Книга Флэш по-королевски - Джордж Макдональд Фрейзер

— Да благословит вас Господь, — говорит он. — А как же вы?

— Мы задержим их. Ну давай же, болван.

Он исчез внутри. Я подмигнул Спиди, стянул у него с груди шейный платок и бросил его у закрытой двери. Потом мы на цыпочках прокрались в комнату на другой стороне площадки и спрятались за дверью, которую я предусмотрительно оставил распахнутой настежь. Судя по отсутствию активности и толстому слою пыли, этот этаж явно был заброшен.

Тут появились ищейки. Увидев платок, они издали радостный клич и выволокли розового юнца наружу. Как я и рассчитывал, нашу комнату они не тронули, здраво рассудив, что никто не станет прятаться за открытой дверью. Мы стояли не шелохнувшись, пока полисмены топтались на лестничной площадке, выкрикивая команды и веля розовому юноше прикусить язык. Затем вся гурьба спустилась вниз. Там, судя по всему, полицейские строили своих пленников, причем в весьма грубых выражениях. Не так часто им удавалось провести успешную облаву, и теперь у них появился шанс отыграться сполна.

— Святой Георг, ну и хитер ты, Флэши, — прошептал Спиди. — Полагаю, мы спасены.

— Побегал бы ты с мое от этих проклятых афганцев, — отвечаю я, — тоже выучил бы все, что полагается знать о прятках.

Но в глубине души я тоже был доволен, что мой трюк сработал. Мы нашли слуховое окно, и на нашу удачу поблизости располагалась достаточно покатая крыша соседнего, оказавшегося пустым, дома. Мы влезли на его чердак, спустились два пролета по лестнице и через заднее окно выбрались в переулок. Пока все шло прекрасно, но Спиди пришла в голову мысль, что здорово было бы обойти дом и с безопасного расстоянию полюбоваться на то, как легавые уводят своих пленников. Я согласился, что будет весело, и мы, приведя себя в порядок, прогулочным шагом направились к концу улицы.

Что и говорить, у дверей «Майнор-клаб» собралась целая толпа желающих поглазеть на представление. Бобби в своих высоких шапках и ремнях оцепили подъезд, откуда арестованных препровождали в крытые кареты. Мужчины либо шли молча, понурив головы, либо поносили полицейских на чем свет стоит; шлюхи по большей части плакали, хотя некоторые пытались брыкаться и царапаться.

Будь мы поумней, то держались бы на расстоянии, но стало темнеть, и мы подошли поближе. Мы пробрались к краю толпы, и надо же было случиться, что как раз в этот момент вывели того юнца в розовом сюртуке, хнычущего и бледного. Спиди рассмешил его несчастный вид, и повернувшись ко мне, он пропел:

— Слушай, Флэши, что же скажет мама?

Юнец, видно, услышал; он обернулся и заметил нас. Взвизгнув, эта презренная шавка указала на нас:

— Они тоже были там! Эти двое — они тоже прятались!

Если бы мы не дрогнули, никто бы ничего не доказал, но инстинкт бегства укоренился во мне слишком глубоко: не успели бобби повернуться к нам, я уже мчался как заяц. Увидев, что мы бежим, они бросились в погоню. У нас получилась неплохая фора, но недостаточная, чтобы успеть скрыться из глаз, нырнув за угол или в подворотню; Сент-Джеймс — чертовски плохой район, чтобы бегать от полиции: улицы слишком широкие, и нет укромных переулков.

Поначалу нас разделяло ярдов пятьдесят, но потом они начали приближаться — особенно двое, размахивающие дубинками и приказывающие нам остановиться. Я почувствовал, что начинаю хромать. Мускулы сломанной при Джелалабаде ноги еще не совсем восстановились, каждый шаг отдавался болью в бедре.

Спиди это заметил и замедлил бег.

— Эгей, Флэш! Ты что, отбегался?

— Нога, — говорю я. — Больше не выдержу.

Он бросил взгляд за спину. Вопреки плохой характеристике, которую дает ему Хьюз в «Школьных годах Тома Брауна», Спидикат был храбрым, как терьер, и готовым в любой миг ввязаться в драку — совсем не то, что я. [V*]

— Понятно, — говорит он. — Тогда к дьяволу все. Давай остановимся и покончим с ними. Их только двое… хотя нет, проклятье, там позади еще. Покажем всем, на что мы способны, старина.

— Без толку, — прохрипел я. — Я не в состоянии драться.

— Предоставь это мне, — кричит он. — Я задержу их, пока ты не скроешься. Да не стой тут, парень: разве ты не понимаешь, что не к лицу герою Афганистана оказаться в кутузке? Жуткий скандал. Не беспокойся обо мне. Ну, идите сюда, ублюдки в синих мундирах!

Он развернулся посреди дороги, обзывая их и приглашая подойти ближе.

Я не колебался. Если найдется такой осел, что готов принести себя в жертву ради Флэши, — значит сам виноват, пусть получает по полной. Оглянувшись, я увидел, как он остановил одного из бобби ударом прямой левой и сцепился со вторым. Потом я свернул за угол, ковыляя со всей скоростью, которую позволяла больная нога. Я добежал до конца улицы, пересек площадь; бобби еще не показались. Обогнул разбитый в центре садик, и тут нога буквально подломилась.

Привалившись к изгороди, я отдыхал, судорожно хватая воздух. Издалека до меня долетал боевой клич, который все еще издавал Спиди. Где-то неподалеку послышался топот. Оглядевшись в поисках убежища, я увидел пару экипажей, стоящих у дома, выходящего на огороженный садик. До них было недалеко, а оба возницы сидели в первом из экипажей, обсуждая лошадей. Меня они не видели; если мне удастся доковылять до второго и забраться внутрь, ищейки останутся с носом.

Хромать бесшумно не так и просто, но мне удалось незамеченным добраться до экипажа, открыть дверь и укрыться в нем. Я скорчился, чтобы меня не было видно и, затаив дыхание, стал прислушиваться к звукам погони. Несколько минут все было тихо. «Потеряли след», — подумал я, и тут услышал новый звук. От двери одного из домов донеслись женский и мужской голоса. Раздался смех, пожелания доброй ночи, цоканье шагов по мостовой и скрип подножки. У меня перехватило дыхание, а сердце бешено забилось; дверь экипажа распахнулась, стало светло, и я осознал, что смотрю в глаза одной из самых красивых девушек, которых мне доводилось встречать.

Нет, самой красивой. Когда я оглядываюсь назад и вспоминаю женщин, которых знавал: блондинок и брюнеток, худеньких и полных, смуглых и белолицых — их сотни, сотни… — я не могу найти ни одной, что могла бы сравниться с ней. Одну ногу она поставила на подножку, руки, придерживающие юбку из алого сатина, были отведены назад, открывая взору белоснежную грудь, на которой сверкало колье из бриллиантов, соперничающих своей роскошью с ниткой жемчуга в ее иссиня-черных волосах. Большие темные глаза уставились на меня, а губы, не слишком большие, но полные и алые, приоткрылись в удивленном вздохе.

— Господи боже! Мужчина! Какого черта вы тут делаете, сэр?

Должен вам признаться, такого рода приветствие не часто можно было услышать из уст леди в дни молодой королевы Виктории. Любая другая завизжала бы и рухнула в обморок. Подумав, я решил, что в данной ситуации лучше всего сказать правду.

— Я прячусь.

— Это-то я вижу, — говорит она. В голосе ее слышались нотки приятного ирландского акцента. — Но от кого? И почему в моем экипаже, не потрудитесь ли объяснить?