Книга Час кошки - Эйми Ямада

— Ты снова будешь просить меня заняться любовью с твоим кавалером?

Я почувствовала, как у меня перекосилась физиономия. Меня и саму удивляло собственное поведение. Потому как всякий раз, когда у меня начинался новый роман, я прибегала к Марии. Я умоляла ее помочь мне, потому что одной мне страшно. Такое происходило всегда, когда мне казалось, что наконец в угаре своих похождений я откопала в куче дерьма истинную жемчужину.

Да, я маленькая нахальная дрянь. Но при этом я трусиха и тряпка, вынуждена это признать.

Обычно на мою дурацкую просьбу Мария отвечала: «Нет уж, уволь, не могу!» Но тут же всегда добавляла, что «впрочем, если тебе нужна помощь в постели, то это меняет дело»-. И я обретала возможность спокойно любить своего мужчину, ощущая при этом свою полную несостоятельность и зависимость от Марии. Однако на сей раз все было иначе. Я сама себе удивлялась.

— Ого-го! Что с тобой, девочка? Я никогда не видела у тебя такого лица! Ты хочешь сказать, что на сей раз не нуждаешься в моей помощи?

— Не знаю… Не пойму, что со мной. Ты всегда умела успокоить меня. Но сейчас. Я сама не своя. Меня просто трясет… Почему?

— Может быть, потому, что ты просто представить не можешь его в постели с другой? Даже со мной.

Ну, это-то я как раз хорошо себе представляла. Как зубы Спуна оставляют следы на коже другой женщины — точно такие же, как на моей. При этой мысли по щекам потекла тепловатая влага. Слезы лились сами собой, помимо моей воли, я словно впала в забытье.

Мария вытерла мои щеки указательным пальчиком.

— Ты ревнуешь от одной только мысли?… Сладкая моя девочка… Ну, перестань, перестань. Зачем попусту изводить себя? Ведь ничего пока не случилось, верно? Ну, расскажи мне об этом парне! Что же это за тип, что сумел довести до такого мою маленькую Ким…

— Он сбежал с военно-морской базы.

— Ты хочешь сказать, он в бегах? Дезертир?

Я кивнула. В этом слове заключалась горькая правда: расставание неизбежно. Когда-нибудь его уведут от меня, вернут на базу, посадят в карцер, а потом вышлют в Америку. Но я не знала, готова ли я мчаться за ним через океан. А если даже я и решусь, хватит ли у меня сил дождаться его возвращения из тюрьмы? Впрочем, поскольку он всего лишь дезертир, то особо тяжкой вины за ним нет, и, скорее всего, его просто вышвырнут вон из флота. Тогда он найдет работу, женится, нарожает детей и начнет тихую семейную жизнь. При этой мысли меня обуяло отчаяние. Он же не способен быть отцом! Как можно гладить голову ребенка той же блудливой рукой, которая трогает мою киску? У меня даже дыхание перехватило. Господи Иисусе!

— Похоже, ты подцепила мужчину с проблемами, крошка. Американский матрос, да еще в бегах… Тебе не кажется, что у него есть все задатки альфонса?

— Он не альфонс! Он не слабак!

— Ты жить без него не можешь?

— Да. Даже самой не верится…

— Тогда перестань изводить себя глупыми бреднями. Я спросила, как сильно ты влюблена, потому, что ведь это самое важное. Ты должна думать только о том, как сохранить то, что тебе досталось. Это тебя немного приободрит.

Я почувствовала облегчение.

— Спасибо, Мария. Я так тебя люблю!

— А кого больше — меня или Спуна? — вдруг спросила Мария.

Я так оторопела, что утратила дар речи. Меня опять затрясло. Мария поднесла к губам бокал с джином. На губах у нее играла дружелюбная улыбка, совершено неуместная на ее красивом лице.

— Я пошутила. Просто мне очень нравится, когда у тебя такое выражение.

Прикончив джин одним глотком, Мария натянула черные перчатки и поднялась.

— Пора. Нужно готовиться к следующему выходу. Вижу, на сей раз мне не придется играть дурацкую роль твоей конфидентки.

— Я не знаю… Может быть…

Словно не слыша моего лепета, Мария взяла счет и направилась к выходу из кафе.

У меня вдруг беспричинно заколотилось сердце. Я инстинктивно прижала руку к груди, чтобы унять его бешеное биение. Я почувствовала себя всеми отринутой и одинокой. Кажется, кости брошены. Игра началась. Была ли когда в моей жизни такая жестокая схватка?

Чтобы немного успокоить нервы, я схватила из пепельницы оставленный Марией окурок и сильно затянулась. Сигарета оказалась много крепче тех, к которым я привыкла, и я закашлялась.

Да что происходит? Я просто живу с ним, вот и все. Нельзя чересчур серьезно относиться к подобным вещам. Серьезное отношение — глупость. Абсолютная глупость.

3

В замке входной двери что-то скрежещет. Первые несколько дней этот звук доводил меня до полуобморока. Ведь до сих пор никто, кроме меня самой, не вставлял в замочную скважину ключ! Обмирая от ужаса, жду, когда распахнется дверь… В дверном проеме возникает черная физиономия Спуна. Уф! Слава Богу…

При виде моей реакции Спун даже пришел в замешательство: «Ты что? Я ведь не монстр какой!» — убеждал меня он. Я с серьезным видом выслушала его оправдания. Как же я люблю его!

В тот день он принес какой-то толстенный конверт, очень меня заинтриговавший. Вообще-то я была сильно занята — подбирала песню на вечер в моем ночном клубе, и поэтому в комнате с утра до ночи звучал джаз. Ну почему у джазовых певиц всегда такие низкие, с хрипотцой, голоса — как у Марии? Мой тоненький голосок не тянет блюз — вот я и мучаюсь, выбирая мелодию…

— Зато для любви он просто супер! — утешил меня Спун. Я подумала, что если я с успехом исполняю такие мелодии, то все в порядке. Мне сразу же расхотелось быть выдающейся джазовой певицей. Ну, не больно-то и надо. Буду петь свои дурацкие шлягеры.

— Что в конверте?

— Да так, ничего. Наклевывается одно денежное дельце.

— Дай посмотреть!

Я попыталась залезть в конверт. Но Спун вытолкал меня на кухню, а сам принялся названивать по телефону. Мне не оставалось ничего другого, как покорно колоть лед для бурбона с содовой.

— Oh, shit![1]Тащи скорее гребаную выпивку, сука! — Спун грохнул трубку на рычаг, повернулся ко мне и витиевато выругался. Его матерная тирада показалась мне весьма музыкальной. Теперь чопорно-правильный английский без матерных «украшений» звучал для меня ужасно пресно — ну прямо выдохшееся пиво, которое пьют одни слабаки-импотенты. Когда же он называл меня «сукой», я испытывала чувство настоящей товарищеской близости. Потому что Спун и сам чертов сукин сын.

— Давай оттянемся, пока ты не сбежала на работу!

Высыпав на черную обложку журнала белый порошок кокаина, Спун аккуратно отмерил дозу.

Я стояла в сторонке, рассеянно наблюдая, как он отделяет аккуратные белые «дорожки» своим военным билетом. Ну да, он же вырос в Гарлеме, так что, конечно, знаком с наркотиками не понаслышке.