Книга Томка и блудный сын - Роман Грачёв

Она постояла молча, опустила гантели на пол. Согнув руку в локте, оценила ширину бицепсов. Очевидно, осталась не очень довольна.

– Ну, как тебе сказать, пап… вот у тебя есть мускулы, ты сильный и добрый. У Ваньки Лыкова есть мускулы, он тоже ничего. У Олеси Петровны… Я замер.

– Вот у Олеси Петровны есть классные титьки! А у меня ничего нет – ни мускулов, ни титек. А мне еще надо в бадминтон научиться играть.

«О боже, бадминтон!» – подумал я. Сдуру купил на прошлой неделе две ракетки на распродаже в супермаркете и теперь не могу отделаться от ее нового хобби.

– Титьки у тебя еще вырастут, – ответил я. – А ты считаешь, у Олеси Петровны – классные? – Лучше, чем у мамы! Ладно, пап, пойдем завтракать, что-то я проголодалась после зарядки.

И она отправилась в кухню, а я порадовался, что ее не слышит моя бывшая жена. Марина считала, что я тайно влюблен в Олеську и всякий раз, когда выпадает возможность, жадно поедаю глазами ее фасад и заднюю часть, хотя, по мнению Марины, она того не заслуживала: «Грудь у нее – нулевка! И зада нет!». Она была права лишь отчасти: следуя своим мужским инстинктам, я рассматривал Олесю не меньше и не больше, чем других привлекательных женщин, а размеры груди (по-моему, у нее хорошая «троечка») и других частей Олеси интересовали меня лишь во вторую очередь. Она просто хороший человек… хотя и не очень везучая в личной жизни – муж оставил ее одну с восьмилетним сыном, встретив другую женщину. Зря он это сделал, на мой взгляд, погорячился, но ведь жизнь не всегда принимает в расчет наши намерения, верно?

В детский сад, что находился за соседним домом, мы явились уже около половины десятого. По пути застряли в лифте. В последние дни кабина что-то стала барахлить. Обычно она притормаживает на каком-то этаже, скрипит, повизгивает, а теперь еще и останавливаться стала. Или дверь не открывает, когда прибывает на нужный этаж. Кнопки вызова диспетчера и экстренной остановки у нас были перепутаны. Желая остановить кабину самостоятельно, ты всегда натыкаешься на диспетчера, а казенная тетка явно не настроена с тобой любезничать. Перебросить контакты с одной кнопки на другую за несколько лет так никто и не удосужился.

Томка не испугалась, когда в кабине установилась тишина и погас свет. Просто прижалась ко мне, обхватив ногу. Нас вызволил сосед с пятого этажа, вызвавший лифт со своей площадки. Я его предупредил, что он может оказаться в такой же ситуации, и мужчина передумал входить в кабину, вместе с нами пошел вниз пешком.

Томка тащила с собой свои дурацкие ракетки для бадминтона. Они по дороге трижды падали, вынуждая меня останавливаться и помогать привести ношу в порядок. Но ничто не могло меня сегодня расстроить. Детвора резвилась на участках, цветущие яблони (они нынче зацвели поздно) белыми шапками прикрывали территорию садика от яркого солнца, весело чирикали птицы, воспитатели ходили взад-вперед с лейками, набирали воду из торчащей в стене трубы, поливали цветочные клумбы. Пожалуй, не совру, если скажу, что майское утро, когда я веду ребенка в садик, – едва ли не любимое время дня.

Олеся приветствовала нас улыбкой. Она выглядела уставшей. Хрупкая и симпатичная тридцатилетняя женщина приходила на работу в семь утра и уходила спустя двенадцать часов, имея лишь небольшой перерыв на обед, когда нянечка соглашалась подменить ее во время тихого часа. Олеся категорически не соглашалась делить смену на двоих, хотя заведующая детским садом предлагала ей снизить нагрузку, дабы окончательно не подорвать здоровье. Она не хотела терять в зарплате.

– Доброе утро, Антон Васильевич.

– Доброе утро, но не Васильевич, а просто Антон.

– Ну да, я забыла…

Олеся всегда переходила на «вы» в присутствии посторонних, но если это было еще терпимо, то обращения по отчеству я не переносил физически.

Как твое ничего? – спросил я, отпуская Томку на участок.

– Нормально. Вечером давление подскочило, толком и не спала.

Я кивнул. У Олеси действительно под глазами остались темные круги. Она даже не пыталась их замаскировать. Когда я видел нашу добрую соседку такой, мне хотелось что-нибудь сделать для нее – например, принести пакет с продуктами из супермаркета, сделать ремонт в квартире или подарить ко дню рождения поездку в дом отдыха на двоих с сыном. Но Олеся не позволяла себе принимать помощь, потому что была очень гордой, пусть внешне и походила на тщедушного кролика, готового кушать морковку с рук. Максимум, что мне удалось сделать – это собрать родительский комитет и назначить Олеське небольшую премию к Новому году, когда прежняя проворовавшаяся администрация детского сада, успешно замененная нынешней весной, незаслуженно лишила ее части зарплаты. Впрочем, даже тогда Олеся продолжала упираться, настаивая на том, что она сама справится и не полезет в карманы родителей. Еле уговорили ее принять от нас помощь, которую она вскоре потратила на цветной струйный принтер для нужд группы.

А еще мы с Томкой время от времени просто спускаемся к Олесе и Ваньке домой на второй этаж с тортом и конфетами, пьем чай и разговариваем. Никакой другой помощи Лыкова от меня не принимает категорически.

Этим утром, глядя на ее изможденный вид, я не мог не повторить свое предложение: – Взяла бы ты несколько отгулов, да поехали бы с Ванькой на озеро.

– А кто ж отпустит?

– Я поговорю с заведующей. Два дня на недельке она тебе найдет, уверяю, приплюсуешь их к выходным – вот тебе и четыре дня полноценного отдыха.

Олеся молчала, смотрела на своих сорванцов. Томка уже собрала вокруг себя целую толпу, выбирала партнера для игры в бадминтон. Забраковала двоих мальчишек и остановила выбор на старой подружке Кате, с которой периодически то дралась, то обнималась.

– С заведующей мы бы договорились, – согласилась Олеся, – а вот денег точно не хватит.

– Я дам тебе взаймы.

Сказавши это, я тут же покраснел. Приготовился выслушать отповедь, но Олеся промолчала.

– Ты меня слышишь?

– Слышу, Антон, слышу.

Она покачнулась. Я едва успел подхватить ее за руку.

– Может, к врачу?

– Не стоит. С недосыпа качает. Дотяну до сон-часа, лягу вместе с ними, подремлю.

– Это будет правильно.

Я внимательно поглядел на нее, убедился, что она не рухнет наземь.

– Ладно, звони, если что.

– Если – что? – Она кокетливо вскинула бровь.

– Ничего, – смутился я, – если нужна будет какая-то помощь, звони, я или сам приеду или парней своих пришлю.

– Спасибо, Антон. Но ничего не потребуется, все будет нормально, можешь спокойно работать.

– Ладно… Томыч, я пошел!

Дочь, увлеченная бадминтоном, даже не услышала. Она готовилась к подаче. Размахнулась, подбросила воланчик. Промахнулась. До меня тут же донеслось ее рассерженное «Балин!!!».

Я еще раз взглянул на Олеську, потом направился к воротам. Я спиной чувствовал на себе ее внимательный взгляд. Как я уже рассказывал, нам с ней ничто не мешало начать какие-то иные отношения, отличные от добрососедских. Оба состояли в разводе, оба имели детей, которые неплохо ладили друг с другом, хотя и отстояли в возрасте на три года (Ванька заканчивал второй класс), оба прекрасно понимали ценность хороших и правильных отношений между мужчиной и женщиной… но что-то мешало. Однажды мы чуть не поцеловались, когда пили вино у нее на кухне – нас спугнули перевозбужденные детки, вбежавшие с криками. Впрочем, может, ни к чему бы этот поцелуй и не привел. Кто знает, может, он лишь все усложнит. Как говорил один бразильский писатель, знающий толк в знаках судьбы, «еще не пришло время».