Книга Портной из Панамы - Джон Ле Карре

Дороги открываются. Океан спокоен и освещен как-то сумеречно. Россыпь темно-серых островов по ту сторону бухты похожа на далекие китайские горы, подвешенные в туманной дымке. Пенделю всегда хотелось побывать там. Возможно, вина Луизы, что этого так и не случилось: мешало присущее ей чувство неуверенности и страха. А может, не произошло этого потому, что Пендель в какой-то мере обладал даром предвиденья и уже знал, что ожидает его там. Наверное, оттуда небоскреб, в котором находится банк, кажется маленьким красноватым пятнышком, затерявшимся среди равно отвратительных сотоварищей, что теснятся и словно отталкивают друг друга в попытке доказать, кто из них выше. Над невидимым глазу горизонтом застыла, выстроившись в линию, дюжина кораблей – должно быть, дожидаются очереди войти в канал. И Пендель в провидческом припадке уже представляет томительную жизнь на борту. Вот он, изнемогая от зноя и духоты, стоит на неподвижной палубе, вот лежит в каюте, среди незнакомых людей, и вдыхает потный запах их тел и машинного масла. Нет уж, спасибо, не надо, и он содрогается от омерзения. Ни за что и никогда! До конца своей земной жизни он, Гарри Пендель, будет наслаждаться каждым ее днем и часом, он заявляет об этом со всей ответственностью. Если не верите, спросите дядю Бенни, неважно, жив он там или мертв.

Въезжая на величественную Авенида Бальбоа, он чувствует себя едва ли не небожителем. По правую руку тянется посольство Соединенных Штатов, да оно больше, чем президентский дворец, даже больше, чем его банк. Да что там говорить, в этот момент оно затмевает в его глазах все, даже Луизу. «Я слишком масштабный человек, – объясняет он ей, сворачивая во двор банка. – И если б не считал себя таковым, никогда и ни за что не вляпался бы в эту историю. Никогда бы не строил из себя барона-землевладельца, никогда бы не задолжал такую кучу денег, никогда бы не насмехался над Эрни Дельгадо, которого ты считаешь Мистером Моральная Безупречность…» Пендель нехотя выключает Моцарта, снимает с вешалки пиджак – сегодня он выбрал темно-синий, – надевает его, поправляет перед зеркальцем галстук фирмы «Денман и Годдард». Страшно серьезный паренек в униформе распахивает перед ним высокую стеклянную дверь. В руках у паренька духовое ружье, и он отдает честь каждому, на ком костюм.

– Дон Эдуардо, монсеньор, как мы поживаем сегодня, сэр? – восклицает Пендель по-английски и приветственно вскидывает руку. Лицо паренька так и расплывается в довольной улыбке.

– Доброе утро, мистер Пендель, – отвечает он. Вот, собственно, и все, что он может сказать по-английски.

Для портного Гарри Пендель развит физически, пожалуй, даже слишком. Возможно, он осознает это – в походке так и сквозит сдержанная сила. Он высок, широкоплеч, седые волосы коротко подстрижены. У него мощная грудь и толстые покатые плечи боксера. Но походка сдержанная и важная, словно у государственного чиновника. А руки он держит сложенными за широкой спиной. Такой походкой, преисполненной сдержанного достоинства, обходят почетный караул или же идут на казнь. В воображении своем Пендель делает и то и другое. Одна шлица на спинке пиджака – вот и все, что он себе позволяет. Он называет это «законом Брейтвейта».

И все это – перед лицом сорокалетнего юбилея, когда мужчина достигает своего расцвета и пика в радостях жизни. Его по-детски голубые глаза сияли непритворной невинностью. Его губы даже во сне складывались в теплую искреннюю улыбку. Увидеть его в такие моменты уже было наградой.

Большие люди в Панаме имели в услужении роскошных чернокожих секретарш в строгих синих костюмах, напоминавших униформу автобусных кондукторов. Имелись у них и укрепленные стальными листами пуленепробиваемые двери из тикового дерева, растущего только в джунглях, с медными ручками, которые нельзя было поворачивать, поскольку все двери открывались исключительно нажатием кнопки изнутри. Цель – предотвратить похищение хозяев этих самых дверей. Кабинет Рамона Радда являл собой просторную и современно отделанную комнату на шестнадцатом этаже, с тонированными стеклами окон от пола до потолка, откуда открывался вид на бухту, и с письменным столом размером с теннисный корт. Сам Рамон Радд приютился на самом краешке этого стола и напоминал маленькую крысу, вцепившуюся в огромный плот, сброшенный с тонущего корабля. Это был пухленький коротышка с челюстями синеватого оттенка, прилизанными темными волосами, бакенбардами цвета воронова крыла и горящими алчностью глазками. Он говорил по-английски почему-то через нос и исключительно ради практики. Платил огромные деньги за исследование своего генеалогического древа – утверждал, что род его ведет начало от шотландских авантюристов и завоевателей. Шесть недель тому назад он заказал себе килт из ткани в красную клетку, чтоб принять участие в шотландских народных танцах в клубе «Юнион». Рамон Радд был должен Пенделю десять тысяч долларов за пошив пяти костюмов. Сам же Пендель задолжал Радду сто пятьдесят тысяч долларов. В качестве жеста доброй воли, Радд добавлял неоплаченные проценты с долга к капиталу, отчего капитал рос.

– Мятную? – предложил Радд и подтолкнул к Пенделю медное блюдо с конфетками в зеленых обертках.

– Спасибо, Рамон, – ответил Пендель, но конфеты не взял. Рамон ухватил одну, развернул, сунул в рот.

– Зачем ты платишь адвокату столько денег? – осведомился Радд после двухминутной паузы, во время которой был занят тем, что смачно сосал леденец. И каждый из них в отдельности с неудовольствием и горечью размышлял о последних финансовых отчетах, поступивших с фермы по выращиванию риса.

– Он сказал, что собирается подкупить судью, Рамон, – с застенчивостью обвиняемого, дающего показания перед судом, объяснил Пендель. – Он говорил, что они с судьей друзья. И обещал меня вытащить.

– Но почему в таком случае судья отложил слушание? Если этот твой адвокат его подкупил? – резонно заметил Рамон. – Почему не выполнил обещания?

– Так к тому времени назначили уже другого судью, Рамон. Новый судья был назначен сразу после выборов, а взятки, как ты сам понимаешь, от старого к новому не передаются. И теперь новый судья нарочно тянет время, ждет, от какой из сторон поступит самое выгодное предложение. Секретарь суда говорит, что новый судья более честный, а стало быть, стоит дороже. Совестливые люди в Панаме в цене, прямо так и сказал. И с каждым годом эта цена все возрастает.

Рамон Радд снял очки, подышал на стекла, потом протер каждое кусочком замши, который извлек из нагрудного кармана костюма, пошитого в ателье «Пендель и Брейтвейт». И снова завел тонкие золотые дужки за маленькие блестящие уши.

– Тогда почему бы тебе не подкупить кого-нибудь в Министерстве развития сельского хозяйства? – тоном снисходительного превосходства заметил он.

– Да мы пытались, Рамон, но слишком уж они там гордые. Говорят, что та, вторая сторона уже дала им на лапу. И было бы неэтично с их стороны менять пристрастия.

– Ну а управляющий твоей фермой может что-то придумать? Ты ж платишь ему большую зарплату. Почему он не желает помочь?

– Ну, видишь ли, Рамон, если уж быть до конца честным, так этот самый Анхель немного лопух, – ответил Пендель, подсознательно любивший ввернуть какое-нибудь редкое английское выражение. – Думаю, от него бы было куда больше проку, если б он не торчал там и не преувеличивал свои заслуги. Лично я скорее умру, чем буду пудрить людям мозги и говорить то, чего нет.