Книга Голливудская трилогия. В 3 книгах. Книга 2. Охотники за удачей - Гарольд Роббинс

Поднимаясь по узким крутым ступенькам, которые вели в кабинет отца, я оглянулся на сотни лиц, обращенных ко мне. Приветственно махнул им рукой и улыбнулся, как делал всегда, с того первого дня, когда еще ребенком шел по этой лестнице.

В приемной все было как обычно. Дэнби, секретарь отца, что-то усердно записывал. Какая-то девушка изо всех сил колотила по клавишам пишущей машинки. На диване сидели двое — мужчина и женщина.

Дэнби нервно вскочил на ноги.

— Отец ждет вас.

Я не ответил. Он открыл дверь кабинета, и я вошел.

Невада облокотился на массивный книжный шкаф, полузакрыв глаза. За обманчивым спокойствием скрывалась привычная бдительность. Макалистер сидел напротив отца. Отец восседал за массивным дубовым бюро и гневно смотрел на меня. В остальном кабинет ничуть не изменился.

Я подошел к столу и встретился с его мрачным взглядом.

— Здравствуй, отец.

И без того кирпичное лицо отца еще больше побагровело, на шее вздулись жилы. Он крикнул:

— И это все, что ты можешь мне сказать? После того как сбил рабочих с ритма и перепугал их своими сумасшедшими трюками?

— Вы приказали явиться как можно быстрее. Я так и сделал, сэр.

Он ничего не желал слушать. Такой уж у него характер. Сидит тихо и спокойно, а потом вдруг взрывается.

— Какого дьявола ты не ушел из отеля? Зачем поперся в больницу? Ты хоть понимаешь, что ты сделал? Теперь тебе грозит обвинение в пособничестве аборту!

Тут уже разозлился и я — вспыльчивости мне тоже не занимать.

— А что я должен был делать? Она истекала кровью, и ей было страшно. Мне что, надо было оставить ее умирать одну?

— Да. Будь у тебя хоть капля мозгов, именно это ты и сделал бы. Она все равно умерла бы, так что ты ничего не изменил. А эти чертовы подонки требуют двадцать тысяч. В противном случае угрожают обратиться в полицию. Я не могу платить по двадцать тысяч за каждую сучку, которую ты трахаешь! Ты вляпываешься в третий раз за год!

Ему было наплевать, что девушка умерла — его волновали только двадцать тысяч. Но тут я понял, что ошибся. Дело было не в деньгах. Все было серьезнее. Вдруг я понял: отец старел, и мысль об этом грызла его. Похоже, Рина снова принялась за него. Со дня пышного бракосочетания прошло почти два года — и ничего.

Я повернулся и молча направился к двери.

— Куда это ты? — рявкнул отец мне вдогонку.

— Обратно в Лос-Анджелес, — буркнул я, не оборачиваясь. — Ты примешь решение и без меня. Либо откупишься от них, либо нет. Мне все равно. И потом — у меня свидание.

— Торопишься обрюхатить очередную девицу?

Я обернулся. Это было уже слишком.

— Хватит ныть, старик. Радовался бы тому, что в нашем роду еще остались настоящие мужики. А то Рина подумает, что мы все дефективные!

Лицо его исказилось бешенством. Он поднял руки, словно собираясь ударить меня. Жилы на лбу и шее вздулись и побагровели, зубы обнажились в яростном оскале. А потом словно кто-то повернул выключатель: он пошатнулся и повалился на меня. Я инстинктивно подхватил его. Секунду его глаза оставались ясными и смотрели на меня. Губы шевельнулись.

— Джонас, сынок…

А потом его глаза погасли, а тело обмякло и сползло на пол. Я посмотрел на него и понял, что он мертв.

4

К тому времени, когда прибежал испуганный доктор, мы переложили тело отца на диван и накрыли пледом. Доктор — тощий, лысый тип в очках — приподнял плед и тут же снова его опустил.

— Эмболия. Инсульт. Судя по его виду, в мозг попал тромб. К счастью, все произошло очень быстро. Он не страдал.

Да уж, быстро. Только что отец был жив — а в следующую секунду умер, и теперь не мог даже согнать любопытную муху, которая села на плед и поползла прямо по его накрытому лицу.

Врач сел за стол, достал чистый бланк «свидетельства о смерти», и ручка заскребла по бумаге. Спустя несколько мгновений он оторвался от бумаги.

— Вы не возражаете, если я так и напишу: «кровоизлияние в мозг»? Или будем делать вскрытие?

Я покачал головой:

— Пусть будет кровоизлияние. Какая теперь разница?

Доктор закончил писать и протянул свидетельство мне:

— Проверьте, все ли правильно, и распишитесь.

Я пробежал листок глазами. Все в порядке. Да иначе и быть не могло — в Неваде все всё знали о Кордах. Возраст-67 лет. Наследники: жена, Рина Марлоу Корд; сын, Джонас Корд-младший.

— Все правильно.

Он взял бумагу и встал.

— Я его зарегистрирую и пришлю вам копии.

Он секунду колебался, словно решая, стоит ли выражать мне соболезнования. Видимо, решение было отрицательным: он молча направился к двери. Тут вошел Дэнби.

— Те двое все еще ждут в приемной. Их отослать?

Отсылать их бесполезно — все равно придут завтра.

— Пусть войдут, — распорядился я.

В кабинет вошли родители девушки. На их лицах отражалась странная смесь скорби и сочувствия.

Мужчина посмотрел мне в глаза и искренне проговорил:

— Очень сожалею, мистер Корд, что нам приходится знакомиться в столь прискорбных обстоятельствах.

Его жена разразилась театральными рыданиями.

— Это ужасно, ужасно, мистер Корд, — причитала она.

Я скептически взглянул на нее. Внешне дочь была на нее похожа, но на этом их сходство кончалось. Мамаша оказалась настоящей мегерой.

— А вы-то что убиваетесь? До этого дня вы даже не были с ним знакомы. Да и то явились лишь за тем, чтобы потребовать денег.

Она потрясенно воззрилась на меня и визгливо крикнула:

— Как вы смеете говорить такие вещи, когда тело вашего отца еще лежит тут — и после того, что вы сделали с моей дочерью?

Я встал. Не выношу липы.

— После того, что я сделал с вашей дочерью? — крикнул я. — Я не делал с ней ничего, чего бы она сама не хотела. Если бы вы не твердили ей, что нужно сделать все, чтобы подцепить меня, она осталась бы жива. Но нет — вы велели ей любой ценой заполучить Джонаса Корда-младшего. Она сказала мне, что вы уже планируете церемонию.

Муж повернулся к ней и дрожащим голосом спросил:

— Так ты знала, что она беременна?

Она явно испугалась.

— Нет, Генри, нет! Я не знала. Я только сказала, что было бы мило, если бы она вышла за него замуж, вот и все.

Он сжал губы, и на секунду мне показалось, что он готов ее ударить, но он сдержался и повернулся ко мне:

— Извините, мистер Корд. Больше мы вас не побеспокоим.