Книга Права животных и порнография - Эрик Дж. Миллер

– Да?

– Я в самом деле скучаю по тебе. На работе я целый день думала: как странно – приду домой, а тебя нет.

– Мы не надолго, скоро вернемся.

– Я знаю. Я люблю тебя, – говорит она. – Я это точно знаю, особенно теперь, когда ты далеко.

Может быть, он ее тоже любит. Как поймешь? И ему нечего на это сказать. Дождь бьет в лицо, ветер студит кожу.

– Все, мне пора, – говорит он. – Но я позвоню завтра.

Коробка туалетной бумаги, табурет и встроенный в стену экран. Он опустил два жетона и смотрит, как экран заполняется наготой. Нажимает на кнопку выбора каналов. Две девушки. Нажимает снова и снова. Два парня. Еще какая-то голая размазня, не поймешь что. Мелькает мысль об Эми, и он снова нажимает кнопку. Светловолосая девушка и парень, лица которого не видно.

Он расстегивает штаны. Возбуждает ли его происходящее на экране, он не очень уверен. Девушка некрасива. На крупных планах видно, что волоски вокруг дырки в ее заднице почему-то слиплись. Когда камера отъезжает, становится заметно, что ей навряд ли так уж хорошо, хотя она вовсю гримасничает, и в динамике слышно, как она старательно пыхтит. Член у него лишь слегка поднялся, и он поглаживает его, не слишком-то на что-либо надеясь.

Тут дверь отворяется, и входит китаец средних лет.

– Э! Э!

– Он пятится, пытаясь спрятать член в штаны, но китаец приближается быстро, выставив перед собой открытую ладонь.

– Жетоны, – говорит китаец с акцентом. – Ты хочешь еще жетоны?

– Нет. – Он подымает руки, словно пытаясь защититься от удара. Он гораздо крупнее китайца, но все равно пугается его.

Китаец кивает и смотрит на экран. Расстегивает штаны и вынимает свой член. Маленький и темный, он направлен наискось вверх. Китаец оглаживает его, и головка то высовывается, то скрывается под кожей, а дырка на кончике огромная и блестит.

– Ты хочешь? – спрашивает китаец.

– Нет.

Он на шаг отступает. Китаец к нему поворачивается и неотрывно смотрит в лицо. Свободной рукой китаец берет его за член.

– Постойте, – говорит он и снова отступает, но он уже прижат к стене.

Держа его за головку члена, китаец опускается на колени. Вставляет ее себе в рот.

– Нет, – вновь слабо возражает он.

Китаец сосет с силой – такого он никогда не ощущал. Эми сосет ему редко, и он не уверен, стоит ли просить, чтобы она это делала чаще. Из крутящейся в голове тьмы вдруг выступает одна из ее маленьких грудей. Он смотрит на экран, но едва ли в состоянии понять, что там происходит. В сознании проносятся куски нынешнего вечера: крыса, стрип-клуб, секс-шопы, дождь и ветер. Он сожалеет, что не пошел с Брайаном в тот бар, где теперь они с братом напиваются в относительно чистом окружении и, может быть, освежают в памяти старые, чистые воспоминания о Монтане. Во всем теле – холод, даже в яйцах. Только член в тепле. Он взглядывает вниз и видит лицо китайца, его закрытые глаза и втянутые щеки. Слышит громкое чмоканье, которое производит китаец, и чувствует еще больший холод. Видит свое лицо, отраженное пластиком экрана, который погас. Оно кажется несоразмерным, неловким, будто это лицо какого-то замученного незнакомца. Он толкает китайца в плечи. Китаец подымает взгляд маленьких, затуманенных глаз.

– Пожалуйста, – говорит он. – Пожалуйста, перестаньте.

Он больше ничего уже не чувствует. Китаец щупает ладонью его зад, потом рука китайца лезет ему в штаны, невзирая на его слабые попытки уклоняться от прикосновений. Китаец принимается тереть пальцем его дырку в заднице, и он снова произносит:

– Пожалуйста, перестаньте, – но на сей раз так тихо, что сам себя едва слышит. Его всего корчит, но он чувствует, что высвободиться не в силах. – Пожалуйста.

– Сейчас, – говорит китаец и толкает его. – Сейчас, повернись.

– Что?

– Повернись.

Китаец разворачивает его кругом и пихает вниз, так что ему приходится ухватиться за табурет, чтобы не упасть через него.

– Нет, – говорит он. Он чувствует, как штаны и то, что под ними, ему стаскивают к коленям. Такое ощущение, будто он смотрит, как это происходит на экране с кем-то другим или с каким-то другим «я» – старым или новым, и вчуже ощущает, как это другое «я» вливается в его нынешнее тело.

Китаец сплевывает ему в раздвоение ягодиц, и он даже чувствует, как плевок стекает. Потом какую-то секунду китаец возится, переступает. Сперва пронзает ужасающая боль. Он вскрикивает и пытается оттолкнуть китайца. Китаец на него наваливается, всем весом повисает на спине, засовывает глубже, тяжело дышит. Острой боли в заду больше нет, там все немеет, зато появляется надежда, что скоро это кончится.

Затем китаец резко вынимает. Заставляет его встать на колени, наполовину разворачивает и сует ему член в лицо.

– В рот, – командует китаец. – Бери в рот.

– Нет, – отвечает он, но как-то неуверенно.

В нос бьет запах дерьма. Он вытирает член ладонью; член гладкий и влажный. Китаец делает шаг вперед, так что кончик члена утыкается ему в сомкнутые губы. Рука китайца охватывает его затылок и толкает голову вперед, губы раскрываются, и член входит. Он неприятен на вкус и во рту кажется маленьким и очень твердым. Он думает, не блевануть бы. Китаец суется членом туда-сюда наверное с минуту, потом замирает, и из него брызжет горячая сперма. А он с этой секунды начинает ощущать, как болят от сопротивления мышцы челюстей и зада. Китаец вынимает член, вытирает туалетной бумагой и уходит.

ШУБНИК

Парень он был видный, обладал неким спокойным обаянием, и время от времени случалось, что в каком-нибудь баре он знакомился с женщиной и проводил с нею полночи. Полагал, что это в нем детство играет – как будто в двадцать шесть, без пяти минут выпускник, все надеялся на какой-то решительный сдвиг сознания, в то же время понимая, что, даже если сдвиг произойдет, процесс будет долгим, так что в промежутке между его завершением и днем сегодняшним он не раз еще обнаружит себя в баре, а затем в постели с той или другой женщиной.

Женщина, которую он встретил нынче вечером, сказала, что она медсестра и работает в больнице по соседству. У нее были длинные волосы, а ногти и губы яркие. Грудь большая, бедра широкие. На вид она была как раз из тех женщин, которых хотят все мужчины, и он сказал себе, что он ее поимеет.

Они заказали выпивку.

Ей понравилась впадина, которую образует его челюстная мышца, – так, во всяком случае, она сказала, – и его улыбка. Он и сам свою улыбку видел в зеркале позади стойки; зубы сомкнуты, растянутые губы кажутся тоньше. В таком лице видна сила и сексуальность.

– У тебя лицо киногероя, – сказала она. Снова смотреться в зеркало он не стал.

Разговор шел как бы ни о чем, но с сексуальным подтекстом, они касались друг друга локтями, глубоко заглядывали друг другу в глаза, тихо и коротко посмеивались. Иногда его тревожило чувство изначальной ненужности того, к чему они оба стремились. Каждый раз, когда такое на него накатывало, он начинал видеть себя актером – будто исполняет роль, которую давно перерос, – и он выпивал еще. Через час расплатился. Она сходила в гардероб за пальто, вернулась с шубкой из белого меха.