Книга Птицы небесные - Вера Ветковская

Наташа чувствовала, что некоторые студенты, особенно — студентки, ей завидуют. Как он ни старался ко всем относиться одинаково, было видно, что с Наташей Москалев связывает особые надежды.

…Пошли этюды, бытовые сценки, которые придумывали сами студенты, — Наташа в каждой из них преображалась с такой легкостью, точно у нее не было самой себя и в помине… Она была жалкой старухой, от которой ревнивая невестка прячет внучку, горемычной тоскующей бабушкой; она была разбитной стервой, лающейся с прорабом, точно век проработала на стройке; она была смешной санитаркой, пытающейся обольстить врача во время дежурства; неудачницей-поэтессой, за жалкие гроши читающей в какой-то районной библиотеке свои стихи, заикающейся и по-настоящему краснеющей от этой пытки; она изображала кошку, свернувшуюся клубком у батареи; перепуганного зайца; вальяжную, шумно отфыркивающуюся корову на летнем лугу; телефон с то и дело снимаемой невидимой рукой трубкой и говорящий на разные голоса… На спецдвижении она была самой ловкой и пластичной, на орфоэпии — самой догадливой, на занятиях по голосу все схватывала на лету.

Их общежитская комната оказалась самой дружной. Наташиными соседками были Софья, могучая девушка из Питера, которую весь курс дружно называл «мать», и покладистая, добрая Жанна, адыгейка из высокогорного аула Ассолохай. Кроме трех девушек, к комнате как бы оказался приписанным Слава Орловский, сразу признавший в Наташе даму своего сердца, самый юный на курсе паренек из деревни Хахели Калужской области. На него Софья, пользуясь его слабостью к Наташе, сразу же возложила массу мелких хозяйственных обязанностей — сбегать в магазин, начистить картошки, поставить чайник, починить радио, сдать в ремонт прохудившуюся обувь. Слава нес свои повинности с гордостью и радостью и ничего не требовал взамен, только бы почаще видеть своего кумира, Наташу…

Итак, Наташа шла по Москве. Улицы несли ее, как плавное течение реки. Виктор должен был ждать ее у памятника Пушкину в шесть часов вечера.

Ей чудилось, что сердце у нее в груди раскачивается, как колокол, и вся округа полна серебряным звоном. Она была не просто счастлива, она была влюблена, и ей казалось, что перемены коснулись не только ее души: весь мир преобразился и плыл к далеким звездам в океане невыразимой, напряженной музыки. С каждого облака соскальзывали что-то поющие голоса, каждое дерево, охваченное заревом осени, пело.

Вот и автобусная остановка.

Забор, за которым шло строительство, был оклеен объявлениями. «Снимем квартиру на любое время. Порядок гарантируем. Молодожены-москвичи». «Пропала сумка с важными документами, умоляю вернуть за любое вознаграждение». Детским почерком: «Пожалуйста, если увидите кошечку белую в черных носочках, позвоните Вене». «Слепому студенту требуется чтица». Нарядное объявление гласило, что продаются фирменные джинсы… Няню к ребенку двух лет; пожилую сиделку к старику… Фамильное серебро; полное собрание сочинений Бальзака; магнитофонные записи; натурщицу, знающую асаны хатха-йоги, — скульптору, оплата в зависимости от сложности поз; преподаватель вуза гарантирует поступление; коллекция марок; две двухкомнатные на трехкомнатную, выше пятого не предлагать. Студенты снимут… к инвалиду требуется… машинистка обучит…

Подошел автобус. И поплыл среди медленно осыпающегося, уходящего лета.

В автобус вошел старик в потертом пальто, у горла зашпиленном большой булавкой, в шапке-ушанке. Проходя мимо Наташи, наклонился и доверительно сообщил ей:

— Зайцем поеду.

На шпиле высотки на площади Восстания сидела птица, другая кружила над ней. И больше во всем небе не было ни птиц, ни облаков. Проехали мимо разных посольств. И вдруг старик-безбилетник, усевшийся рядом с Наташей, стянул с головы ушанку, привстал и громко, на весь автобус объявил:

— В этой церкви Александр Сергеевич Пушкин в 1831 году венчался с Натальей Николаевной Гончаровой. — И поклонился в сторону круглой, высокой церковки. И вдруг, не удержавшись, всхлипнул: — Какого человека убили!

Без десяти шесть. Сколько ни учила Катя Наталью — не смей приходить на свидание прежде, чем твой поклонник протомится в ожидании с полчаса, — она всегда оказывалась на месте раньше своих мальчиков.

Кто-то тронул ее за плечо. Симпатичная усатая физиономия, смоляной чуб.

— Тебе, что ли, Вовчик нужен? Вовчик — это я вот.

Наташа усмехнулась:

— Мне не нужен Вовчик.

— Ну, это дудки. Вовчик всем нужен… Вы просто еще не знаете, кто я такой… Значит, вы не Таня?

Наташа заозиралась по сторонам:

— Мне кажется, ваша Таня стоит вон там, слева… видите — девушка смотрит на часы?..

Вовчик живо подцепил Наташу под руку:

— Слушайте, выведите меня отсюда, будто я с вами… По телефону был такой голосок, а оказалась сущим крокодилом…

Наташа сердито выдернула руку:

— Послушайте! Я жду одного человека. Уходите сами…

Ладно. Не повезло. Но ты, если что, приходи ко мне в «Универмаг» на «Щелково». Если понадобится хорошая аппаратура… — вздохнул Вовчик.

Наташа уже не слушала его.

С той стороны площади, как будто не замечая потока машин, в черном длинном развевающемся плаще красной розой в руках к ней приближалась ее судьба, Виктор…

Глава 2

Репортаж был любимым жанром Кати. С интервью сложнее. Иной раз так намучаешься, пока вытянешь из своего подопечного нужную информацию. Или наоборот — попадется такой болтун, что не остановишь. Ведя репортаж с места события, все равно какого — поля жатвы или предприятия, она чувствовала себя в центре внимания и пьянела от власти над людьми. Люди и сопутствующие им обстоятельства были для нее всего лишь материалом. И от нее, Катерины Лавровой, зависело, в каком виде она их представит: в выигрышном или неприглядном.

Нет, конечно, очерки, аналитические статьи — не ее стезя. Репортер — вот кто она такая. Налететь как вихрь, ошеломить, озадачить, огорошить свежей сенсацией. Даже мечты о будущем репортерстве дурманили ее, как наркотик. Катя стояла у доски объявлений и вчитывалась в перечень спецкурсов и спецсеминаров. Долго не раздумывала — конечно, репортаж.

Ее немного смущало только имя будущего руководителя. Она не раз видела репортажи Сергея Колесникова. Они были добротны, просты. Но Катя еще не научилась ценить простоту. Ей хотелось большего блеска, острословия, юмора. Однако старшекурсники Сергея Петровича хвалили. А их мнению Катя доверяла.

— Колесников всегда пристраивает своих студентов, а связи и знакомства у него по всему Союзу, — снисходительно наставляла толстушка Нина Хабарова, которая все про всех знала. — Потом, он действительно работает с каждым. Далеко не все преподаватели тратят свое драгоценное время на объяснения: дадут тебе тему, и барахтайся как знаешь.

Катя пошла сразу на три спецкурса — приглядеться. Но осталась все-таки у Колесникова. Вначале без всякого энтузиазма. Старик, небрежно подумала она, впервые увидев своего шефа. Ему было явно под сорок. Девятнадцатилетней Кате такие мужчины казались безнадежными стариками. Спустя пару лет она стала иначе воспринимать этот возраст.