Книга Спасение красавицы - Энн Райс

На момент продолжения нашей истории притихшее в ночи судно приближается к конечной цели своего долгого морского пути.

И принц Лоран бодрствует наедине со своими мыслями о собственном рабском уделе…

ПЛЕННИКИ НА МОРЕ

(Рассказ Лорана)

Ночь… Тишина… Но что-то как будто переменилось. Едва открыв глаза, я понял, что земля совсем близко. Даже в немом сумраке каюты я улавливал приближение этого неведомого края.

Итак, наше путешествие подходит к концу, думал я. И очень скоро мы наконец узнаем, что же ждет нас в этом новом плену, в котором, как нигде и никогда, мы превратимся в жалких, ничтожных, бессловесных созданий.

Я испытывал одновременно оживление и страх, любопытство и невыразимый ужас.

При тусклом свете единственного ночника я увидел, что Тристан проснулся и теперь лежит, напряженно уставясь в полутьму каюты. Похоже, он тоже понял, что конец нашего пути уже совсем-совсем близок.

Принцессы-пленницы еще спали: нагие и прекрасные, они походили в своих золотых клетках на редкостных, невиданных зверей. Соблазнительная миниатюрная Красавица сияла во мраке своими пышными золотистыми волосами, точно желтое пламя. У Розалинды, ниже ярусом, вьющиеся черные волосы прикрывали белую точеную спину почти до самых округлостей ее маленьких упругих ягодиц. В клеточке над ними лежала на спине высокая и тонкая Елена, ее гладкие каштановые волосы во сне разметались по подушке.

До чего же прекрасны телом наши прелестные подруги по заточению! Уютно свернувшаяся на матрасике Красавица с ее округлыми ручками и ножками, за которые так и подмывает ущипнуть; Елена, в полном забытье откинувшая назад голову и широко раздвинувшая свои длинные стройные ноги, прижавшаяся коленом к прутьям клетки; и, наконец, роскошная Розалинда — под моим взглядом девушка повернулась на бок и тут же выкатились вперед ее крупные спелые груди с заостренными темно-розовыми сосками.

Справа, дальше всех от меня, лежит черноволосый Дмитрий, красотой хорошо развитых мускулов соперничающий с блондинистым Тристаном. Во сне его лицо кажется странно холодным и отстраненным, хотя днем он, пожалуй, среди нас самый добрый и участливый.

Так же как и пленные принцессы, радиво рассаженные по клеткам, точно зверьки, мы, принцы, выглядим не менее экзотически и, пожалуй, не более человечески, чем они. У каждого из нас между ног небольшая крепкая сеточка, не позволяющая даже коснуться рукой собственных страждущих органов.

За те долгие ночи, что мы провели в море, когда надзиратели-туземцы оказывались достаточно далеко, чтобы не слышать нашего шепота, мы имели возможность хорошо узнать друг друга. А за долгие часы вынужденного молчания, когда оставалось лишь уноситься в собственные мысли и мечты, мы, наверное, гораздо лучше узнали и самих себя.

— Лоран, ты слышишь? — встрепенулся вдруг Тристан. — Мы почти у берега.

Тристан среди нас был самым беспокойным юношей. И хотя он безмерно горевал, утратив своего господина, летописца Николаса, принц тем не менее чутко подмечал все происходящее вокруг.

— Да, — выдохнул я в ответ, быстро глянув на него. Его яркие синие глаза возбужденно блестели. — Совсем недолго осталось…

— Я лишь надеюсь…

— Ох, Тристан, разве нам есть на что надеяться?

— …что нас не разведут поодиночке.

Ничего не ответив, я откинулся на спину и закрыл глаза. Что толку говорить о том, что и так очень скоро станет явным. Все равно не в наших силах что-либо изменить!

— Что бы ни случилось, — сказал я задумчиво, — я рад, что мы наконец-то приплыли и нам снова найдут хоть какое-то применение.

После того как в самом начале пути всех пленников весьма изощренно проверили на пригодность, похитители о нас больше и не вспоминали. И две недели мы лишь томились собственными желаниями, а наши мальчишки-надзиратели только посмеивались над нами и придерживали нам руки, которые сами тянулись под клиновидный покров сетки, скрывавший наши интимные места.

Казалось, все мы в равной степени страдали от того, что ничто на корабле не могло отвлечь нас от взаимного созерцания нашей наготы.

И я никак не мог отделаться от мысли: понимают ли наши юные грумы, столь проницательные во всех прочих отношениях, что нас безжалостно вышколивали в замке в непомерных аппетитах плоти и что господа и госпожи при королевском дворе приучали нас даже жаждать скрипа хлыста, лишь бы пригасить бушующий внутри огонь желания.

При прежней нашей службе и полдня не проходило, чтобы кого-либо из нас не использовали для похотливых утех, и даже весьма послушные рабы постоянно получали какую-то плотоядную кару. А уж те, кого в наказание выслали из замка в городок, вообще прослыли самыми буйными и неуемными среди невольников.

Там, за морем, остался совершенно другой мир, и в этом мы с Тристаном сошлись во мнении, шепчась долгими ночами во мраке нашего узилища. И в замке, и в городке нам позволялось говорить краткое: «Да, мой господин» или «Да, моя госпожа». Нам отдавались немногословные распоряжения, и мы порой в одиночку отправлялись куда-то с тем или иным поручением. А Тристан, вон, даже удостаивался долгих бесед со своим любезным господином Николасом.

Здесь же, еще до того как мы покинули владения королевы, нас предупредили, что слуги султана будут обращаться с нами точно с безгласными тварями. Что, даже научись мы понимать их непривычный слуху язык, они никогда не станут с нами разговаривать. И что в краях султана любой ничтожный раб, используемый лишь для услаждений, осмелившись на мало-мальскую речь, немедленно получит крайне суровое наказание.

И вот все сказанное становилось явью. На всем пути по морю нас то и дело гладили, ласкали, похлопывали и потискивали и вообще всячески обихаживали в полном любви, но все же гнетущем молчании.

Когда, не снеся тоски, принцесса Елена в отчаянии стала в полный голос умолять выпустить ее из клетки, девушке тут же заткнули кляпом рот, запястья и лодыжки связали вместе, после чего провинившуюся подвесили на цепи к потолку. И там ее скрюченное тело долго болталось под сердитыми взглядами надзирателей, смотрящих на нее с недоумением и укором, пока Елена не смирила гордыню и не заглушила в себе слова протеста. Надо было видеть, с какой добротой и любовью эти грумы в шелках потом снимали ее с цепи! Ее целовали в умолкнувшие губы, а покрасневшие отметины на запястьях и лодыжках от кожаных оков мальчишки ласкали и смазывали маслами, пока те не сошли.

Юнцы-надзиратели старательно расчесывали и приглаживали ее каштановые волосы, сильными пальцами массировали спину и ягодицы — как будто таких страстных и беспокойных зверьков, как мы, можно угомонить подобным способом! Разумеется, все их ласки закончились в тот самый момент, когда они заметили, что рыжеватый пушок в тенистой ложбинке у Елены между ног увлажнился и она непроизвольно подается бедрами навстречу нежному шелку их одежд, возбужденная ласкающими прикосновениями. Тогда недовольными жестами они велели пленнице подняться на колени и, взяв за запястья, прикрыли ей лоно плотной металлической сеткой, ловко закрепив ее обернутой вокруг бедер цепочкой. Затем девушку положили в ее клетку, привязав ей руки и ноги к решетке широкими атласными лентами.