Книга Корпорация Богги - Эстер Фриснер

— Папа, ты не думай, что я тебе не благодарна, — обратилась Эдвина к фотографии отца. — В конце концов, внешность — это еще не все. Особенно — в банке.

«Ты это хорошо усвоила, детка», — казалось, произнесло изображение на фотографии, и Эдвина убедила себя в том, что отец любовно подмигнул ей со снимка.

Вот точно так же он щурился и подмигивал, когда намеревался выиграть очередное «убийственное» дело, давным-давно играя роль высокооплачиваемого и необычайно талантливого и удачливого корпоративного юриста. Ведение судебных тяжб было у него в крови, но истинным его призванием было накопление капиталов. Он собирал свои доходы и укладывал их в такой портфельчик, который просто-таки разбухал и почти лопался от прибылей. Он мечтал скопить столько денег, чтобы их хватило на покупку одного из самых малюсеньких островков Гавайского архипелага, где можно было бы затем обосноваться и зажить жизнью независимого состоятельного сочинителя научной фантастики. Фантастика была первой настоящей любовью отца Эдвины.

Увы, этой мечте не суждено было осуществиться. (И, между прочим, хорошо, что она не осуществилась. Эдвина однажды наткнулась на кое-какие старые отцовские тетрадки — черновики его научно-фантастического романа, который должен был, по его понятиям, стать величайшим в истории этого жанра в Америке. Нет, ничего хорошего не вышло бы из книги, которая начиналась так: «Капитан Жеребчик Поулворти поднялся с кровати, где возлежала утомленная его страстью рабыня, стер с могучей груди эротогель с ароматом лайма и произнес: „Прости, что я то и дело покидаю тебя, милашка, но звезды зовут“.) Находясь на Гавайях, где они собирались изучить рынок недвижимости, родители Эдвины стали жертвами несчастного случая. Они были на экскурсии на фабрике по производству поэ[4], когда одна из цистерн вдруг взорвалась, и несчастные экскурсанты утонули в липкой жидкости.

Их безвременная кончина пришлась как раз на самое начало Эры Водолея, когда их дочь только-только стала ощущать едва уловимые перемены, носившиеся в воздухе, слышать далекий бой иного барабана, вдыхать... свою судьбу. Единственный ребенок, у которого не осталось в живых никого из близких родственников, Эдвина горько сожалела об утрате своей маленькой семьи — потому что семья всегда была для нее очень важна. Но потом она расправилась со своим горем тем способом, который на ту пору был наилучшим из возможных. Став сиротой, она принялась, если можно так выразиться, проявлять горячую заботу о других сиротках. Независимая финансово благодаря крупному капиталу, скопленному отцом, и просто независимая в результате печального Великого «поэ-потопа» шестьдесят четвертого года Эдвина Богги стала пытаться найти замену утраченному семейству. То есть она присоединялась ко всем каким попало племенам, кланам и коммунам лохматых оборванцев или рок-группам, которые ей приглянулись.

Теперь, с высоты своего уютного и надежного среднего возраста, став состоятельной и уважаемой деловой женщиной, Эдвина нисколько не краснела, вспоминая о своей дикой, бесшабашной юности. А с какой стати она должна была стыдиться своей контркультурной одиссеи и множества любовников, с которыми она испытала радость на пути к Просвещению? За время своих амурных эскапад она никого не обидела, никому не причинила боли, и даже в ту эпоху, когда еще не свирепствовал СПИД, ей хватало благоразумия принимать определенные меры предосторожности, в результате чего она уберегла свое юное здоровье от того, что официальная медицина именует «заболеваниями, передающимися половым путем».

Кроме того, именно благодаря Лету Любви — которое как-то незаметно и плавно перешло в Осень Эроса и Зиму Восторга — Эдвина стала обладательницей не только своих возлюбленных деток, но и способа заработка таких капиталов, каких не видать бы днем с огнем ее дорогому покойному папочке, даже если бы он прожил столько, что успел бы вложиться в акции «Майкрософт».

Ее возлюбленные детки...

Эдвина отвела взгляд от семейных портретов над камином и снова воззрилась на фотографию, которую держала в руках. Она печально покачала головой. Улыбки, застывшие на губах в то мгновение, когда щелкнул затвор фотоаппарата, не значили ровным счетом ничего. Фотография была искусственно сохраненным мигом иллюзии. Реальность же ситуации относительно ее драгоценных отпрысков не имела ничего общего ни с какими улыбками.

— Ну почему, почему вы не можете жить дружно? — проговорила Эдвина, глядя на лица на глянцевой фотокарточке. — Я вовсе не прошу, чтобы вы друг дружку обожали. Я даже о том не прошу, чтобы вы помнили, когда у другого день рождения. Я хочу только одной маленькой малости: дайте мне понять, что вы умеете работать вместе. Я имею в виду не то, чтобы вы одновременно разрабатывали друг против друга планы профессионального разгрома. О милый Боже, если бы речь шла только о профессиональном разгроме, но в последнее время вы так стараетесь друг дружке глотки перегрызть, что... кто знает? Немножечко сотрудничества ради вашего общего блага, не говоря уже о благе компании, — разве я так много прошу?

В это мгновение за одной из стен гостиной вдруг послышалось: «Динь!» Затем раздался звук, который мог бы произвести отряд домашних кошек, взявшихся разом остервенело скрести когтями стенки ящиков для переноски, в которых они были заперты. Но когда Эдвина подошла к стене, откуда исходили эти звуки, и нажала на пружинящую кнопку, с помощью которой открылась соответствующая панель, стал виден источник этого странного шума — стайка авторучек, быстро снующих по бумаге, словно движимых невидимыми руками. Всего авторучек было двенадцать, но в данный момент работали всего две, и они записывали телефонный разговор между Довом Богги и его старшей сестрой Пиц. Каждая из дюжины авторучек была соединена соответствующим заклинанием с каким-нибудь офисным устройством, будь то телефон, факс или какой-то образчик компьютерной техники — от ноутбука до электронного ежедневника, — как в офисе в Майами, так и в Нью-Йоркском филиале «Э. Богги, Инк.».

То есть все эти устройства, которые Эдвина самолично подарила своим отпрыскам, представляли собой волшебную подслушивающую аппаратуру, тайные порталы, позволявшие Эдвине волшебным образом следить за каждым шагом детей.

Ну, разве не глупо было владеть единственной в Америке клиринговой компанией в области волшебства, управлять ею и при этом не употребить хотя бы частичку этого волшебства для того, чтобы подглядеть за собственными детками?

Да-да, именно этим и занималось на самом деле, под прикрытием всего прочего, акционерное общество «Э. Богги». Волшебством.

Поначалу Эдвина не избирала эту карьеру для себя сознательно. Скорее это стало для нее побочным продуктом шестидесятых годов, когда она разъезжала по стране в разукрашенных цветочками фургонах, списанных школьных автобусах или, в самом лучшем случае, фольксвагенах-«жуках», размалеванных пострашнее любого ночного кошмара Питера Макса. Как многие из ее собратьев-хиппи, Эдвина обнаружила, что жизнь на объездных дорогах и запасных путях нации приводит человека к мыслям о том, а не существует ли на свете и духовных, не слишком торных и утоптанных дорог, по которым неплохо было бы побродить. Для нового стиля жизни Эдвины напрочь не годилась вера ее пращуров: пейот[5]напрочь не желал сочетаться с пресвитерианством.