Книга Лука и Огонь Жизни - Салман Рушди

Когда проклятие Луки так эффектно обрушилось на цирк ВКО (Великих Колец Огня), Гарун не уставал предупреждать его, что, возможно, леворукость — это знак того, что Лукой владеют недобрые силы. «Остерегайся, — говорил Гарун, — Левых Путей». Левые Пути, ясное дело, вели к Черной Магии. Лука о них понятия не имел, а потому благополучно пропускал мимо ушей советы, считая их чем-то вроде обычных Гаруновых подначек, которые Луке совсем не нравились, хотя Гарун и не подозревал об этом.

Оттого ли, что Лука мечтал попасть в Левостороннее Измерение, или потому, что отец его был профессиональным сказочником, а брат Гарун пережил удивительные приключения, а может, и вовсе без особой причины (уж так он был создан), только Лука все больше увлекался другими мирами и проявлял в этой области поразительные способности. В школе он демонстрировал незаурядный актерский талант. Изображая горбуна, императора, женщину или божество, он заставлял зрителей поверить, что на самом деле отрастил горб, взошел на трон, сменил пол или обрел божественную природу. А его иллюстрации к отцовым историям, например изображения слоноголовых мыслящих Птиц Памяти, которые помнят все на свете, или Сквернорыбы, плывущей по Реке Времени, или Страны Утраченного Детства, или Места, Где Никто Не Живет, переносили вас в изумительный, фантасмагорический мир, расцвеченный ярчайшими красками. К сожалению, в математике и химии он был далеко не так силен. Это очень огорчало его мать, которая, хоть и пела как ангел; человеком была весьма разумным и практичным. Отец же в глубине души был этим даже доволен. Для Рашида Халифы математика оставалась такой же загадочной, как китайская грамота, хотя и гораздо менее интересной. Что касается химии, то Рашид в свое время провалился на экзамене, умудрившись облить экзаменационную работу серной кислотой и, всю в дырках, сдать учителю.

К счастью, Лука рос в те времена, когда бесчисленное множество параллельных миров продавалось в магазинах игрушек. Подобно всем своим сверстникам, он побеждал вражеские флоты, захватывал космические корабли, пускался в опасный путь ради спасения какой-нибудь жеманной принцессы из логова чудовища, превращался в здоровенного хулигана и задиру, становился рок-звездой или, облаченный в длинный плащ с капюшоном, стоял отважно и неколебимо, отражая атаку какого-нибудь демона с устрашающими рогами и огненно-черным ликом, прыгавшего вокруг него и размахивавшего обоюдоострым мечом. Как все его приятели, он становился членом незримых киберсообществ, виртуальных клубов, где принимал псевдоним, например звался Межгалактическим Пингвином, носил имя кого-нибудь из Битлов, а потом вообще обретал измысленный им самим образ крылатого существа, которое меняло окраску, размер и даже пол по воле Луки. Подобно всем, кого он знал, Лука обзавелся целым набором портативных гаджетов, которые позволяли с легкостью создавать альтернативную реальность и уходить из этого мира в блистательные, красочные, музыкальные, полные захватывающих приключений вселенные, где смерть обратима (разве что наделаешь слишком много ошибок и тогда умрешь насовсем), а жизнь состоит из побед, подвигов и чудесных избавлений. Надо только ударить головой в правильный кирпич, или съесть правильный гриб, или пройти правильным волшебным водопадом — и можно прожить столько жизней, сколько позволят удача и собственная сноровка. В комнате Луки рядом с крошечным телевизором стояло его наиболее ценное достояние, волшебный ящик, посредством которого совершались самые удивительные путешествия во времени и пространстве, в область многих жизней и временных смертей, — его новенький МУУ. На школьной спортивной площадке Лука преображался в могущественного генерала Луку, покорителя армии Его Императорского Высочества, командующего грозными военно-воздушными силами (Лука-ВВС), эскадрильями бумажных самолетиков, начиненных чесоточным порошком. Здесь, вступая в Зону МУУ, далекую от всякой там химии и математики, он чувствовал себя наконец-то дома — не в каком-то там своем доме, а дома, по-настоящему. Именно здесь, по крайней мере мысленно, он становился Супер-Лукой, Великим Магистром Игр.

Папа Рашид Халифа и тут становился на сторону Луки, иногда даже сопутствуя ему в приключениях, хотя сноровки у него явно не хватало. Сорайя смотрела на все это с подозрением. Будучи женщиной здравомыслящей, она вообще не доверяла технике, опасаясь, как бы все эти волшебные ящики с их невидимым излучением не нанесли непоправимого вреда умственным способностям любимого сыночка. Рашид пытался рассеять ее заблуждения, но его доводы только удручали Сорайю еще сильнее.

— Какое еще излучение?! Какие лучи?! — кричал Рашид. — Ты только посмотри, как это развивает координацию движений. Он решает проблемы, разгадывает загадки, преодолевает препятствия, восходит на новый уровень сложности и уже достиг выдающегося мастерства.

— Бесполезное это мастерство, — стояла на своем Сорайя. — В реальном мире нет никаких уровней — есть просто сложности. Промах в игре поправим. Ошибся — попробуй еще раз. Если же он допустит ошибку или небрежность в контрольной по химии, ему просто снизят оценку, и никаких тебе проб. Жизнь покруче видеоигр. Ему следует это усвоить. Да и тебе, кстати, тоже.

Рашид не сдавался:

— Смотри, как он ловко управляется с клавиатурой. В этих мирах леворукость ему не помеха. Больше того, здесь он практически с одинаковой легкостью работает обеими руками.

Сорайя только фыркала в ответ.

— А ты видел его почерк? — говорила она. — Все эти игры в ежей — спасителей мира и сборку водопровода, разве они помогут ему исправиться? Все эти «пи-эс-пи» и «ви-ви-зет» помогут закончить школу? Что это вообще за слова! Только для туалета и годятся.

Рашид снисходительно улыбнулся.

— Это такие термины, относящиеся к игровым консолям, — начал он, но Сорайя резко развернулась вышла, сердито махнув рукой.

— Нечего мне голову морочить всякими консолями, — фыркнула она через плечо. — Это не для меня. Рашид Халифа и сам был не очень силен в возможностях МУУ. Большую часть жизни он славился своим красноречием, но руки у него, по правде сказать, росли не оттуда. Как говорится, все у него из рук валилось, за что ни возьмись. Ловкостью рук, во всяком случае, он не отличался. За шестьдесят два года жизни из этих рук выпало и разбилось несметное множество чашек и всяких других предметов. А все, что не разбивалось, приобретало помятый и истерзанный вид. Стоило ему взяться за перо и бумагу, как тут же написанное им усеивалось кляксами и помарками. В общем, с руками он был явно не в ладу. Пытаясь забить гвоздь в стену, непременно попадал по пальцу, отчего скулил и хныкал, как ребенок. И когда Рашид протягивал Сорайе руку помощи, она без особых церемоний предлагала ему держать свои руки при себе.

И все же Лука помнил то время, когда руки папе очень даже пригодились.

Так оно и вышло на самом деле. Когда Луке было всего несколько лет отроду, папины руки не просто оживали, но казались разумными существами. У каждой было собственное имя. Правая рука звалась Никто, а левая — Бестолочь. Тем не менее обе в основном подчинялись хозяину. Например, они покорно взмывали вверх, когда Рашид хотел подчеркнуть в своей речи что-то важное (а поговорить он любил), или исправно отправляли в рот еду (поесть он любил тоже). Они даже послушно двигались, когда Рашиду приходило в голову умыться, и это было очень любезно с их стороны. Но Лука довольно скоро обнаружил, что папины руки так и норовят пощекотать его, стоит ему подвернуться под руку. Когда правая рука принималась за щекотку, Лука иногда умолял отца: