Книга Желания - Ирэн Фрэн

Ирис Спенсер, мать Тренди, старалась изо всех сил. Став актрисой, она с шестнадцати лет играла в скандальных фильмах и авангардистских постановках. Было бы безнадежно и глупо пытаться составить список ее многочисленных любовников. Для нее устраивали фонтаны с розовым шампанским; на фестивалях она ступала по коврам из орхидей, брошенных ей под ноги готовыми на все воздыхателями; ради одной ночной поездки по Капри она могла купить кабриолет канареечного цвета; за сорок пять лет у Ирис было пять мужей, несколько раз она пыталась покончить с собой, но всегда возвращалась к жизни в какой-нибудь клинике Нью-Йорка или Акапулько. В общем, она перепробовала в жизни все, разве что никогда не грызла алмазы. Одним из несчастных, удостоившимся титула ее супруга, был Жан Флоримон. Он играл роль первого любовника в третьесортном фильме плаща и шпаги; Ирис решила, что хочет от него ребенка, а на шестом месяце беременности устроила шумную свадьбу. Флоримону понравилось столь бурное начало семейной жизни, но события развивались слишком стремительно. Ирис непременно понадобилось жемчужное колье, муж ей отказал, и тогда она выстрелила в витрину ювелирного магазина на Вандомской площади из маленького револьвера, с которым никогда не расставалась. Стекла устояли, а пуля рикошетом попала во Флоримона. Нисколько не сомневаясь, что жена спятила, он предпочел исчезнуть, и больше его не видели. Родив ребенка, Ирис осчастливила им своих родителей. Но в одном Тренди их разочаровал: он оказался серьезным ребенком. Вне всякого сомнения, Флоримон в нем взял верх над Спенсером, хотя, может быть, после сумасбродных выходок нескольких поколений в мальчике проявились упрямство и стеснительность любителей пряностей. Единственным безумием, охватившем Тренди, стала любовь к морю. Впрочем, он не спешил покупать яхту и, как ему следовало бы, вести на ней светскую жизнь между Марбеллой и Бора-Бора — он засел за учебу, сдавал экзамены, участвовал в конкурсах. Он даже написал диссертацию — никто так и не понял о чем: какие-то крабы, водоросли, и, кажется, зубы кита. Уехав от бабушки и дедушки, Тренди регулярно их навещал. Изредка он виделся и с матерью — когда очередной любовник или какой-нибудь каприз увлекали ее в Европу. И хотя у сына с матерью не было ничего общего, в одном они были похожи: оба всегда одевались по последней моде и обращались ко всем предельно вежливо; фамильярность допускалась только в самых крайних случаях. До сего дня Тренди считал, что таких случаев всего два: дружба и любовь. Друзья у него были (во всяком случае, он так считал), в любовь он не верил.

Вот почему, поднимаясь следом за Юдит, Тренди изо всех сил старался не обращать внимания на ее манеры.

— Сейчас увидишь свои апартаменты, — тараторила Юдит. — Я живу прямо под тобой. У меня тоже свой этаж. Видишь, как все здорово продумано!

Она скакнула на последнюю площадку. Тренди уныло плелся за ней. Словно не замечая его недовольства, Юдит продолжала:

— Здесь две большие комнаты. Посмотри, какие окна! Сколько света!.. Это я должна была бы здесь жить.

Она прижалась носом к оконному стеклу:

— Яркий свет необходим для моей живописи. Но я предпочитаю работать в другом месте, далеко отсюда.

Повернувшись спиной к окну, Юдит раскинула руки:

— Посмотри, весь океан будет в твоем распоряжении.

Затем она потащила его во вторую комнату, на ходу поясняя:

— Ванная дальше. А это твоя спальня. Она очень большая. Выходит в сад.

Сейчас, успокоившись, Юдит говорила с теми же интонациями, что и ее мать, тем же нежным, звонким голосом, но без малейшего акцента. Тренди выглянул в окно. Внизу расстилалась лужайка, обсаженная кедрами. За деревьями просматривалась стена, позади которой он заметил другие кедры и тополя. Это был парк соседней виллы, у ворот которой он простоял так долго, неизвестно почему.

Юдит снова потянула его за рукав:

— Пойдем.

Она втолкнула его в первую комнату, выходившую на море, — кабинет, как она ее назвала. Почему он слушался эту девицу и следовал за нею? Конечно, она была молода, красива, высокая, стройная, более высокая и более стройная, чем ее мать, но совершенно невоспитанная и к тому же неряха.

— Вот твои чемоданы, — сказала она. — Никто их не трогал, как ты и просил. Четыре чемодана и три ящика. Все правильно? Теперь ты их откроешь? Мне бы хотелось взглянуть…

— Ничего интересного, — отрезал Тренди, — и смотреть нечего.

— Ладно. Кажется, ты изучаешь скелеты рыб? И собрал настоящую коллекцию? И пробудешь здесь шесть месяцев? Видишь, мне все известно! Открой один чемодан, только один!

Юдит присела на ящик, на ее лицо упало солнце. Теперь он заметил, что волосы у нее темнее, чем у матери, однако они так же сияли на свету. Но за кого она его принимает, эта девчонка, и какое имеет право к нему вторгаться? И почему ее мать позволяет ей такое?..

Он до сих пор был в куртке и шарфе. Ему было жарко, очень жарко, хотелось принять душ. Тренди решил показать характер:

— Встаньте с этого ящика. Он очень хрупкий.

— Я знаю, там написано. Открой его.

Он не пошевелился. С раздосадованным видом она встала, склонилась над одним из чемоданов и принялась ковыряться в его замке.

— Прекратите! — завопил Тренди и вытащил из кармана куртки связку ключей. — Вы будете разочарованы, — сказал он более спокойно, открыл чемодан и осторожно распаковал маленький желтоватый скелетик.

— Фу! — воскликнула она с недовольной гримасой.

«Сейчас она уйдет, — думал Тренди, — вернется к своей мазне». Действительно, Юдит пожала плечами и направилась к выходу.

Тренди сделал вид, что не обращает на нее внимания, и отвернулся, снимая куртку. Он уже думал, что остался один, как вдруг услышал выражавший удивление свист. Это опять была Юдит: прислонившись к двери, она, словно лорнет, держала перед глазами скелетик рыбы и делала вид, что рассматривает через него Тренди.

— Шарф из настоящего шелка, кожаная куртка с отворотами из каракульчи, длинные волосы — слишком шикарно, сударь, для нашей-то дыры… Так вот почему тебя зовут Тренди!

Она скривилась, а затем разразилась хохотом. Тренди в сердцах швырнул куртку на пол. Итак, Дрогон обманул его, он рассказал этим двум женщинам, почему отправил его сюда. Но это было не самое худшее: подняв глаза на Юдит, он с ужасом увидел, что она держит скелет, который является редчайшим, почти уникальным экземпляром каллионимы лире сколиозе. Она вновь наклонилась к чемодану и стала распаковывать второй пакет, в котором как нарочно была еще более редкая минюскюль опитопроктус гримальди, водившаяся только в Марианской впадине. Разумеется, ни времени, ни храбрости остановить Юдит у него не было. В следующее мгновение искалеченная каллионима упала, но не на ковер это было бы слишком хорошо, — а на мощеный плитами пол, отчего позвоночник рыбы, объект его изучений последние семь лет, тут же развалился.

— Сейчас же уходите! — крикнул Тренди. — Я должен работать!