Книга Сердце розы - Сердар Озкан
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Твоя мама.
Лиана развернула прощальное письмо Мэри к отцу, чтобы еще раз просмотреть его, прежде чем оно превратится в дым.
17 марта
Дорогой папа!
Сегодня я насовсем ухожу из дома, и ты, наверное, спросишь, почему и зачем…
Вчера я снова, впервые за много лет, перечитала «Маленького принца» Сент-Экзюпери, и знаешь, мне показалось, что книга сильно изменилась. Однако по-прежнему мой самый любимый персонаж — это роза. Ну и, конечно. Лис: ведь это он научил Маленького принца, как приручить ее.
И мне кажется, я теперь пони. чаю, что значит «приручить розу».
Поэтому я ухожу.
Помнишь, в конце книги Экзюпери побуждает нас спросить себя: «Съел ли барашек розу? До или нет?» И он утверждает, что ответ на этот вопрос может все изменить.
Я тогда я спросила себя: «Украл и у меня мою розу? Да шли нет?»
Экзюпери был прав — ответ на этот вопрос может изменить все. Но я знаю, что ни один взрослый человек никогда не поймет, почему это так.
Я уезжаю, потому что мои ответ на этот вопрос — «да».
И я уезжаю, чтобы найти свою розу…
Мэри.
Диана снова повернулась к бутылкам.
— Свет-бутылочки мои, мне всю правду расскажите… — пробормотала она. — Может, хоть вы, черт возьми, понимаете, что все это значит? Это же безумие! Уехать из-за прочитанной книги! Из-за розы! Что означает эта чертовщина? Найти пропавшую розу… приручить розу… Нет-нет, мне вовсе не интересно, что символизирует роза в «Маленьком принце» и что она значит для этой девушки, — мне это абсолютно до лампочки. Я просто хочу знать, почему я, именно я должна расплачиваться за то, что какая-то девчонка, которую я никогда не видела, ушла из дома и хочет свести счеты с жизнью?
Диана умолкла, внезапно разозлившись на себя за то, что обратилась к бутылкам, которых еще совсем недавно так презирала. С другой стороны, в доме больше никого не было и больше некому было слушать се, кроме этих злосчастных бутылок.
— Мама была права, — прошептала Диана. — Она говорила, что Мэри особенная… Еще бы! Это уж точно. Да ведь она украла у меня маму — действительно, это бесподобно!
Диана смяла письмо Мэри и швырнула его в пламя камина.
— Прости меня, мама, — прошептала она, безучастно глядя на то, как бумага превращается в пепел.
Ее разбудил звонок в дверь. Вообще-то от с был мелодичным и негромким, но Диане показалось, что он вошел в болевшую с похмелья голову как нож.
— Мисс Лопес! Мисс Лопес! Пожалуйста, откройте дверь! — морщась от боли, крикнула Диана, но тут же вспомнила, что у мисс Лопес сегодня выходной. С трудом поднявшись с дивана, Диана пошатываясь побрела ко входной двери.
На мониторе камеры наблюдения она увидела, что незваным гостем был Габриэль, почтальон. который регулярно доставлял ей посылки. цветы и другие подарки.
Диана открыла дверь. Габриэль принес ей очередную посылку, причем коробка была такой большой, что упиралась ему в подбородок. Его коричневое лицо, коричневый комбинезон и коричневая бейсболка прекрасно гармонировали с цветом бумаги, в которую была завернута посылка.
— Добрый день, мисс, — поздоровался Габриэль. — У меня снова посылка для самой красивой девушки Сан-Франциско. Вы случайно не знаете, не здесь ли она живет?
— Не рановато для доставки, Габриэль? — сухо спросила Диана, морщась от головной боли.
— Ага, адрес все-таки верный. Может, со временем что-то не так?
— А сколько сейчас?
— Уже за полдень.
— Что, правда? Кошмар какой…
Диана расписалась за посылку нечитаемой закорючкой, которая была похожа на что угодно, но только не на ее обычную подпись. Не дожидаясь привычной фразы Габриэля «увидимся, когда ваши поклонники пришлют очередной подарок», она поспешно захлопнула дверь.
Получать красиво упакованные подарки ей всегда нравилось. Это повышало настроение на целый день, но сейчас ей было все равно, что именно в коробке и кто ее прислал. Поставив коробку на пол, она побрела обратно к дивану. По пути Диана мельком взглянула на себя в зеркало и заметила пятна от вина на своей рубашке. Сразу вспомнилась мама… За последние дни Диана уже привыкла к тому, что ее мысли постоянно возвращаются к матери. Все напоминало о ней — запахи, цвета, слова, а сейчас вот эта рубашка с пятнами от вина. И сразу всплыл в памяти тот день, когда она купила ее, и последующий разговор с матерью… Это было словно вчера.
В тот день она решила пройтись по магазинам. В одном из бутиков она долго убеждала себя, что на сегодня хватит покупок, но. конечно же, все равно приобрела еще одну желтую рубашку.
Вечером, когда Диана показывала матери свои покупки, та заметила на рубашке цент гик, который Диана не потрудилась оторвать.
— Четыреста долларов, дорогая? — переспросила мама. — А ты не читала во вчерашней га- гете об аукционе в Париже?
— Нет, мам, а что?
— Жилет, принадлежавший Декарту, продали за двадцать пять тысяч долларов.
— Неужели? Хорошо, что нас там не было. Ты бы не смогла его купить, а я бы расстроилась из-за этого. Но. по-моему, моя рубашка куда симпатичнее, чем жилет Декарта, правда же?
— Хорошо, что ты не отдала за нее двадцать пять тысяч.
— Ладно, ладно. Я поняла. Ты хочешь сказать, что четыреста долларов — это вовсе и не дорого за такую рубашечку, да?
Разумеется, она прекрасно сознавала, что мать имела в виду совершенно другое, но Диане не хотелось с ней спорить, и она с чистой совестью повесила новую рубашку в гардероб к остальным.
— Что ж. в одном ты права, дорогая. Твоя рубашка, безусловно, выглядит лучше, чем жилет Декарта. Его жилет не из шелка и не из кашемира, он даже не от «Донны Каран» и не от «Армани». На барахолке за него и пяти долларов не дадут.
— И тем не менее, мам, аукционная цена оправдана, ведь его носил сам Декарт.
— Верно. Если вещь носил выдающийся человек, такой, как Декарт, это резко повышает ее цену. А ты можешь представить все это наоборот?
— В каком смысле?
— В том смысле, что предмет одежды повышает ценность человека?
Диана опустила голову. Она отлично поняла, что ей пыталась сказать мама в своей обычной неподражаемой манере: «Все, что тебе нужно, чтобы чувствовать себя особенной, — это ты сама».
— Я понимаю, мам. что ты пытаешься сказать мне, но люди хотят видеть меня одетой в самые лучшие вещи. Как только меня замечают, то сначала оглядывают с головы до ног, от прически до туфель, и только потом говорят: «Привет». Если я два дня подряд надену одно и то же, то на меня станут косо посматривать… Нравится ли мне то, что обо мне судят по внешности? Нравится ли видеть фальшивое уважение в глазах окружающих? Или знать, что они обсуждают за моей спиной мою одежду от лучших кутюрье, мои часы от Картье, мой «мазератти» и многое другое… Нет, мам, на самом деле мне это не нравится. Но ты ведь знаешь: это происходит потому, что мы знамениты и люди ожидают, что я всегда и всюду буду на высоте.