, родная? – С девушками я обычно ласков и терпелив.

– У меня в комнате электрочайник сломался. – Пухлые губки Мариши вызывающе блестели розовой помадой. – Посмотришь потом? Ну, когда вернешься?

– Посмотрю, милая.

– А то как же мне это… без чая?

– Без чая приличной девушке жизни нету, – согласился я.

Мариша послала мне уже четвертый за то пасмурное утро воздушный поцелуй и, виляя бедрами, удалилась на кухню под устрашающим взглядом злого по утрам Хуареса.

Хозяин «Лейки», скупщик хабара по кличке Хуарес, держал своих дамочек в черном теле. Сексуальные связи с постоянными клиентами еще дозволялись, а вот щелканье клювом во время рабочего дня – никак нет.

У нас с Маришей, что называется, «было». Причем уже четыре раза.

Уже четыре раза, возвращаясь в «Лейку» с отменной добычей, я предпочитал «новенькую» Маришу ее товаркам – таким же, как она, бездумным прожигательницам молодости.

Я даже удостоился немереной чести ночевать в Маришиной комнате (имея между тем невдалеке от «Лейки» собственное бунгало, купленное у того же Хуареса). Эта самая комната поразила меня до самых глубин моей сталкерской души. Она была под потолок набита вазочками, розочками, статуэтками, плюшевыми медведиками и куколками, постерами со слащавыми рожами поп-певцов, подушечками с розовыми рюшами и прочим девчачьим хламом. Все это Мариша привезла с собой в двух чемоданах из родного Луцка, когда приняла решение перейти из категории «школьницы» в категорию «шлюхи».

По крутому крыльцу «Лейки» я сошел бодрой походкой человека, которому дозволено дергать за бороду Хозяев Зоны.

Однако на душе у меня скребли кошки.

Подумать только: она употребила табуированную среди сталкеров формулу «когда вернешься». Врезать бы ей по розовой попе!

«Электрочайник у нее сломался… Мне бы ваши проблемы, Марьиванна, то есть Мариша Батьковна», – злился я.

В шутку я размышлял о том, не подарить ли дурочке на замену сломавшегося электрочайника «клюковку» – малоценный артефакт в виде налитой красным цветом бусины.

Каждая такая бусина, будучи помещена в стакан с водой, ровно через две секунды вызывает закипание, а где-то через минуту – полное испарение содержимого.

Жаль только, воду из стакана, где побывала «клюковка», пить нельзя категорически. Мы как-то для смеху одной псине, что к Тополю приблудилась, такой воды дали. Псина вначале облезла догола, потом всю ночь бесновалась, выла жутко, а к утру, когда мы уже пристрелить ее решили, врезала дуба. Мы нашли ее – оскаленную, тощую, голую – возле миски с сухим кормом. Тополь, сентиментальный черт, даже заплакал. Все приговаривал: «Джек, Джек, извини меня».

Ясное дело, «извини». Это его идея была Джеку той воды «клюквенной» дать…

Дарить «клюковку» Марише я, конечно, не собирался.

Девушка она была глупая, своекорыстная и бесстыдная. Но не вредная. И красивая, с тонкой талией, наливным задом и мягкой белой грудью. За последние два качества многое можно простить.

Наш брат сталкер любит хвалиться – я, мол, равнодушен к бабам. Мол, без них легко проживу.

Я тоже без них проживу. Но вот только про равнодушие заливать не стану. Я люблю женщин, даже слишком.

И в тот раз, между прочим, все началось с женщины – Мариши – и продолжилось тоже женщиной. Эту, другую, я назвал Мисс-86.

Я пересек Периметр в районе Лишайников – так сталкеры называли березняк, деревья в котором обильно поросли диковинными серебристо-серыми наростами.

Это было «мое» место. «Мое» и моих старинных друзей-приятелей – Кабула, Ватсона, Богомола и, конечно, Тополя. Больше никто из сталкеров эти места не жаловал и этим входом в Зону не пользовался – опасно, но, главное, от всего важного-интересного далековато.

Скептики были по-своему правы. И далеко, и опасно.

Но к здешним опасностям я лично приноровился. Завел даже специальный маскхалат под цвет лишайных берез и кочек, который делал меня, когда я залегал под деревьями, практически невидимым. Однажды в считанных метрах от меня прошло звено военсталкеров, изучавших Периметр на предмет свежих прорывов. И ни один в мою сторону не поглядел!

А расстояния до важного-интересного меня никогда не пугали. Даром, что ли, я когда-то был чемпионом универа по бегу на сверхдлинные дистанции?

Сразу за березовым лесом начинались места, которые на старой топографической карте звались Касьяновыми топями.

Кто такой этот Касьян и почему топи в его честь назвали, мне, конечно, было неизвестно. Но я представлял себе этого Касьяна чем-то вроде Черного Сталкера, этаким развоплощенным, но могущественным стильным чувачком, одетым в черную кожу со стальными заклепками и расположенным лично ко мне. Чем-то вроде Деда Мороза для взрослых… И когда случалась в топях какая-нибудь херня, я всегда поминал этого самого Касьяна. Чтобы помог.

Я уже говорил вам, что суеверен? Нет? Тогда говорю.

А вот мой дружок Тополь, у него была страсть всегда все переименовывать, и желательно как-нибудь этак глумливо, со снижением, называл Касьяновы топи «канализацией». Из-за специфического сероводородного запаха, который исходил от тамошней воды.

Через топи мы, сталкеры, проложили тропу.

Нет, мы не делали насечек на стволах хилых сосенок и не обвешивали кусты красными тряпочками. Но специалисту – вроде меня – всегда было ясно: ступать сначала сюда, а потом туда. А во-он туда – туда не ступать. Там разбросан пяток раскрошенных шишек. Это значит, рядом птичья карусель. А вон там вообще можно отдать Богу душу, там – гравиконцентрат. О чем свидетельствует скрученная буквой «С» молодая осинка.

В отличие от большинства сталкеров, которые те места презирали, я обычно покидал Лишайники и вступал на зыбкие почвы Касьяновых топей с чувством глубокого морального удовлетворения.

Я знал: военсталкеров с Периметра более бояться незачем. Ни один, даже самый ретивый армейский, сюда не сунется.

Что же до гниленькой сероводородной вони, так против нее у меня имелся новомодный противогаз «Циклон-10». Который, по единодушному признанию всех моих друзей, служил также и лучшей защитой от жгучего пуха, ядовитой пыли и радона – тяжелого, очень радиоактивного инертного газа. Радон этот паскудный то и дело на Касьяновых топях выделялся, прямо струями бил – хорошо различимыми в сумерках и ночью из-за природной флюоресценции.

А противогаз этот, «Циклон-10», я месяца три назад снял с пояса мертвого сержанта.