Книга Батарея - Богдан Сушинский

– Предполагается, что этот городишко способен напоминать Венецию? – лениво оторвал взгляд от иллюминатора генерал-майор войск СС и столь же лениво привстал из-за стола, чтобы проследить за указующим перстом своего адъютанта.

Более часа начальник румынского управления СД провел на палубе, где ни застывшая на безветрии река, ни тент не приносили ему спасения от августовской жары. К тому же штурмбаннфюрер Вольке, который был теперь не только начальником штаба «СД-Валахии», но и начальником корабельной службы безопасности, несколько раз предупреждал его о том же, о чем самого его предупреждали офицеры СД и гестапо Рени, Измаила и Килии: в прибрежных плавнях и поселках все еще скрываются дезертиры и диверсанты. Мало того, начинает проявлять себя оставленное коммунистами подполье… Понятно, что всякий появившийся на палубе офицер – прекрасная мишень для любого из этих обреченных.

– Бывать в Вилкове не приходилось, – ответил Гольдах, – но полагаю, что единственное сходство сего рыбацкого пристанища с Венецией состоит только в том, что вместо нескольких улиц в нем пролегают каналы. При полном отсутствии городской архитектуры и каких-либо памятников старины, а также при полной антисанитарии; приблизительно такой же, какая царит в Галаце, очень напоминающем непростительно разросшийся и некстати оседлый цыганский табор.

– Тем не менее у них это называется «Румынской Венецией»! – осуждающе качнул головой бригадефюрер, у которого с Венецией были связаны свои собственные, причем не только «архитектурные», воспоминания.

– Впрочем, значительно больше о городке и дальнейшем плавании вам может рассказать командир яхты капитан-лейтенант Отто Литкопф, который просит принять его, – только теперь сказал адъютант о том, ради чего появился в каюте шефа.

– Опять этот Литкопф! – проворчал бригадефюрер, демонстративно поморщившись.

– Речь идет об условиях нашего дальнейшего плавания.

– Ладно, пригласи его.

На «Дакии» ни для кого не было секретом, что барон недолюбливал командира штабной яхты, а тот откровенно побаивался его. Вот только никто, кроме адъютанта, не знал, в чем причина таких отношений. Через несколько дней после появления на борту баронессы Валерии фон Лозицки[4], капитан-лейтенант решил воспользоваться тем, что шеф «СД-Валахии» вынужден был слетать в Бухарест, чтобы присутствовать при встрече германского посла с Антонеску. Однако баронесса не только выставила командира из каюты, но и сочла возможным доложить о происшествии бригадефюреру.

Гольдах не сомневался, что баронесса специально спровоцировала этот конфликт, чтобы завоевать еще большее доверие бригадефюрера, но что сделано, то сделано. Единственное, чего шеф «СД-Валахии» потребовал от всех троих, – чтобы этот конфликт не стал темой для разговоров в команде яхты и ее охране. Начальник галацкого отделения гестапо и так уже высказал свое предостережение в связи с появлением в штабе СД этой «красной псевдоаристократки» и даже пытался предметнее поинтересоваться ее досье. Причем явно не для того, чтобы определить, годится ли она в любовницы.

Но вот что странно: всячески заминая этот «внутрияхтенный» конфликт, простить командира судна барон так и не смог. Или не захотел.

– Господин бригадефюрер, предлагаю на несколько суток задержаться в порту Вилково, – еще с порога молвил встревоженный Литкопф.

Его отец, румынский германец, был владельцем нескольких буровых вышек и одного из нефтеперерабатывающих заводов в районе Плоешти, а кроме того, поддерживал личное знакомство с шефом абвера адмиралом Канарисом. Очевидно, поэтому обер-лейтенант Литкопф, списанный с борта какого-то эсминца за нарушение дисциплины, неожиданно для всех сослуживцев был назначен командиром фюрер-яхты, как она в то время именовалась, и тут же повышен в чине.

Правда, накануне этих событий сам фюрер от яхты окончательно отказался, но это уже никакого значения не имело. Уважая мнение адмирала Канариса, в штабе флота тоже решили, что лучшей кандидатуры на должность командира яхты, которая должна базироваться в Румынии, им все равно не найти.

– И каким же образом вы собираетесь мотивировать это свое предложение? – холодно поинтересовался бригадефюрер.

– Обстоятельствами, которые складываются вокруг нашего конвоя. Только что я беседовал с начальником отдела гестапо в Вилкове. Он сообщил, что в обоих гирлах реки, Очаковском и Старостамбульском, – кивнул капитан-лейтенант в сторону карты, – которые чуть южнее городка расчленяют Килийский рукав, все еще продолжается разминирование.

– Но я лично видел письменное донесение о том, что минные заграждения в устье Дуная ликвидированы.

– Минные заграждения – да. Но остались отдельные мины, любой из которых вполне достаточно, чтобы превратить нашу яхту в кучу металла. Причем течение реки приносит сюда все новые и новые сюрпризы.

– Вот как?! – нервно передернулась щека у бригадефюрера, как это бывало всегда, когда он переживал хотя бы легкий стресс. – То есть мы шли сюда, каждую минуту рискуя взлететь на воздух?

– Именно поэтому шли медленно, в фарватере двух тральщиков. Но это еще не все, господин бригадефюрер СС. Только что начальник гестапо этой «Румынской Венеции» связался со своим коллегой в Аккермане[5], и тот сообщил, что сведения об установлении румынскими войсками полного контроля над Днестровским лиманом оказались… – замялся Литкопф, – преждевременными.

– Это уже серьезно, – вновь проворчал бригадефюрер, подставляя вспотевшее лицо под струю вентилятора. – То есть на восточном берегу лимана все еще находятся русские?

– Пролив и почти вся коса, которую он рассекает, уже в наших руках, однако опасность все еще существует.

– Кстати, – решил усилить позиции командира судна адъютант шефа «СД-Валахия», – этих нескольких дней вполне хватит для того, чтобы баронесса фон Лозицки успела вернуться из Берлина в Бухарест, а оттуда прибыть на самолете в Измаил.

Бригадефюрер и капитан-лейтенант одновременно повернулись к Гольдаху и воинственно уставились на него. Ни одному, ни другому не хотелось, чтобы в эти минуты кто-либо вспоминал о существовании баронессы Валерии.

– А что, собственно, она делает в Берлине? – удивленно спросил фон Гравс о том, о чем не решался спросить в его присутствии командир штабной яхты. – Когда она уезжала из Галаца, речь шла только о Бухаресте.

Но еще больше он удивился, когда вместо подрастерявшегося адъютанта причину берлинского вояжа баронессы объяснил все тот же капитан-лейтенант.