Книга Император Терний - Марк Лоуренс

Появился Хамлар с каким-то длинным тонким предметом, замотанным в шелк, но слишком коротким для меча. Он протянул мне сверток и слегка поклонился. Двадцать лет служил он моему дяде, но ни разу не посмотрел на меня неприязненно с тех пор, как я освободил его от прежних обязанностей. Я сорвал шелковую ткань.

— Палка? Дорогая, зачем?

Я поджал губы. Ну что, надо сказать, неплохая палка, правда, непонятно, из какого дерева.

Хамлар положил подарок на стол между тронами и удалился.

— Это жезл, — сказала Миана. — Лигнум Витэ, достаточно прочный и тяжелый, чтобы тонуть в воде.

— Палка, которая может утопить меня…

Она снова махнула, и Хамлар вернулся с толстым томом из моей библиотеки, который держал перед собой, открыв на странице, отмеченной разделителем из слоновой кости.

— Здесь написано, что лорд Орланта получил наследственное право носить этот жезл на Конфессии. — Она показала пальцем на соответствующий абзац.

Я взял жезл, заинтересовавшись не на шутку. На ощупь он был как из железа. Будучи королем Высокогорья, Арроу, Белпана, Конахта, Нормардии и Орланта, не говоря уже о Кеннике, я, кажется, имел право брать деревянную палку туда, где все прочие должны появляться без оружия. Подарок моей розовощекой маленькой королевы с эльфийским личиком, моя палка была из железного дерева и могла сокрушить человеческий череп даже сквозь шлем.

— Спасибо, — сказал я.

Нет, я не был склонен к сентиментальности, но мне нравилось думать, что мы достаточно хорошо понимали друг друга, чтобы она знала, чем мне угодить.

Я попробовал взмахнуть жезлом и почувствовал, что теперь готов покинуть трон.

— По пути загляну к Коддину.

Сиделки Коддина ожидали моего появления. Дверь в его покои была открыта, ставни распахнуты, ароматические свечи зажжены. Но, несмотря на все это, от него исходило зловоние. Уже почти два года, как стрела попала в Коддина, но рана продолжала гноиться и не затягивалась.

— Йорг.

Он помахал мне с кровати у окна и приподнялся, чтобы увидеть, как въезжает Гвардия.

— Коддин.

На меня нахлынуло давнее необъяснимое чувство вины.

— Ты с ней попрощался?

— С Мианой? Конечно. Ну…

— Она будет рожать твоего ребенка, Йорг. Одна. Пока ты будешь где-то разъезжать.

— Едва ли она останется одна. У нее не счесть фрейлин и служанок. Да я половины из них в лицо не помню, уже начинает казаться, что каждый день появляется новая.

— Ты сыграл в этом свою роль, Йорг. Она будет знать, что тебя нет, когда время придет, и ей станет тяжело. По крайней мере, тебе надо как следует попрощаться.

Только Коддину позволялось читать мне нотации.

— Я сказал… спасибо. — Я показал свою новую палку. — Вот, подарила.

— Когда выйдешь отсюда, поднимись наверх еще разок. Скажи все, что положено.

Я кивнул, что означало «может быть». Вроде бы его это устроило.

— Не устаю любоваться на этих ребят в седлах, — сказал он, снова бросая взгляд на сияющие ряды всадников.

— С практикой приходит совершенство. Впрочем, им бы лучше учиться сражаться. Конечно, загнать коня крупом вперед в тесный угол — эффектный трюк, но…

— Ну так и наслаждайся трюками! — Он покачал головой, попытался скрыть гримасу и посмотрел на меня. — Что я могу сделать для тебя, мой король?

— Как всегда. Дать совет.

— Едва ли он тебе нужен. Я никогда не бывал во Вьене и даже близ нее. У меня нет ничего, что могло бы помочь в Священном городе. Острый ум и книжная ученость уже неплохо послужат тебе. Ты же пережил прошлую Конфессию, верно?

Я позволил себе легкую улыбку, вспомнив об этом.

— Послушай, старик, я, может статься, и неглуп, но мне нужна твоя мудрость. Я знаю, что сюда приносят книги из моей библиотеки. Люди рассказывают тебе сплетни и разные истории со всего света. Чего мне надо добиться во Вьене? За кого отдать мои семь голосов?

Я подошел ближе по голым камням. Коддин остался солдатом: никаких ковров и мягких подстилок, даже сейчас, когда он был изувечен.

— Ты не захочешь слушать мою мудрость, Йорг, если дело на то пошло.

Коддин снова отвернулся к окну, солнечный свет подчеркнул его возраст и морщины, возникшие от многочисленных страданий.

— Я надеялся, ты передумаешь, — сказал я. — Бывают тропы трудные, а бывают труднейшие.

Теперь, когда я стоял ближе, зловоние чувствовалось сильнее. Разложение начинается уже в час нашего рождения. Запах гнили напоминает, куда приведут нас ноги, в каком бы направлении они ни шли.

— Голосуй, как отец. Будь с ним в мире.

Вкус хороших лекарств зачастую неприятен, но некоторые пилюли бывают слишком горьки, чтобы их проглотить. Я помолчал, чтобы сдержать гнев.

— Я и так едва удержался, чтобы не повести войска на Анкрат и не опустошить его. Если борьба идет за то, чтобы не допустить войны… какой может быть мир?

— Вы похожи друг на друга. Возможно, твой отец чуть холоднее, строже и менее честолюбив, но ты — плод того же древа, и то же зло выковало тебя.

Лишь Коддин мог напомнить мне, что я сын своего отца, и остаться в живых. Лишь человек, который уже умер у меня на службе и теперь лежал и разлагался, все еще служа мне из чувства долга, лишь такой человек мог произнести эту истину.

— Он мне не нужен, — сказал я.

— А разве этот твой призрак, Зодчий, не говорил тебе, что два Анкрата вместе положат конец владычеству потаенных земель? Подумай, Йорг! Сейджес настроил твоего дядю против тебя. Сейджес хотел, чтобы ты и твой брат полегли в землю. Не добившись этого, он поссорил отца и сына. А что может положить конец власти людей вроде Сейджеса, Молчаливой Сестры, Скилфы и им подобных? Мир! Император на троне. Единая власть. Два Анкрата! Думаешь, твой отец все это время предавался праздности — пока ты рос, да и до того? Может, у него нет таких далеко идущих амбиций, как у тебя, но он тоже по-своему непрост. Король Олидан пользуется влиянием при многих дворах. Не сказал бы, что у него есть друзья, но он в равной мере вызывает доверие, уважение и страх. Олидану известны тайны.

— Мне тоже известны тайны. Многие из них я предпочел бы не знать.

— Сотня не последует за сыном, пока перед ними стоит отец.

— Тогда я должен уничтожить его.

— Твой отец пошел по этому пути — и это сделало тебя сильнее.

— Но он начал колебаться. — Я посмотрел на свою руку, вспоминая, как отнял ее от груди, окрашенную кровью. Моя кровь, отцовский нож. — Он колебался. Я не буду.

Если ведьма снов пыталась вбить клин между нами, она хорошо справилась с этой работой. Я не был склонен прощать отца и сомневался, что он принял бы прощение.