Книга Пражская ночь - Павел Пепперштейн

Я сидел, почитывая «Вальпургиеву ночь» Густава Майринка (мне хотелось пропитаться пражской атмосферой), и краем своего почти телескопического глаза внимательно следил за происходящим в кафе напротив: там, словно в золотом аквариуме, зависали какие-то люди за столиками, за льдистым стеклом, там казалось довольно людно, даже весело, японцы дружно листали путеводители, компания хлопцев и девчат хохотала, немцы завтракали, старик пил пиво, аккуратные дамы восседали парочками, куря, болтая за кофе и пирожными. Орлова пока не было. Затем появились по очереди три человека и сели в разных углах кафе. Этих троих я видел на фотографиях: личные телохранители Орлова. Через недолгое время появился и Орлов. Я даже не заметил, как он вошел в кафе. Подняв глаза от книги, я увидел, что он, ссутулившись, пробирается между столиков. Он был в черном широком пальто из тонкой жеваной ткани, невысок, с большой белой головой. Действительно похож на орла, точнее, на стервятника; точнее, на птенца этих птиц: худая шея, сутулость, лысая голова окутана слабым светлым пухом. Я видел издали его светлые глаза цвета сильно разбавленного кофе под часто моргающими веками с белесыми ресницами. Слегка альбинос. Выражение лица казалось даже застенчивым, замкнутым, движения — скованными. Он одиноко сел за пустой столик. Сказал нечто официанту, слабо шевеля бескровными губами.

Через несколько минут в кафе появились еще двое и быстро направились к столику Орлова. Один из них нес темный чемоданчик. Этих двоих я узнал сразу же.

Да, это кафе, этот золотой аквариум, оказалось пространством, где падшие ангелы встречаются с демонами, полюбившими Бога. Одним из этих боголюбивых демонов был Орлов, а тут появились два крупных падших ангела мужского пола. Я не мог не узнать их. Слишком они были мне известны по устным описаниям моих друзей. Я знал каждый пиксель их экзотического облика.

Рослые, молодые, норовистые близнецы-гомосексуалисты, известные в криминальном мире Москвы под кличками Беня Ладный и Гарри Потный. Талантливые молодые киллеры, мастера своего дела. Я даже восхищался порой их почерком, следил с интересом за их блестящей карьерой в мире профессионального киллинга. Они также издалека и с респектом наблюдали за мной. Лично прежде встречаться нам не приходилось.

Это были люди нового типа в бандитских прослойках, таких раньше и не мыслили. Оба белокожие, спортивные, гибкие. Кажется, в юности успешные гимнасты. Беня был растаманом в огромных дредах — голова его, в шалаше из волосяных жгутьев, в огромной вязаной раста-шапке, моталась в такт музыке, изливающейся в его мозг из наушников. Он пританцовывал, обкуренный. Гарри же пребывал под кокаином, одет как британский клерк среднего звена, в круглых очках, а на лбу у него алела татуировка-молния.

Бен выглядел грязным, но вокруг него, как мне рассказывали, всегда витал аромат Расо Rabanne. Гарри же неизменно появлялся в безукоризненном сером костюме, словно манекен, но мне сообщили о тяжком смраде, о мучительной вони бомжа, которую этот холеный псевдоклерк распространял вокруг себя. Откуда он брал эту вонь? Сам источал? Распылял ее по своей одежде с помощью элегантного распылителя?

Говорили, что эти братья были еще и любовниками друг друга. Говорили даже, что они свято соблюдают обет верности друг другу, да и сами они любили называть себя «близнецами-гомосексуалистами». Но эти окровавленные шуты изолгались настолько, что все это, скорее всего, являлось просто красивой легендой, порожденной их фантазией, насквозь отравленной кинематографом.

Профи-киллеры моего поколения кичились (как и я) своей незаметностью, но дух нового времени вызвал к жизни новых убийц, таких как эти: ярких кривляк с незабываемым имиджем и страстью к сценическим эффектам. Впрочем, работали они хорошо.

В первый момент, увидев их, я вздрогнул от ужаса, страшная мысль пробежала по извилинам мозга: они пришли убить Орлова. Моего Орлова. Я уже считал этого птенца своим в убийственном смысле.

Но нет, они просто коротко побеседовали с Орловым и ушли. Я смог бы, возможно, прочитать их разговор по губам, но говорил в основном Орлов, а он сидел ко мне спиной, низко опустив свою белую голову над чашкой чая. Близнецы молчали и кивали, только Гарри произнес одно слово, и это было слово «хорошо».

В конце разговора Орлов вынул из внутреннего кармана пальто конверт, а из него — фотографию, которую они втроем некоторое время рассматривали. Я тоже смог рассмотреть эту фотографию (я же говорил — феноменально острое зрение): снятое крупным планом лицо некоего человека. Я хорошо рассмотрел это лицо: такого человека я не знал. Красивый мужчина средне-молодых лет, черты лица правильные, даже слегка античные, волосы светлые, глаза спокойные.

Кто бы он ни был, этот блондин обречен, — подумал я. Речь явно шла о заказном убийстве: Орлов, судя по всему, заказывал блондина. Мне стало любопытно: что за фрукт? Видно дело чрезвычайной важности, раз Орлов решил встретиться с киллерами лично (такое не практикуется, заказы нашему брату передаются всегда через посредников).

Орлов положил фото обратно в конверт и передал Гарри. Тот спрятал, и братья ушли, оставив чемоданчик у ног Орлова. Все шло по плану, изложенному в записке. Орлов допил свой зеленый чай, расплатился и вышел из кафе с чемоданчиком в руках. Я был готов к преследованию. Он не сел в автомобиль, не передал чемоданчик своим телохранителям; вместо этого он просто побрел по шумным улицам с чемоданом в руках. Трое телохранителей врассыпную следовали за ним на расстоянии, небрежно притворяясь прохожими. Я тоже следовал за ним, но на такой дистанции, что лишь мое необычайное зрение могло держать объект в зоне видимости. Но я-то видел все.

Орлов шел по улицам, омываемый пестрой толпой и светом, одинокий в своем тонком черном пальто, ссутуленный, немного шаркая ногами. Нечто трогательное проступило в его фигуре. Чем-то он напомнил мне профессора Плейшнера из фильма «Семнадцать мгновений весны», когда тот, сутулясь, идет по улицам Берна навстречу гибели, шаркая ногами и близоруко щурясь на небо. И все же Орлов излучал опасность, вся его заброшенность была фэйком.

Орлов вышел на Вацлавскую площадь, прошел мимо памятника святому Вацлаву, где в 1968 году стояли советские танки, а возле них пражские девчата в коротких юбках целовались взасос с чешскими ребятами, демонстрируя нашим хмурым танкистам последние огни своей догорающей свободы. Медленно Орлов добрел до Старой Ратуши, взглянул, как на ратушных часах золотой скелет трясет золотым колокольчиком. Прагу называют золотой, и действительно, старое золото словно бы проступает тут отовсюду, проступает даже в облаках, в мелких волнах Влтавы, в свежей зелени деревьев на речных островах. Ветхость и свежесть в этом городе слиты воедино, как едины они в древнем дереве, которое по весне все оделось юными благоухающими цветами.

А нас вот лишили цветущей древности, лишили божественной связи времен, лишили светлого будущего, лишили нашей лени и снов, и воскресения мертвых, и жизни будущего века, и космической любви, лишили сознания! Ну да ладно — Бог с нами. Видно, не заслужили. Мы согрешили против коммунизма, извратив и скомпрометировав этот прекраснейший проект человечества, мы проехались танками по его человеческому лицу, а лицо это, проступившее в социалистической Чехословакии в период так называемой «пражской весны», было на самом деле лицом одного северного святого, одного из тех десяти праведников, ради которых Господь терпит злой мир людей. Как видите, я тоже религиозен, особенно когда работаю.