Книга Мужчина не по карману - Марина Серова

— Ко мне же уже приходили, и я рассказал все, что знаю, — удивленно сказал он, поправляя чалму на голове, но все-таки пропустил меня в дом.

Квартира по степени погрома несколько напоминала мою в тот момент, когда ко мне явилась Датская, только покрывающий «поле» материал отличался. На столах и подоконниках стояли грязные фужеры и рюмки, остатки пищи обильно обрамляли их, аудиокассеты неровной стопкой лежали почему-то на полу, у стенки. Магнитофона рядом не было видно, видимо, его приносил кто-то из друзей, а потом забрал.

Родион прошел вперед и сел на разобранную кровать, с тоской уставившись на пустой графин. Я поняла, что в этом доме не предлагают гостям сесть, поэтому, не дожидаясь приглашения, освободив от какого-то барахла кресло, комфортно устроилась в нем, закинув ногу на ногу. Когда со мной ведут себя не совсем учтиво, я тоже перестаю быть паинькой. Родиона нисколько не удивило мое раскованное поведение, он все воспринял как должное и продолжал смотреть на графин.

— Неплохо повеселились, — заметила я, указывая глазами на пустые бутылки под столом.

— Насколько я знаю, это не противозаконно, — парировал Хрусталев.

— И я так думаю. Но интересует меня другой вопрос: приходил ли к вам на день рождения Аркадий Датский?

— Ну вы, менты, даете! — возмутился было Родион и тут же сморщился от внезапно возникшей в голове боли. Правильно, нечего попусту возмущаться. — Вы что там, друг с другом не разговариваете? Или бумажки не читаете, которые я подписывал? Сколько же можно об одном и том же рассказывать?

— Ничего, повторение — мать учения, — мне все меньше нравился этот юнец с чалмой на голове. Нужно было его немного припугнуть, чтобы он хвост поприжал и стал разговаривать с дамой учтивее. — Если хочешь знать, нашелся еще один свидетель, показания которого немного отличаются от твоих. Вот теперь сидим мы и думаем: кто же из вас сочинитель такой искусный? Кому статью шить о сокрытии важной для следствия информации? Не подскажешь?

Хрусталев от этих моих слов встревожился и оторвал взгляд от графина.

— Я всю правду сказал, — глядя на меня кристально честными глазами, ответил он. — Не верите — спросите у любого, кто был у меня в тот вечер.

— Лучше ты мне еще раз повтори: был Датский на дне рождения или нет?

— Был.

— Дальше рассказывай: когда пришел, что делал, отлучался ли куда?

— Аркашка пришел часов в девять, мы сидели за столом и его не ждали. Он уже был веселый, наклюкался где-то заранее. Для храбрости, наверное. Вообще его никто не приглашал, но то, что он что-нибудь подобное выкинет, я подозревал.

— Почему? — спросила я так, словно знала, какую штуку выкинул Датский на дне рождения. Нужно было делать вид, будто я знакома с материалами дела и «бумажки подписанные» читала, иначе Хрусталев мог догадаться, что я к милиции никакого отношения не имею.

— Так его девчонка ко мне ушла, Аркашка и обиделся. Мы с ним раньше дружили. Ну, как дружили… тусовались вместе. Учимся в одном техникуме, удобно очень. Потом он познакомился с Вероникой. А я что, виноват, если она мне тоже понравилась? Не виноват. Но он, дурак, надулся, словно она у него первая. Вот мы и поссорились. Я Аркашку и не пригласил на день рождения, потому как знал, что нелегко ему будет на нас с Вероникой смотреть. А он взял и сам приковылял. Хороший такой, поднакачался на славу. Говорит, за твое здоровье хочу выпить, чтобы пошатнулось оно, значит, и чтобы скопытился ты быстрей. Хлопнул стакан стограммовый водки и сразу ушел.

— Один?

— Ну, я-то за ним точно не побежал. Да и остальные гости не сильно растрогались, на месте остались.

Во время всего рассказа Хрусталев то на меня посматривал, то на графин. Наконец его душа не выдержала, и он вышел из комнаты, не сказав мне ни слова. Я услышала, как журчит вода на кухне.

Этого-то мне и надо было. Судя по всему, в квартире не убирались с того памятного дня похождения, а значит, неплохо бы хорошенько здесь все рассмотреть. Стакан граненый на столе — это, видимо, тот, из которого Датский пил. Тут же три рюмки, на подоконнике еще две, фужеры — из них, по всей видимости, девчонки пили. А вот и что-то интересное… Рядом со столом, на одной из полок стенки, стояли явно еще для кого-то приготовленные две рюмки. Но они были чистыми. Либо кто-то в этой компании не пил, что маловероятно, либо кто-то не пришел.

— А все ли приглашенные пришли на праздник? — спросила я погромче, чтобы меня слышно было и на кухне.

— Нет, двое не пришли! — крикнул Хрусталев оттуда, закрыл кран, и я услышала приближающиеся шаги.

— Почему?

— А я откуда знаю, — появившись в дверном проеме, ответил Родион, — я их после этого не видел.

— А к Датскому они как относились?

— Тепло.

Я удивленно приподняла бровь, и Хрусталев пояснил:

— Мы вчетвером, еще до того, как я с Датским поссорился, лазили везде. Дружили, по-вашему, — как перед учительницей поправился передо мной Родион. — Ну а на день рождения они не пришли. Отсюда следует, — он молча подошел к креслу, стоящему напротив того, где сидела я, тяжело плюхнулся в него и только после этого продолжил, — что его они больше уважают. Вот так.

Завершив эту фразу, парень взял со стола сигаретную пачку и посмотрел внутрь: в ней было пусто. Он нервно повертел пачку в руках и разочарованно бросил обратно на стол.

«Обидно тебе, значит, что не тебя предпочли», — удовлетворенно подумала я. Хрусталев был мне неприятен, и это его переживание бальзамом пролилось на мою душу.

— Ты говоришь, Датский пришел сюда уже пьяный. С кем он мог так хорошо посидеть?

— Вот с ними и мог, больше не с кем. Этот принц друзей себе выбирает как жмот: чем меньше, тем лучше. У него больше ни с кем нет таких хороших отношений.

Что ж, кажется, Хрусталев больше ничего интересного рассказать мне не мог. Я узнала у него фамилии тех двоих и их адреса, а затем с радостью покинула его неубранную квартиру.

Глава 2

У нас в стране ничего сразу не делается. Поэтому на обратном пути на разбитом участке дороги людей в оранжевых жилетах я уже не увидела, зато выбоины на асфальте все с той же настойчивостью подбрасывали мой автомобиль, создавая ощущение морской качки в суровых городских условиях. Эта ассоциация поддерживалась брызгами, вылетавшими из-под колес проезжавших мимо машин. Одно радовало: за время моего разговора с Хрусталевым пробка успела рассосаться, и путь домой оказался относительно свободным.

Огромная лужа перед домом была последним препятствием на моем пути, которую я преодолела, уже выйдя из машины, слегка подмочив ботинки и репутацию, поскольку умудрилась, энергично ступив в нее, забрызгать соседку, Лидию Филипповну, стоявшую на «берегу» лужи. Пришлось спешно покинуть двор и отступить в подъезд, чтобы не слушать ее возмущенные замечания по поводу моей неучтивости.