Книга Дом ангелов - Паскаль Брюкнер

— Нет, только не это, не сейчас!

Он стучал зубами, не в силах унять дрожь. Быстро собрал вещи, закрыл несессер, посмотрел, чтобы ничего не осталось в комнате, забрал банкноту в 50 евро, которую собирался дать ей в уплату. Потом расправил вокруг старухи постель, подоткнул одеяло, отряхнул на всякий случай подушку, чтобы, не дай бог, не оставить ни волоска.

— Auf Wiedersehen, Fräulen (До свидания, мадам)!

Он на цыпочках спустился по лестнице, несколько раз чуть не упав, — ноги подкашивались. Ему с трудом верилось, что чокнутая старуха дождалась именно этого дня, чтобы испустить дух в его объятиях. Он отпер замок, бесшумно отворил входную дверь.

Было шесть часов утра, и, к счастью, ледяной дождь окутал все вокруг серовато-белым туманом. Он проскочит незамеченным. Ветви деревьев отряхивали капли, блестя от влаги, их верхушки тонули в облаках. В горах приятно пахло мхом и гнилым деревом, его ноги глубоко погружались в мягкую землю. Где-то журчали ручьи, он слышал их, но не видел. Примятая ливнем трава почти скрывала дорогу, по которой, должно быть, ходили редко. Антонен побежал, пригнувшись, боясь, что полуголая хозяйка вот-вот выскочит из-за куста и силой затащит его обратно в царство мертвых. Ему чудились притаившиеся за елями скелеты, они звали его, ухмыляясь. В этом лесу густой сумрак царил даже днем, и это страшило его. Он испугался, что заблудился, не узнав дощатой лачуги, крытой дранкой, на краю откоса. Вчера вечером ее здесь не было. У двери, словно поджидая кого-то, стоял стул. Вдалеке слышалось урчание мотора, видно, где-то в поле увяз в грязи трактор. Запыхавшийся Антонен жадно глотал ледяной воздух, стараясь не поскользнуться. Он открыл машину, в салоне было сыро, по окнам стекали струйки. Частый дождь стучал в ветровое стекло, слепил его, казалось, этот ливень не кончится никогда.

Машинально он включил зажигание. О чудо: мотор завелся. Должно быть вчера, нервничая, он сам залил его. Он запустил дворники, включил на полную мощность отопление, чтобы отпотели окна, резко дал задний ход, развернулся, не глядя на пустую в этот час дорогу, забыв о всякой осторожности. Включил первую скорость, взревела коробка передач, шины взвизгнули. Автомобиль вильнул, зацепил обочину, заюзил, рассыпая из-под колес ветки и комья земли, чуть не врезался в поросшую кустиками скалу. Антонен все жал на педаль, ему хотелось уехать подальше от окаянного дома. Руки свело, так он вцепился в руль. Он чувствовал себя виноватым, хоть и не сделал ничего плохого — всего лишь попросился на ночлег. Только через час езды сердце застучало ровнее. Он проехал еще километров двадцать, не встретив ни одной живой души, и остановился у бензоколонки на автобане А2, не доезжая Клагенфурта, чтобы заправиться. Несколько раз проверил машину, чтобы убедиться, что старуха не прячется в багажнике или за водительским сиденьем. Потом, отыскав телефонную кабину, набрал местный номер.

— Ромен, это Антонен, я буду через час. Машина забарахлила, пришлось в ней ночевать. Еду.

Он выпил двойной шоколад с подсохшим штруделем, корочка которого крошилась на зубах. Окружающие — дальнобойщики, семьи на отдыхе — косились на него с подозрением. Может быть, они уже всё знали, вести разносятся быстро. Не в силах сдержаться, он заперся в туалете, и его вывернуло всеми его страхами. Он несколько раз вымыл руки и залепил себе перед зеркалом пару пощечин.

Ничего не произошло, он все выдумал.

Ему было двадцать лет.

Часть первая

Незримый скандал

Глава 1

Аккуратный юноша

Еще долго после своего австрийского злоключения Антонен Дампьер шарахался на улицах от встречных старух: все они казались ему реинкарнацией хозяйки, преследующей его, чтобы вновь умереть у него в постели. Если порой, в порядке искупления, он помогал пожилой особе нести покупки, то исподволь выспрашивал, не бывала ли она в Австрии. Во сне ему снова виделись старушечьи объятия, руки, сжимающие его, точно путы, приоткрытый рот. Всякий раз, заводя интрижку с молодой девицей, он попадал в тенета старого кошмара, просыпался среди ночи с криком, уверенный, что лежащая рядом женщина умерла и держит его в плену, и безжалостно ее будил. Большинство убегали наутро как ошпаренные. О случившемся с ним он никогда никому не рассказывал.

За это время он стал риелтором в агентстве по элитной недвижимости «Урбалюкс» в Маре, получив экономический диплом и диплом юриста. Работал с отдачей, но и с осторожностью. Он был помешан на чистоте и предавался этой страсти, точно любимому виду спорта или боевым искусствам: душ он принимал по два-три раза на дню, а свою квартирку в квартале Монторгей содержал в почти безукоризненном состоянии. Его любимым времяпрепровождением в выходные было посещение хозяйственных отделов супермаркетов: он восхищался изобретательностью производителей моющих средств и никогда не уходил без солидного запаса всевозможных аэрозолей, жидкостей и порошков. Вместо того чтобы складировать все это под раковиной, он завел специальный шкафчик в спальне, который запирался на ключ. Он хранил бутылочки с жавелевой водой и нашатырем, как другие хранят марочные вина, в металлическом ящичке, под надежной защитой от сырости и огня. Его последней покупкой за бешеные деньги на eBay был миниатюрный, величиной с ладонь, беспроводной пылесос с детектором обнаружения мусора.

Каждый год он нанимал приходящую уборщицу, специально чтобы подловить ее. Он устраивал в комнатах бардак, уходил на два-три часа и возвращался, когда его не ждали. И начинался сеанс унижения: он чуть ли не с лупой высматривал грязь в углах, потеки на посуде, темные следы под чашками, мутный налет на стаканах и отсылал ее, часто в слезах, с суровым приговором: неумеха. Он гордился, преподав урок. Уборка — понятие обманчивое. Квартира безупречна лишь на первый взгляд. Пройдитесь с микроскопом по всем плоскостям: слои пыли покрывают мебель и паркет, девственная белизна выглядит серой. Одежда в комодах обычно сложена кое-как. У Антонена же было безупречно все, до самого последнего ящика. Что с лица, что с изнанки. Человек чист не потому, что больше не грязен: это первый этап на пути искупления. Его двухкомнатная квартира благоухала морозной свежестью.

Единственный сын, Антонен потерял обоих родителей в автокатастрофе, когда ему исполнился двадцать один год. Его отец, инженер-строитель, был из левых, ностальгирующих по СССР, коммунист в душе, больше по убеждениям, чем по принадлежности. Мать, преподавательница французского и активная феминистка, постоянно донимала мужа критикой слабых мест реального социализма. Этот спор они вели много лет.

— Разве можно свести христианство к инквизиции? — протестовал отец.

— Дурак, — фыркала мать, — религия никогда не обещала рая на земле.

Их гибель на национальной автостраде Дижон-Понтарлье — отец не пропустил грузовик — показалась сыну форменным издевательством. Он получил хорошее воспитание, никогда ни в чем не нуждался. Но эта родительская оплошность так его разочаровала, что он не мог горевать.

Антонен был юношей уравновешенным, но подверженным приступам неукротимого гнева. Про таких говорят: кулаки наготове. Ему случалось ударить без всякой причины, на улице или в метро, человека, чье лицо ему не нравилось. Каким-то чудом его ни разу не побили, но всё впереди. Отец и мать претили ему своей систематической недисциплинированностью. У них не было решительно ничего общего, кроме беспорядка, который они за собой оставляли, предоставив единственному сыну убирать за ними. Иначе говоря, с девяти лет он стал слугой своих родителей — добровольным слугой. Так он выказывал им сыновнюю любовь. Вечером, когда он возвращался из школы, со стола были еще не убраны остатки завтрака, постели не застелены, мусорное ведро переполнено. Он приучил себя вставать утром на полчаса раньше, чтобы навести в доме порядок. Ему случалось даже накрывать на стол, а потом и готовить для всех обед. Он огорчал своего отца, со страстью начищая ваксой его ботинки, и ошеломлял мать, представлявшую его как новый тип мужчины, который с малых лет приобщился к самой неблагодарной работе: натереть полы, вымыть посуду, пришить пуговицу, аккуратно выгладить белье, не подпалив ткань. Он умел даже гладить прямо на человеке, в случае срочности, помещая смоченную водой тряпицу между тканью и кожей. Антонен с детства обладал обостренным обонянием и постоянно обнюхивал себя в «стратегических» местах, хоть гигиену соблюдал безукоризненную. Его мать говорила тогда: Ангелок обезьянничает. Она была феминисткой не только на словах: независимость свою она демонстрировала во всем. Она крутила несколько романов одновременно, отринув буржуазную верность, копируя свою личную жизнь с модели Сартра и Бовуар. Муж обличал ее декадентские нравы и аморальность обеспеченной дамочки. Это был еще один, куда более мучительный, повод для ссор. Дойдя до ручки, она бросала ему: