Книга Княжна Тараканова. Жизнь за императрицу - Марина Кравцова

– Княжна Тараканова.

И протянула руку для поцелуя.

Самый сладкий, самый теплый ветер, какой только может летать по свету, сотрясал тяжелые кроны, и они забрасывали сад цветочным снегопадом. Сережа не думал о том, что творится с ним, и почему так непривычно и глухо что-то побаливает в груди… Он любовался мягкими золотистыми локонами, выбивающимися из-под тонкой, дорогого материала косынки, взволнованно вслушивался в переливы чистого, сильного голоса. Княжна, светловолосая и светлоглазая, в белом атласном платье, была продолжением белой весны, ее неотъемлемой частью. А лучше – царицей! Да, именно так.

Она повела себя непонятно. Не распрощалась, но и не пригласила в дом. Села вновь на скамью, пригласила и Сергея садиться. Он присел в некотором отдалении, чувствуя непривычную робость. В девушке, такой юной, не старше, видимо, его самого, ощущалась спокойная, уверенная сила.

Княжна без устали расспрашивала обо всем, что могла, причем ее русская речь звучала без малейшего акцента. Сережа отвечал, все сильнее робея. Девушка наконец заметила это и чуть усмехнулась.

– Прошу простить, Сергей Александрович, ежели мое поведение кажется вам несколько… странным. Я уже не помню, когда в последний раз разговаривала с человеком… из того мира.

– Из какого мира? – пролепетал Сережа.

– Из того, который вряд ли будет моим, – загадочно ответила княжна. – Доводилось ли вам бывать в Петербурге, видеть государыню Елизавету?

– Нет… ваше сиятельство. Помилуйте! Я видел лишь на портрете облик государыни.

Сказал и поперхнулся. Как раз в этот миг девушка обратила к нему свое милое лицо. У Сережи была острая память, вдруг вспомнился ему царский портрет, рассматриваемый когда-то долго, с живейшим любопытством. Он обомлел: княжна показалась ему утонченным, приукрашенным списком с того портрета.

– Что с вами? – удивилась девушка. И вдруг что-то печальное и растерянное промелькнуло в неожиданно потемневшем взгляде… Она быстро отвернулась.

– Да полно на меня так смотреть, – сказала негромко, едва ли не с досадой.

– Вы… кто? – вырвалось у Сережи.

– Я? Княжна Августа Матвеевна Тараканова, приемная дочь нынешних помещиков, господ Дараганов, – спокойно ответила красавица, словно уже и не замечая волнения в его голосе.

– Августа Матвеевна… Какое странное имя!

– Странное?

– А эти господа… Дараганы, они тоже князья?

– Нет, они не князья, – глухо ответила Августа, не поднимая глаз. Ясно было, что ей хочется поскорее уклониться от подобного рода расспросов. Сергей понял.

– Что вы читаете? – спросил он, бросив взгляд на книгу.

– Флавия. Историю Иудейской войны.

– Вас, наверное, учитель заставляет? – посочувствовал Сережа.

– Учитель? Нет. У меня нет учителя.

– Сами охоту имеете? О! А для меня книги хуже чумы!

– Как жаль. А я люблю читать. Вся моя жизнь проходит в чтении. Но живые люди лучше книг… Сережа, простите великодушно, но пора.

– Прогоняете меня?!

– Нет, – мягко проговорила Августа, – просто… пора вам домой. Мы довольно с вами разговаривали.

– Как же выйти отсюда? – приуныл Сергей.

– Так же, как и вошли, – поддразнила княжна.

Но видя, что юноша сейчас и впрямь полезет на яблоню, остановила его жестом.

– Идите за мной, Сережа.

Августа пошла в глубь сада. Ошеров – за ней. В густой тени деревьев пряталась запертая на засов калиточка, которую Сережа снаружи и не приметил.

– Извольте, – сказала княжна Тараканова, отворяя калитку. – Как видите, вы не стали моим пленником.

– Как бы я хотел этого, княжна! – воскликнул Сережа и неожиданно, впервые в жизни, опустился на колени перед девушкой.

– Я перед вами такое ничтожество, Августа Матвеевна! Но не лишайте меня счастья… лицезреть вас снова… и…

– А романы куртуазные вы все же читаете! – смеялась Августа. – Только не уверяйте меня, что полюбили с первого взгляда. Нет, нам нельзя больше видеться.

– Но почему? Я клянусь вам, что никогда…

– Да не в вас дело! Но идите же, идите… Сергей Александрович! Я была рада знакомству с вами.

Сергей почувствовал, как гордость взыграла, душу переполнила обида. Он поклонился – как можно изящней – и с глубоким чувством собственного достоинства вымолвил:

– Прошу прощения, сиятельнейшая княжна!

– Да уходите же, – прошептала Августа, отворачиваясь с досадой.

И с вздохом облегчения заперла калитку за гордо удалившимся Сергеем.

* * *

– А-а-а, явился, шевалье! – Дмитрий Иванович был вне себя. – Что? Напомнить, как мать посекуции делала в младенчестве? Мон Дье!.. Ну что мне с ним делать? – ища сочувствия, обратился к сестре. – Леночка, да ведь мне же за него ответ давать!.. Ну что улыбаешься, охальник?! Думаешь, батюшка не видит с небес, как ты…

– Да ведь вы, дядюшка, в Бога не веруете! – дерзко перебил Сергей.

– Что… как… – смутился Дмитрий Иванович, – что ты врешь?.. Как не верую?

– Да, вы сами утверждать изволили, читая некую книгу о том, что…

– Как, Митенька, – всплеснула руками Елена Ивановна, – ты безбожные книги читаешь?

Дядюшка побагровел.

– Ну, Сергей Александрович! Иссякло мое ангельское терпение…

– Брат, не гневайся! – заступился Гориславский, подмигивая раскрасневшемуся Сергею. – Не хотел он злить тебя…

– Тетушка, – ободренный Сережа быстро перевел разговор в иное русло, – а кто такие ваши соседи ближайшие?

– О! – уважительно протянула тетка. – Важные господа! Дараганы – родня самого Разумовского.

– Как? Самого Алексей Григорьича? – встрепенулся Дмитрий Иванович.

– Дараганы! – возмутился, напротив, муж Елены Ивановны. – Скажите, какие вельможи! Родня пастушка Розума. Есть чем хвалиться!

– Иван Савич! – всплеснула руками Елена Дмитриевна. – Да что ж ты такое говоришь?

Будто не ведаешь, что… – она понизила голос до шепота: – Да ведь он же супруг ее венчанный! И не Розум он уж никакой, а сиятельнейший граф Разумовский. Да словно и не знаешь, что за особа у сих Дараганов обретается…

– Дараганы добрые люди, пожалуй. Но все ж таки Розум…

– Милость Ее Величества и пастуха может в графы вознести, – сухо произнесла, перебив, Елена Дмитриевна. – И не нашего ума это дело. А ты, муженек, доболтаешься до того, что и природного дворянства лишат! А Дараганы в самом царском дворце живали, и сыночек их там воспитывался, пред государыниными очами…

– Да. Сыну их повезло, ничего не скажешь: в столице живет, науки познает – а то, глядишь, тоже бы коров пас или… Да что там, сыну хорошо, а вот дочка приемная…