Книга Нефть - Марина Юденич

Сегодня, чтобы победить врага, достаточно уничтожить его самолеты, танки и тому подобное — война выиграна. Но если это невидимое нанооружие, которое легко производится на таких же невидимых фабриках? Здания военных заводов уйдут в прошлое, уступив место дешевому и быстрому молекулярному производству нанооружия: вместо одной уничтоженной нанофабрики тут же появится новая. В итоге применение нанотехнологического вооружения будет означать одно — полное истребление населения враждебного государства. При этом та же MNT будет делать людей фактически бессмертными…» Он взглянул на часы. Двенадцать минут. Процесс, разумеется, все еще можно остановить. И Роберт Керл — вне всякого сомнения — сделает это, не дожидаясь больше ничьих указаний и распоряжений. И будет уверен, что в этот момент сработает еще одна, автоматическая защита реактора. И вместе они — человек и автомат — не без труда справятся с возникшей проблемой. Однако ж, не будет никаких «вместе». Потому что он, доктор Уильям Клаггетт, давным-давно заблокировал назойливую автоматику, напоминавшую о себе всякий раз, когда показатели немного отклонялись от нормы. И — выходило — поступил в высшей степени предусмотрительно.

«Невозможно поверить, но сегодня раздаются голоса, требующие прекратить исследования в области нанотехнологий, потому что эта технология опаснее атомной…»

Он замер. Будто бы только теперь заметил эту фразу на мониторе. И то, что зачем-то набрал ее целых три раза — предваряя, как эпиграфом, небольшой убористый текст. И еще один — четвертый — раз в финале. Он взялся было читать этот странный текст, непонятно откуда возникший на мониторе его компьютера, но, пробежав первые строки, обреченно прикрыл глаза. Это бред. А я — сумасшедший. Но с этим уже ничего нельзя поделать. 82 фута над головой — испытание не для всякого. Потому что человеку, что бы там ни говорили разные умники, следовало обитать на земле. Мысль была привычной, умиротворяющей и почти приятной. И больше не было ничего.

2007 ГОД. ГАВАНА

Кто-то скажет: мистика. И я соглашусь. По крайней мере, отчетливый налет мистицизма. Потому что слишком похоже на старый — правда, добротный вполне — шпионский роман. Ремейк на тему «наш человек в Гаване». Или — Мадриде. Или — Мюнхене. Но тогда — уж точно — образца 1933 года. Но все было как было. Гавана. Не 58-й, правда, 2007-й. Но — если не смотреть на календарь — все то же.

Поначалу, впрочем, все складывалось обыденно вполне. Друг друзей случайно оказался в Гаване одновременно со мной. Однако ж, в отличие от меня, — не в первый раз, и даже более того. Как утверждали друзья — он, «их человек в Гаване», хорошо знает город. И страну. И готов поделиться знаниями и даже поработать гидом.

И вот мы встретились. Не скажу, умножают ли его знания его печали, однако ж — накладывают ряд ограничений. Это точно. Потому все, что я могу сказать о нем, укладывается в сухое, обезличенное до протокольного: «ветеран внешней разведки». В силу этого непреложного обстоятельства — отдохнуть у теплых берегов зимой может только здесь, в Гаване. А у других берегов — нежелательно. Даже теперь, когда пенсия, заслуженный — как принято говорить — отдых и неожиданно много непривычно свободного времени.

Впрочем, это всего лишь мои собственные суждения. Вполне вероятно, что все обстоит именно так, но не исключено, что иначе. Единственное, о чем можно судить наверняка, — он немолод, но моложав, невысок, сухощав, сед. Тонкое смуглое лицо, крупный нос с горбинкой. Испанец, но родился в России в 44-м. Родители погибли. Оба.

И снова — мои суждения, основанные всего лишь на общих представлениях об исторических событиях тех времен. Коммунисты? Разведчики? Партизаны? Подпольщики? Где погибли — в Мадриде? На нашей, Отечественной? Или в нашем же — Гулаге? Последнее, впрочем, вряд ли. Не видать ему, сыну репрессированных, — Первого Главного Управления. Хотя кто его знает, как оно там было на самом деле? Об этом мы не говорим. А вот о судьбах человечества — сколько угодно. Почему — о них? Разговор садится на этот неизбежный риф всякого вербального интеллектуального плавания, не связанного рамками жесткой тематики и временными отягощениями, — проще, обычного трепа двух неплохо образованных русских на отдыхе — как-то незаметно. Как — собственно — и садятся всегда на рифы, в прямом и переносном значении этого слова. И завязает надолго. Сначала — неизбежное, кубинское — про истоки Карибского кризиса, потом — про кризисы вообще. И вот оно — гигантское, непознанное, всплывает в темных глубинах океана мировой истории — бесконечное и от того еще более невнятное суждение о том, отчего, собственно, не живут в мире и согласии люди. Тогда и теперь. Он, впрочем, как опытный лоцман, не только знаком с фарватером, очертаниями и размерами рифа, но и природу его явления в этих бездонных глубинах объясняет легко.

— Ну, вот с какого момента — по-вашему, исчисляется новейшая история человечества?

— С начала XX века, по-моему.

— Да, это общепринятая веха.

— А есть еще какая-то?

— Полагаю, есть. Если рассматривать новейшую историю не с формально-календарных позиций, а исходя из того, что ее — эту историю — определяет.

— И что же ее определят?

— Углеводороды. Как основа мировой экономики. Истоки этого грядущего углеводородного господства, между прочим, следует искать не в двадцатом и даже не в девятнадцатом веке, хотя оформилось оно, пожалуй, именно в девятнадцатом. Но заложено было раньше. Имя отца-основателя, кстати, известно. И повод — известен. И это — довольно мистическое сочетание. Странно даже, что любители исторической мистики и конспирологии до сих пор не обратили внимания…

— Ну, не томите же!

— А все просто. В 1777 году ученик иезуитов Алессандро Вольта изобрел пистолет. Прославился он, кстати, не этим и не тогда. Позже, когда изобрел первый источник постоянного тока.

— Погодите, но это же в честь него… вольт…

— Да, именно — как единица электрического напряжения. Но все это случится много позже и к нашей истории отношения не имеет. Нам интересен именно год 1777-й. И пистолет Вольта, основанный на том, что вместо пороха в нем — от электрической искры — подрывалась смесь воздуха с каменноугольным газом. Иными словами, именно Вольта, именно в 1777 году, возможно — сам того не подозревая, сформулировал принцип двигателя внутреннего сгорания. И все. Джина выпустили из бутылки. Впрочем, не джина даже — вселенское божество. Одновременно — бога и Маммону. Что бы там ни говорили теологи. Если же оставить патетику — в тот момент была заложена основа экономического углеводородного господства. Правда, некоторое — еще довольно долгое — время человечество жило в неведении. Осознание же породило страх — стало ясно, что они, эти самые углеводороды, есть не везде, не у всех, вдобавок — запасы небезграничны. Страх породил агрессию. Вспомним теперь — что именно пытался создать Вольта? Оружие. Вот вам и мистика. Если же отбросить мистику, в начале XXI века, в сухом экономическом и политическом остатке, мы имеем природные углеводороды — как основу мировой экономики. И гигантскую общечеловеческую проблему — последовательно: экономическую и геополитическую, — связанную с их ощутимой нехваткой и крайне неравномерным распределением на планете. И четкое осознание того, что решить ее можно тремя способами. Первый — безусловно, прогрессивен. Альтернативы, новые энергетические технологии, не связанные с использованием углеводородов. Будущее — я уверен — за ним. Но — именно что будущее. Иными словами, на практике этот способ будет задействован еще очень не скоро. Второй — военный. Вторая половина двадцатого века прошла едва ли не при его доминанте. Пылающий Ближний Восток тому примером. И — самое показательное сегодня — Ирак. Но именно показательность Ирака заставляет усомниться в действенности. И эффективности. Вернее — показательной неэффективности. Теперь уже очевидной всем. И остается — третий. И обретает особую значимость. Способ политических манипуляций. Не политический. А именно — политических манипуляций: давления, угроз, шантажа. Стремление — искусными тайными тропами или жестким силовым маневром привести к власти проводников своих интересов. Наглядности и некоторого даже литературного изящества ради, я бы назвал его способом «плаща и кинжала». Тут, кстати, присутствует некая отчетливая геополитическая тонкость. В нашем контексте она весьма важна. Заключается в том, что способ решения проблемы зависит от региона, о котором идет речь. Проще говоря, на Ближнем Востоке ставка — в большей степени — делалась на решение проблемы военным путем. Разумеется, это не исключает политических манипуляций. Они были. И какие! Но — как ни крути — за оружие хватались много чаще. Собственно — по сей день. В нашем случае — СССР, а потом России — в бой идут плащи и кинжалы.