Книга Всякий капитан - примадонна - Дмитрий Липскеров

Утром обычно Верка забывала о своей ночной тоске, становилась прежней стервой, устраивала перед школой мелкие подставы Птичику, за что он получал от матери обычного, но такого обидного пинка.

Материнская несправедливость взрывалась в мозгах Птичика адреналином, он рыдал в голос и орал, что Верка первая начала, она стерла в компьютере игру, и что в четырнадцать он свалит из дома, и когда Верка выйдет за Борьку замуж, мать останется одна, он ей даже своих внуков не покажет!

— А я покажу! — радовалась Верка. — У нас с Борькой трое будет! Но мы тоже отдельно жить будем!.. Две девочки и мальчик! Мальчик не будет дураком!

— Сука!

— Мам, опять!..

Мать не желала слушать про гипотетических внуков. Она еще сама была молода, гормоны мучили плоть, времени на поклонников не оставалось, да и поклонников не имелось, а потому в каникулярное время мать выезжала в Турцию. Там проживал Ромео ее сердца, двадцатитрехлетний Хабиб, который в течение каникул за скромное вознаграждение исполнял кобелиные обязанности, так что мать неизменно возвращалась похудевшей и в хорошем настроении.

Теперь, когда Нестор умер, детей не к кому было отправить на каникулы, а гормоны взрывали мозг, так что Птичику доставалось от матери по полной. Что-то у нее замкнулось в маленькой голове! Птичик был похож на Нестора, Нестор ее содержал и все решал, Нестор платил за ее секс, а Анцифер по малолетству сделать ничего этого не мог. Ну и получал все тем же коленом под зад… За все, что не сложилось у матери!.. За отца своего.

Когда делили наследство Нестора, единственное, что потребовал Птичик, — большой холодильник с ледогенератором из загородного дома.

Он настоял, что это будет его личная вещь и поставит он мощный агрегат к себе в комнату! Отец любил холодильники. Их было в подвале аж шесть штук. Все до отказа забитые продуктами. «На случай войны», — оправдывался Нестор.

— Чокнутый, как и отец твой! — злилась мать.

— А ты — компьютер в сорок мегабайт!

Мать не разбиралась в мегабайтах, Верка тем более. Тогда Птичик объяснил, что в сорока мегабайтах хранится информация, равная пяти фотографиям.

— Так папа про тебя говорил!.. И еще, что ты как лошадь Мюнхгаузена, у которой половину туловища обрезало. Она пьет из фонтана воду, а с другого конца вода выливается!.. Вот!

Птичик был доволен, но мать не поняла ни про фотографии, ни про лошадь Мюнхгаузена…

— Тебе говоришь — ты вроде как все понимаешь, а в туалет сходишь — и!.. — пояснил Анцифер. — Все туда!

На этот раз мать выкрутила ему ухо до цвета спелой малины. Птичик выдержал, не орал, а ссылался на отца, что то были его слова.

— И еще он говорил, что тебя под яблоню нужно закопать! Вкусные яблоки будут!

Матери вдруг вспомнился теплый и темный, как ад, Хабиб с его вскриками «ты мой богинь!», с опытными руками эротомана и упругим задом. Ей надоело крутить ушные раковины сына, она оттолкнула Птичика, отрешилась от всего, села в кресло и сидела в нем с потерянными глазами.

И Верке, и Птичику в такие минуты было очень жаль мать. Дети расходились по своим комнатам и тоже грустили. В сущности, они были еще совсем маленькими людьми.

— Так я возьму холодильник, мам? — хлюпал носом Птичик. — Возьму?

Зачем ему понадобилась такая махина, Анцифер сам еще не знал — видимо, ему просто нравилось, как холодильник производит из обыкновенной воды идеальной формы кубики льда. И в память об отце…

Достав из отцова холодильника все ненужное, все перегородки и поддоны для свежих овощей, Птичик получил огромный пустой ящик с охлаждением.

Прочитав в Интернете о холодном космосе, Птичик решился на эксперимент по привыканию к враждебной среде и повышению собственной морозоустойчивости.

Поздним вечером, когда мать и Верка уснули, прижавшись друг к другу спинами, Птичик оделся во все теплое и, выставив температуру на –10°, смелым первопроходцем вошел в экспериментальный отсек, захлопнув за собой дверь. Ранее он соорудил из проволоки поводок, прикрепив его к ручке с внешней стороны.

«Прежде чем войти, необходимо позаботиться о выходе!» Эту фразу отец когда-то произнес перед тем, как углубиться с детьми в лес для сбора грибов, и ничего в этом изречении философского не было…

Сидя в кромешной тьме, Птичик немного трусил, но постепенно привыкнув, принялся думать об отце. Скорее всего, это были не мысли, а обрывки воспоминаний о Несторе. Первое — отец держит его на руках, еще совсем крошечного, высунувшись из мансардного окна снятой на лето дачи, и говорит в самое ушко, щекотя усами: «Смотри, сын, какие просторы! Видишь поля, лес такой большой. Сколь мир огромен и прекрасен!»… Тогда Птичику все казалось большим, если приходилось задирать голову. Только под столом обеденным было все по росту…

Потом вспомнилась прошлогодняя поездка в Египет, куда отец взял видеокамеру для подводных съемок. Каждый день, встав в семь утра, они, двое мужчин, уходили в Красное море на заплыв и разглядывали диковинных рыб. А потом Птичик вдруг увидел трехметрового ската и задергал отца за большой палец ноги. Отец от неожиданности чуть было не хлебнул горькой воды, но собрался, включил камеру и целых полчаса, счастливые удачей, они сопровождали летящего над песочным дном ската…

На берегу оказалось, что отец, вместо того чтобы включить камеру, наоборот, выключил ее и сидел потом на лежаке с расстроенным видом, вздыхая и называя себя дураком… Вспомнив отцовское растерянное лицо, Птичик всплакнул. Выкатившиеся слезы тотчас превратились в кусочки льда…

— Ты не дурак, пап! — прошептал он. — Ты просто… Просто у тебя не получилось…

Перед тем как заснуть, Птичик вспомнил, как пахнут руки отца. Заставь его рассказать, как же пахнут руки отца, он бы не смог. Но ему так не хватало того, о чем невозможно рассказать…

Ему снилась Джоан, девочка из Египта, которую он решил считать своей на время поездки. Эта двенадцатилетняя англичанка с уже округлыми формами, слегка подкрашивающая карие глазки, казалась по сравнению с худым, нескладным Птичиком взрослой девицей — на целую голову выше. Впрочем, за всю неделю она даже ни разу не взглянула на Анцифера. Как только тот не выделывался! И по сто раз на день прыгал с пристани в морскую волну, напиваясь ею до тошноты, и выступал на детских вечерах, исполняя песни под караоке, и шнырял прямо у нее под носом так, что однажды Джоан чуть было не врезалась в его костлявую спину. Все без толку! А потом к Джоан приехал Джон… Так и улетел Анцифер в Москву, не познакомившись.

Птичик еще не знал, что фантазии о любви куда прекраснее, нежели сама любовь, — во всяком случае, так у большинства людей.

Он спал в своем холодильнике почти безмятежным сном. Все, что ему снилось, он позабудет утром, которое ворвется к нему с истошным визгом Верки. Она открыла дверь рефрижератора и вопит что есть мочи:

— Фирка умер!!! Мама!!! Замерз!!!