Книга Земля точка небо - Алексей Егоренков

Механик выбрался из трейлера, щурясь на бескрайнее серое небо.

Снаружи была осень, такая, когда листьев уже не осталось, а воздух пахнет костром и сыростью. Механик вернулся назад.

27 июля 2005 года

— Добро пожаловать в нашу наркологию с ее не менее знаменитой сексопатологией.

— Секса тут немного, зато колеса выдают бесплатно. Только пригрузи санитара, что тебя ломает. Сам не будешь, я у тебя выменяю.

Хочешь апельсин?

— Не бери апельсин. И главное это… не думай, что мы психи. Мы так, пара извращенцев. А ты? У тебя какая девиация?

25 июля 2005 года

Секс. Второй день подряд я мог думать только о сексе. Была надежда, что меня уберегут ее безобразные остроносые туфли. Ее прическа и косметика тоже помогали держаться. Каштановые локоны Эвридики были окрашены в золотистый цвет, и завиты, и пропитаны лаком до такой степени, что их не хотелось касаться.

— Эффект мокрых волос, — тарахтела Эврика, поправляя спутанный ужас на своей голове. — Когда берешь диффузором, это такая толстая щетка на фене, потом гель, и накручиваешь. Зачем она рассказывает мне об этом? У меня нет волос, и завивать нечего.

— Я Овен. Для меня это очень естественно, такая укладка. Она красила губы и веки так сильно, что когда-то, увидев Эврику в полумраке, я решил, что ее избили. Если бы я знал тогда, что она в порядке, то не сидел бы сейчас на ухабистом бревне у костра, пытаясь незаметно перебраться как можно дальше.

— Ты не обижайся, ты мне очень помог, — сказала Эвридика. — Я думаю, думаю, и… И она заплакала. От нее веяло таким беззащитным теплом, что я только пялился на туфли, самую жуткую часть Эврики. Вернувшись из Москвы, я обнаружил, что здешние девушки одеваются вдвое хуже, чем раньше. Везде был этот рвотный, злой, блеклый розовый цвет. Каждая девчонка надела тесные брюки, расшитые блестками и рваной бахромой. Их тугие штанины оставляли между ног широкий зазор и обтягивали зад так, что на бедрах выступали кости. Но еще страшнее была обувь. Бесформенные узкие мокасины с эффектом утиной лапы, и платформы телесного цвета по форме воловьих копыт. Думать об уродствах, отвлечься от Эвридики, — отступать было некуда. Узкие сплющенные босоножки Эврики компенсировали ее детскую привлекательность. Не идущие ни к какой одежде, украшенные битым стеклом, заблудившиеся в оттенке между красным, оранжевым и фиолетовым, — такие не продавались на каждом углу. Такую дрянь нужно было поискать. Когда любишь одну женщину, невольно ищешь в других изъяны, чтобы уберечь свою верность. Обычно хватает одного или двух. Но с Эвридикой приходилось быть начеку каждый миг. Буквально двадцать минут назад Эврика вынула тонкие ножки из двух безобразий и потянула цветастое платье через голову так внезапно и решительно, что мою промежность тут же пронзили судороги.

— Не могу, — пожаловалась Эвридика. — Я такая жаркая вся, липкая, костром воняю… Я пошла купаться. На ее кремовом тельце осталось нижнее белье с кружевами, не купальное. Она спустилась к озеру и прошла в черную воду, не сняв трусы и лифчик, но из-за этого получилось только хуже.

— Эй! Хочешь ко мне? — крикнула Эврика. Я хотел. Спуститься к ней, обрушиться в прохладу и свежесть, подобраться к девушке, обнять ее… Беда только в том, что двух женщин одновременно любить невозможно. Но как я хотел ее в тот момент. Дешевая косметика Эврики моментально растворилась в озерных брызгах, а волосы потеряли часть лакового блеска, хотя всё равно отталкивали воду. Если бы я остался наедине, то устроил бы грандиозный сеанс онанизма, после которого мое воображение ушло бы в недельный отпуск, прекратив изводить меня порнографией. Самое худшее началось, когда Эвридика вышла из озера и пришлепала ко мне, мокрая, с отметками потекшей туши у глаз и каплей на кончике носа. Терпеть ее было невыносимо. Нижнее белье Эврики светилось насквозь, и лучше бы я видел ее голой, потому что мутная ткань оставляла фантазии чересчур многое. Я не мог выдохнуть и едва держал равновесие. Заметив мое смущение, Эвридика скромно улыбнулась, выбрав худшую из реакций.

— Сходи покупайся, чего ты, — сказала она. Нет смысла отрицать. Без плохой косметики, без страшной обуви и почти без одежды Эврика была слишком красива, чтобы не замечать ее близость. Плотски, наивно, животно красива, — на все свои девятнадцать лет. Подтянув ворот рубашки, я отвернулся и зажмурился, чтобы не видеть темные кружочки вверху и черную полоску внизу, проступавшие сквозь мокрое не-купальное белье Эвридики.

— Прикройся, — я едва выдавил это слово, потом сглотнул и повторил. — Прикройся чем-нибудь, пожалуйста. Эврика уставилась на меня с детской полуулыбкой и нагнулась за платьем. Откуда ей знать, что у меня не было секса несколько лет.

Почти не было.

— Пойми, — сказал я. — Это неправильно. У меня есть кое-кто. Это самое дорогое, что у меня есть. Прошу тебя. Понимаешь, о чем я? Бросив на нее взгляд, я обнаружил, что Эвридика до упора открыла рот и глаза. Вряд ли она поняла. Но я не знал, что добавить.

— У меня тоже кто-то есть, — сказала Эврика. — Чего ты? А кто сомневался, что начнется безумие.

— Насчет твоего парня, — сказал я, чувствуя легкое головокружение. — Между прочим, за нами гоняется именно он. На скутерах были его друзья из Рейва. Понимаешь, он решил, что мы вместе и ревнует, и это вдвойне странно, потому что он и сам, вроде, кое с кем там… Эвридика закрыла рот.

— В общем, — сказал я. — Черт с ним, забудь о нем. Она с размаху села на бревно. Я был рядом, но, почуяв ее аромат, незаметно отодвинулся. Мы долго сидели молча, как две отмороженные птицы на жердочке. Вдруг Эврика затарахтела об эффекте мокрых волос, потом сказала, чтобы я не обижался, и разревелась. Я покачивался на бревне, отрешенно думая, что делать теперь, а она плакала и плакала, то рыдая в ладони, то подняв лицо к небу и глотая слезы. А я сидел и пялился на ее обувь, размышляя о том, как несуразен бывает мир. Спустя минут десять я решился глянуть на Эвридику, и с удивлением обнаружил, что в процессе истерики она успела натянуть на себя платье.

— Ты ее видел? — спросила Эврика неожиданно взрослым голосом. Кого?

— Ее. Ты сказал, что у него кто-то есть. Не помню, чтобы я такое говорил, но да — кто-то есть.

— Какая она? — Эвридика нахмурилась.

— Да никакая, — сказал я. — Не вспомнить. Обычная… пустышка. Нос Эврики воспалился, ее глаза опухли от слез, но теперь ее черты стали живее. Неловко было думать, что ее я тоже считал пустышкой.

— Я не спрашиваю твое мнение, — сказала Эврика. — Я говорю, как она выглядит? Как одевается. Выглядит как все. Загар. Ногти. Крашеные белые волосы.

— Блондинки, — Эвридика закатила глаза и тронула свои каштановые волосы. — Почему они всегда бегают только за светлыми? Ну почему? Она запустила пальцы в прическу и отжала ее, как мокрую тряпку. В ее руках завитушки распрямились, и по заплаканному лицу Эврики снова побежала струйками озерная вода.

— Цвет волос тут не при чем, — соврал я.