Книга Заговор Горбачева и Ельцина. Кто стоял за хозяевами Кремля? - Александр Костин

Однако «провалы памяти» у Б. Н. Ельцина имели одну характерную особенность — они носили заданно временной характер. В другое время и при других обстоятельствах «провалившиеся» в небытие эпизоды вдруг вспыхивали яркой звездой, и впору было кричать, уподобившись известному древнегреческому философу, — «Эврика!».

Так, о тюремных этапах отца Ельцин публично вспомнит лишь во второй своей книге, которая появиться уже в 1994 году, когда наличие репрессированных близких родственников перестанет считаться чем-то крамольным и никак не сможет повлиять на карьеру.

Вдруг ярко всплыл эпизод ареста отца, запечатлевшийся в сознании малыша немногим более трех лет от роду:

«Я до сих пор помню тот ужас и страх, — пишет Ельцин в «Записках президента». — Ночь, в барачную комнату входят люди, крик мамы, она плачет. Я просыпаюсь. И тоже плачу. Я плачу не от того, что уходит отец, я маленький, еще не понимаю, в чем дело. Я вижу, как плачет мама и как ей страшно. Ее страх и ее плач передаются мне. Отца уводят, мама бросается ко мне, обнимает, я успокаиваюсь и засыпаю»[11].

Скрывал ли Ельцин неблагоприятные по тем временам некоторые обстоятельства своей биографии? Безусловно скрывал, и свидетельством тому старые анкеты, которые Борис Николаевич заполнял собственноручно. Один из свердловских исследователей биографии Ельцина внимательно изучил все анкеты советского периода, и ни в одной из них нет упоминания о том, что его родные были репрессированы[12].

Однако, первая книга воспоминаний Ельцина «Исповедь на заданную тему» была написана в 1989 году, когда его отец уже был реабилитирован (15 июля 1989 года). Казалось бы, к чему наводить тень на плетень и не написать ту самую правду, о которой он «вспомнит» в 1994 году уже в новой книге: «Отец никогда об этом не говорил со мной, — неуклюже объяснит он свое первое умолчание. — Он вычеркнул из своей памяти этот кусок жизни, как будто его не было. Разговор на эту тему у нас в семье был запрещен».

То есть отец ничего не рассказывал, а сам Борис Николаевич, естественно, ничего не помнил по малости лет, хотя, как мы могли убедиться, он детально воспроизвел картину ареста отца.

Однако не надо забывать, что первая книга воспоминаний хотя и вышла на закате Советской власти, но именно в 1989 году Ельцин вел решительную борьбу за свою политическую реабилитацию в качестве кандидата в народные депутаты Верховного Совета СССР. Борьба шла за каждый голос, он хотел нравиться всем без исключения, а упоминание об отце-антисоветчике и деде-кулаке могло лишить его какого-то количества избирателей.

Другое дело, почему наличие репрессированных близких родственников не помешало простому инженеру-строителю впоследствии стремительно продвигаться по ступеням руководящей хозяйственной, а затем партийной лестницы? «Как же наши чекисты его пропустили?» — изумлялся впоследствии его «крестный отец» Яков Петрович Рябов, порекомендовавший Ельцина на пост Первого секретаря Свердловского обкома КПСС. Не зря изумлялся Яков Петрович. По строго заведенному правилу при рассмотрении кандидатур на высокие руководящие должности, и на любые должности в системе КГБ СССР, «компетентными органами» тщательно изучалась родословная кандидата, как минимум, до третьего колена. При наличии репрессированных родственников, несмотря на самые блестящие характеристики деловых и идейно-политических качеств, «компетентные органы» накладывали вето, причем это делалось, как бы это ни звучало парадоксально, в интересах самого кандидата. В будущем такому «выдвиженцу» могут стать доступным следственные дела своих родственников, изучение которых может отравить всю его последующую жизнь и отрицательно сказаться на исполнении порученного дела, чему есть немало примеров.

Детство Б. Ельцина было безрадостным: беспросветная нужда, недоедание, свирепость обиженного на весь белый свет отца, хорошо помнившего зажиточную жизнь в семье кулака и холодные нары «Дмитлага». Вернувшись из лагеря в сентябре 1936 года, Николай Ельцин вместе с семьей возвратился на Урал, в захолустный город Березники, где нанялся работать строителем березниковского калийного комбината. Живут бедно, в том самом дощатом бараке, который уже описан выше со слов самого Б. Ельцина. К этому следует добавить следующие воспоминания будущего Президента России:

«Может, потому мне так ненавистны эти бараки, что до сих пор помню, как тяжело нам жилось. Особенно зимой, когда негде было спрятаться от мороза, — одежды не было, спасала коза. Помню, к ней прижмешься — она теплая, как печка. Она нас спасала и во время всей войны. Все-таки жирное молоко, хотя и давала меньше литра в день, но детям хватало, чтобы выжить. Ну, и конечно, уже тогда подрабатывали. Мы с мамой каждое лето уезжали в какой-нибудь ближайший совхоз: брали несколько гектаров лугов и косили траву, скирдовали, в общем, заготавливали сено: половину колхозу (или совхозу? — А. К.), половину себе. А свою половину продавали, чтобы потом за 100 — 150 рублей, а то и за 200, купить буханку хлеба.

Вот, собственно, так детство и прошло. Довольно безрадостное, ни о каких, конечно, сладостях, деликатесах или о чем-нибудь вроде этого и речи не шло — только бы выжить, выжить, выжить и выжить»[13].

Клавдия Васильевна — мать Б. Н. Ельцина вспоминала, как впервые у ее малолетнего сына появился протест против социальной несправедливости. Очень рано будущий «непримиримый борец» со спецпайками и спецмагазинами для партийной элиты понял, что не все живут в такой ужасной бедности, как их семья: «В каком-то магазине, куда пришли они с малолетним Борисом Николаевичем, пытливый ребенок обнаружил особый отдел для избранных. Он даже пролез туда, обалдел от представленного ассортимента — сыр, пшеничный хлеб, американская тушенка — словом, все то, чего и на картинках люди тогда не видывали.

На расспросы сына мать объяснила: это, Боречка, специальная секция, для начальников, нам отовариваться там не положено.

Интересна реакция дошкольника: «Мама, — заявил он в ответ, — несмотря ни на что, я буду начальником».

Он исполнит свое детское обещание матери. Еще при жизни Клавдии Васильевны он, пройдя суровую школу «борьбы» со спецраспределителями для прежней партийной и государственной элиты Советского Союза, превратит в «спецраспределитель» для своей семьи и «семьи» всю Россию со всеми ее несметными богатствами.

Детские впечатления и привязанности — самые крепкие, а детские страхи — самые живучие. Недаром заметил в свое время французский писатель де Сент-Экзюпери, что все мы родом из детства. Что, кроме ощущения постоянного чувства голода на всю жизнь запечатлелось в сознании, да и в подсознании, Б. Н. Ельцина? Это чувство страха перед неминуемым наказанием со стороны властного, невежественного и сильно пьющего отца за любую провинность, с одной стороны, и чувство обиды за нанесенные оскорбления, а также чувство мести, откладываемой на более благоприятные времена, с другой. Действительно, Б. Ельцин на всю жизнь запомнил тяжелую руку отца — домашнего деспота, обладающего неуравновешенной психикой. Припадки бешенства возникали у отца столь часто, что ребенок воспринимал экзекуции, как неотъемлемую часть самого себя. Он даже не задумывался о том, что могут быть иные «педагогические» приемы воспитания, и стоически, без криков и слез, сносил отцовские измывательства, плотно стиснув зубы, отчего пьяный родитель распалялся еще сильнее.