Книга Другие люди - Сол Стейн

«Дадли» — ресторан на Рокледж-авеню в Оссиринге, в шести минутах езды от конторы Томасси, зажатый между домами, знавал и лучшие времена. За углом проходит улица Свободы, ведущая к тюрьме «Синг-Синг», и мимо «Дадли» часто проезжали фургоны с решетками на окнах, в каких перевозят заключенных.

Переступив порог, вы попадаете в другой мир. Толстый пурпурный ковер, античные фрески на стенах, зелень разнообразных вьющихся растений под искусно скрытыми на потолке мощными лампами. В стародавние времена, по пятницам, вы могли найти за столиками Джона Чивера с друзьями, Тома Глейзера, исполнителя народных песен, издателей, обхаживающих авторов, принадлежащих к среднему классу женщин, отдающих предпочтение «Дадли» из-за очень больших коктейлей и кувшинов с вином, подаваемых к ленчу. Отличалось экстравагантностью и меню: омлеты из одуванчиков (сезонное блюдо), превосходные супы, творожный пудинг, каких не готовили нигде. Хватало у «Дадли» и недостатков: туалеты убирали столь небрежно, что посетители предпочитали пользоваться ими в других местах, хлебными крошками, иногда набиравшимися на сиденьях, мог бы отлично пообедать голубь. Юные официантки, очаровательные, как вьющиеся растения, могли сначала обслужить хозяина, а потом гостя. Впрочем, посетители обычно не возмущались. Именно непринужденностью обстановки и нравился Томасси «Дадли».

Томасси выглядел так, словно гримерша подрисовала ему под глазами черные круги. Ранее он всегда казался моложе своих лет, но теперь, несмотря на свою неиссякаемую энергию, выглядел на свой возраст, сорок четыре года. Пора юности для него миновала.

— Как поживаете? — полюбопытствовал я.

— Сегодня утром я надел один синий носок, а другой — черный. Секретарь заметила.

— Вам надобно жениться.

— Благодарю, — по тону чувствовалось, что далее эту тему он развивать не желает.

Да я, собственно, и не хотел вторгаться в его личную жизнь. Полагаю, все мы знали о череде симпатичных женщин, с которыми Томасси появлялся в обществе. Естественно, возникали вопросы, а почему Томасси никак не может остановить свой выбор на одной? Создавалось впечатление, что женщины для него, что судебные процессы: какой-то период занимают внимание, потом выбрасываются из головы.

— Как зовут психоаналитика, который предложил вашей дочери обратиться к адвокату?

— Помните, вы давали мне ксерокопию статьи о разделении людей на три категории?

— Я раздал много ксерокопий. Как звали психоаналитика?

— Гюнтер Кох.

— Понятно, — кивнул Томасси. — Теперь вспомнил.

— Вы с ним встречались?

— Нет. Черт, как же мал этот мир. Я даю вам что-то прочитать, а ваша дочь оказывается на кушетке того, кто это написал. Давно она ходит к доктору Коху?

— С полгода, может, больше. Моя жена и я поощряем ее в этом.

— Что привело ее к психоаналитику?

— Бессонница.

— Многие страдают бессонницей, — отмел мой довод Томасси.

— Но не такой, как у нее. Бывало, за несколько недель она не могла ни разу выспаться. У нее ввалились глаза. Двух-трехчасовой сон в сутки приводит человека в отчаяние. Что с ней и произошло. Она не меньше месяца принимала по три таблетки «секонала» на ночь, прежде чем мы с Принсиллой узнали об этом.

— Кто ее врач?

— Таблетки она получала без рецепта. Ей продавал их кто-то из сотрудников ООН. В любом случае, эти таблетки не устраняли причину, а лишь временно заглушали болезнь. Мы уговорили ее пойти к доктору Коху, чтобы выявить, чем обусловлена ее бессонница.

— Она и ребенком была такой?

— Отнюдь. Все началось после колледжа. Джордж, вы расспрашиваете меня, словно психоаналитик.

— Любого психоаналитика, задающего подобные вопросы, надо немедленно увольнять. Вы никогда не присутствовали на слушании дела об изнасиловании?

— Нет.

— И не читали стенограмму такого процесса?

— Нет.

— На свет божий вытаскивается все.

Я ненавидел те мерзкие подробности, что обычно выуживаются адвокатами из свидетелей противной стороны. По моему разумению, это полоскание грязного белья есть нарушение права человека на уединение.

— Нед, в подобных процессах, если дело и дойдет до суда, вашу дочь и, соответственно, вас, могут ждать всякие сюрпризы. А вы сюрпризов не любите.

— Я рад, что вы это понимаете, — чуть улыбнулся я.

— Вы уверены, что хотите двигаться дальше?

— Я всего лишь посыльный, — я пожал плечами. — Выбор сделан не мною.

— Вы знаете Канхэма?

— Только по фамилии.

— Его интересуют только те дела, что попадают на первые полосы газет.

— Я не хочу, чтобы об этом писали газеты.

Указательный палец правой руки Томасси прошелся по ободу его бокала.

— Канхэму подавай дело о коррупции или массовое убийство. Изнасилование для него мелочевка.

— Не могли бы вы переговорить с кем-то из молодых помощников окружного прокурора? Из тех, кто способен посочувствовать женщине? У меня в прокуратуре знакомых нет.

Во взгляде Томасси читалась грусть. В тех из нас, кто не знался с окружным прокурором, он, похоже, видел не адвокатов, а бизнесменов. Он откинулся на спинку стула, так что я наклонился вперед, дабы сохранить дистанцию.

— Вы попытаетесь ей помочь?

— Если поверю тому, что расскажет мне ваша дочь.

Я бы никогда не сказал такое в лицо клиенту.

— Почему бы ей не переехать в другой дом, а в будущем вести себя более осмотрительно?

— Такое не для Франсины.

— Расскажите мне о ней.

— Она принадлежит к новому поколению, Джордж.

— И что это означает?

— Она не живет по нашим нормам. Джордж, вы же знаете, что такое семьи стопроцентных американцев.[3]Мы смотрим на людей, но никогда не высказываем своего мнения. Франсина высказывает.

Томасси улыбнулся.

— Говорить то, что думаешь, расценивается как предательство нашего мира, — пояснил я. — Я мирюсь с ее мятежом лишь потому, что продлится он недолго. Ее дети вернутся на путь истинный.

— Она может выйти замуж за сицилийца.

Теперь пришел мой черед улыбаться.

— Я не верю, что дело может зайти так далеко. Хотя должен признать, что она пыталась уйти из Рэдклиффа,[4]не доучившись последний семестр, протестуя против необходимости получать диплом. Я до сих пор стыжусь того довода, с помощью которого заставил ее остаться. Я сказал, в какую сумму уже обошелся мне этот диплом. Она высмеяла меня, но учебу не бросила. А вот если бы бросила, то не смогла бы получить нынешнюю работу.