Книга Сумерки с опасным графом - Александра Хоукинз

— Так надо же их поздравить! — сказал Фрост, поднимая бокал с вином. — За Кэтрин и за здоровье ее не родившегося еще младенца. Пусть сын унаследует темперамент своего отца!

Сент улыбнулся, страшно довольный собой:

— Фрост, только ты способен произнести тост, который звучит как ругательство.

— За Кэтрин и Сента! — подхватили все хором.

Следующие два часа прошли в несмолкаемых разговорах. Джентльмены, вместо того чтобы удалиться в библиотеку выпить бренди, присоединились к дамам в гостиной. Вскоре появилась няня Бишопа с прелестным малышом, сонно потирающим заспанные глазки. Реган взяла сына на руки и подошла к Дэру. Глаза отца засветились радостью и любовью, когда Бишоп потянулся к нему. Хорошо, что Фрост не пристукнул Дэра, когда тот увел Реган из дома и женился на ней без братского благословения! Счастье Реган значило для Фроста больше, чем собственная гордость, хотя он никогда бы в этом не признался. Вскоре к его племяннику присоединились сын Сина и Джулианы и дочь Рейна и Софии. Вопли ребятишек, то восторженные, то недовольные, заглушали ведшиеся вполголоса разговоры взрослых. Чтобы хоть немного утихомирить детей, Джулиана предложила исполнить на фортепиано одну из своих недавно опубликованных композиций. Если маркиза надеялась, что музыка успокоит маленьких негодников, то эти надежды оказались тщетными. Ее собственный сын начал носиться по комнате, сжимая в руках игрушечный кораблик. Еще веселее было наблюдать за бесплодными попытками Сина поймать его.

— Думал ли ты, что доживешь до того дня, когда какой-то малыш обскачет Сина? — спросил Сент, подходя к Фросту. В руках у него были два бокала с бренди, один из которых он протянул Фросту.

— И в мыслях такого не было. — Фрост взял бокал и пригубил бренди. — Хотя, честно говоря, Син всегда был проворнее в погоне за юбками, чем за малышами. А ты представляешь, что тебя ждет? — Фрост имел в виду новость о беременности Кэтрин и, следовательно, грядущее отцовство Сента. Лучезарная улыбка на лице друга была красноречивее всяких слов.

— Кто ж это может представить? — Сент пожал плечами. — Я бы хотел иметь много детей, если смогу уговорить Кэтрин.

Фрост усмехнулся, недоверчиво качая головой. Было время, когда он готов был биться об заклад, что ни одной даме не удастся завоевать сердце маркиза.

Продолжить свою мысль Сенту помешали звук разлетающегося вдребезги фарфора и возмущенный вопль. Син наконец-то поймал сынишку, опрокинув по дороге большую вазу. Джулиана встала из-за фортепиано и попыталась успокоить плачущего ребенка. Син отошел, испытывая облегчение оттого, что супруга готова этим заняться. Бишоп и Лилли тоже расплакались — видимо, из сочувствия к огорченному приятелю. София бросилась к дочери, а Дэр — к сыну.

— Это вообще-то гостиная или детская? — поинтересовался Фрост.

Никто не обратил на него внимания. Фрост наблюдал за тем, как дети ревут, а взрослые пытаются их успокоить, и чувствовал себя лишним в этом семейном кругу. Как-то так получилось, что жизнь всех его друзей совершенно изменилась. Они женились, обзавелись детьми. Он же, хоть и не стал для них чужим, перестал быть одним из них. Фрост допил бренди, обдумывая это неприятное открытие. Следовало и еще кое-что обмозговать — например, будущее «Нокса».

— Ты так и будешь там стоять и в носу ковыряться? — прорвался сквозь мрачные мысли Фроста голос раздосадованного Дэра. — Мог бы и мне помочь хоть немного.

— Пожалуй, я воздержусь, дорогой брат, — ухмыльнулся Фрост. — Я потихоньку удаляюсь. Пожалуйста, продолжайте без меня.

Отвернувшись от родственников и друзей, он остался в одиночестве. Как предпочитал делать всю жизнь.

Глава 3

На небольшом деревенском кладбище Эмили грустно смотрела на надгробный камень, под которым покоилась ее любимая старшая сестра.

Люсиль Шарлотта Кэвел

2 февраля 1801 — 19 августа 1821

Друзья и родные звали ее Люси. Ее все любили. Помолвленная с лордом Левенторпом, она должна была той осенью радостно готовиться к свадьбе, а вместо этого наложила на себя руки. Пять лет прошло с той трагической ночи, когда Эмили обнаружила сестру страшно бледной, истекающей кровью на полу ее спальни. Люси была еще в сознании, когда Эмили, обнимая умирающую сестру, позвала на помощь отца.

— Потерпи. Сейчас придет отец. Он знает, что нужно делать, — успокаивала она сестру, не в состоянии остановить своими тонкими пальцами поток крови, хлещущей из рваных ран на запястьях Люси.

— Любовь… — каким-то сонным голосом пробормотала сестра. — Она губит то, чем надо дорожить.

— Молчи, береги силы, — просила ее Эмили. Она снова позвала отца. Но горло сжалось от ужаса: она понимала, что сестру уже не спасти. Голос сорвался, и она в отчаянии разрыдалась.

— Эмили? — прошептала Люси, будто удивляясь.

— Да. — Эмили огляделась в поисках того, чем можно было бы перевязать раны Люси. Ей не хотелось покидать сестру ни на минуту. Но никто не откликнулся на ее крики о помощи. Стекленеющие зеленые глаза сестры теряли осмысленное выражение. Ее полубессознательное состояние ужасало Эмили. — Я должна пойти за отцом, тебе нужен доктор.

— Нет! — неожиданно громко сказала Люси, и силы тут же покинули ее. — Послушай… Мне нужно, чтобы ты меня выслушала.

Эмили склонилась к сестре. Ее последние слова были исповедью в грехах. Это было бремя, которое она не хотела уносить с собой в могилу. Люси открыла ей свои самые страшные тайны.

— Не рассказывай никому! — умоляла она, а увидев застывший взгляд Эмили, потребовала: — Поклянись!

— Клянусь! — тускло произнесла та. Из холодного отупения ее вырвал громкий крик матери:

— Что ты наделала?!

Повернувшись к двери, она позвала мужа и слуг. Люси подняли, отстранив Эмили, и положили на кровать. Эмили сидела в луже крови, пока сестру пытались спасти. Не было сил сказать матери и отцу, что у Люси нет ни малейшего желания быть спасенной. Она хотела умереть, и ей это удалось…

— Ты должна отпустить ее, — сказала мать ласково, подходя и обнимая Эмили. — Люси любила тебя и хотела, чтобы ты была счастлива.

— Я счастлива, мама. — Эмили, нахмурясь, не отводила глаз от могилы.

— Ты можешь обмануть отца, но мать всегда знает, что у дочери на сердце.

Мать обняла Эмили за талию. Эмили подумала о последних словах Люси.

— Правда? А знаешь ли ты, что было на душе у Люси, когда она перерезала себе вены папиной бритвой?

Это было жестоко с ее стороны — задавать вопрос, ответ на который знала она одна. Матери ничего не было известно о тайне старшей дочери. Потрясенная услышанным, она издала какой-то невнятный звук и выпустила дочь из своих объятий. Это было самое меньшее, чего Эмили заслужила за подобный вопрос.

— Ты тоскуешь по Лондону, так ведь? — Голос матери стал суровым. Ей было неприятно напоминание о том, что Люси осталась одна, когда семья отступилась от нее. — Ты ищешь причины, чтобы не жить вместе с нами.