Книга Владимир Мономах - Василий Седугин

– Брешешь ты, боярин, не может быть такого, – небрежно бросил Святослав. – Как это мед и рыба могут помещаться в спинах женщин?

– Может или не может, нам неведомо, но жители об этом судачат на каждом перекрестке, – настаивал боярин. – Мало того, кидаются они в житницы этих женщин, вскрывают их, насыщаются сами и насыщают своих близких.

– Хватать надо бесовских людей и на деревьях вешать! – стукнув кулаком по подлокотнику кресла, зло проговорил великий князь. – Распустили народ, вот он и буйствует. Куда смотрят воеводы и князья Белозерска, Ростова и Ярославля? Вот я ужо возьмусь за них, будут они у меня знать!

– Уму непостижимо, великий князь, – вмешался боярин Ростислав. – Сколько времени прошло, как Русь стала христианской, а по стране ходят языческие жрецы и мутят народ. Говорят подлинную чушь, а народ продолжает им верить! Ведь вот недавно в Киеве объявился волхв. Он вещал, что на пятое лето Днепр потечет вспять и земли переступят с места на место: Греческая земля встанет на место Русской, а Русская на место Греческой. Иные смеялись, но многие слушали его и смущались душою.

– И что с этим волхвом? Схватили, выпороли прилюдно на торговой площади?

– Пока собирались, сгинул кудесник, как в воду канул.

Не очень удивился Мономах услышанному. Знал, что в отдаленных землях крепко держалась языческая вера, не расставался народ с поверьями. Видел он это, проезжая по землям и Ростовского, и Смоленского, и Владимирского княжеств, да и в Киеве было немногим лучше.

В гриднице становилось душновато. Хотелось на свежий воздух, и Владимир вышел на крыльцо. Солнце только село, небо в той стороне было такого нежного светло-зеленого цвета, что хотелось глядеться в него, не отрываясь. И он стоял и смотрел, ни о чем не думая. На душе было хорошо и спокойно.

– Князь мыслит о великом и вечном, – проговорил шутливый голос сзади, и, оглянувшись, Мономах увидел Белославу. Она стояла у двери, густые светлые волосы волнами падали ей на плечи, щеки разрумянились, а глаза лучились тем таинственным светом, который еще раньше, за столом, смутил его. Ожидая, что следом выйдет Олег, он ответил, трогаясь с места:

– Нет, боярыня, ни о чем не думаю. Домой направляюсь.

– Наскучило быть на пиру? – говорила она, догоняя его. – Чем же так не нравится тебе веселье?

– Веселье люблю, но устал от шума. Пока жил в различных городах, отвык от многолюдных увеселений. Народ праздники проводит не в духоте, а на улицах или уходит в луга. Там приволье и никакого стесненья.

Они пошли рядом. Улочки Киева были узкими, только двум телегам разъехаться, устланы жердями, виднелись кучки мусора и золы, которую жители выбрасывали прямо на дорогу. Дома, сложенные из бревен, смотрели на мир маленькими темными окошечками; редко в котором из них мелькал призрачный свет, – то горела лучина, освещая или запоздавший ужин хозяев, или работу прядильщицы, ткача или иного ремесленника.

– Я люблю прогуливаться по вечернему городу, – говорила Белослава, аккуратно ставя свои красиво сшитые остроносые башмачки. – Вокруг наступает такая умиротворенность во всем. Будто все начинает постепенно засыпать. И дома становятся как бы ниже, и деревья замирают, и даже люди, если и появляются на улицах, двигаются медленно, словно в полусне… Идешь, и хочется думать о чем-то хорошем.

– А мне вспоминаются вечера во время походов. Целый день на жаре, иногда и дождичек польет, ветры налетают, в седле устаешь. А вечером в природе наступает тишина. Удивительное дело, но вечера у нас почти всегда такие тихие! Вот как сейчас. Останавливаемся где-нибудь возле речки или озера, воины разжигают костер, варится ужин, а вокруг огня начинаются неторопливые разговоры. Вплотную подступает мрачный лес с различными шорохами, уханьем совы, а над костром нависает лохматая темнота, а тут рассказы про разные страшные случаи, даже кровь в жилах стынет…

– И про что же такое страшное повествуют воины?

– Ну про то, например, как в лесу встретился с лешим, который ростом выше самого большого дерева, а глаза горят желтым огнем… Или как кикимора, такая маленькая беззубая старушка, прыгает на пеньке и дразнится… Или водяной пытался кого-то затянуть в омут, когда тот купался после захода солнца… Да мало ли случаев бывает в жизни!

– Но ведь этих духов не существует на свете! Как же христиане могут рассказывать про такое, чего не бывает!

– Рассказывают. И все верят.

– И ты тоже?

– Кто его знает? Но так убедительно получается! Да и делать нечего, сиди и слушай. Все время быстрее бежит.

Так, разговаривая, подошли к боярскому терему.

– Здесь я живу, – сказала Белослава и, кинув озорной взгляд, добавила:

– Заходи в гости… при случае.

Он понял намек, ответил известной шуткой:

– Обязательно забегу… когда хозяев дома не будет!

Они рассмеялись.

– Но ты и вправду угадал, – продолжала Белослава. – Завтра мы уезжаем в Вышгород, навестить тетю.

– Счастливого пути! – пожелал напоследок Мономах и зашагал домой. На душе у него было радостно и безмятежно. Хороший выдался денек! И на пиру отдохнул, и с приятной девушкой познакомился.

Через неделю наступило торжество в честь Купалы. Праздник был языческий, но он совместился с днем Иоанна Крестителя и в народе стал именоваться днем Ивана Купалы. На Руси укоренялась христианская религия, но старинное забывалось не сразу.

День Ивана Купалы праздновался очень широко, на луга высыпал чуть ли не весь город. Рябило в глазах от разноцветья платков, платьев и рубашек. Кружились хороводы, прохаживались праздные люди, на кострах варились и жарились кушанья, многие, расстелив подстилки и ковры, сидели за кувшинами вина, пива и разнообразной закуской; между гуляющими ныряли лоточники, предлагая хмельное, пирожки, булки и прочую снедь. И над всем этим неслись звуки гуслей, свирелей, труб, сурн и бубен.

В приподнятом настроении подходил Мономах к гуляющей толпе. Издали заметил Олега. Тот стоял в окружении парней и девушек, чуть ли не на голову выше всех, рассказывал что-то забавное, все глядели на него и улыбались. Можно позавидовать его веселому нраву!

Мономах подошел поближе и увидел Белославу. Она стояла рядом с Олегом и тоже смотрела ему в лицо. И тут что-то кольнуло в сердце, то ли зависть, то ли еще что, он этого не понял. Олег увидел его и позвал:

– Мономах, присоединяйся к нам! А то мы без тебя совсем заскучали!

Делать нечего, надо входить в круг. Белослава, видя, как он бочком пристраивается к остальным, вдруг сорвалась с места:

– Хватит разговоров! Хочу веселиться!

Она схватила за руку Мономаха и потащила к ближайшему хороводу. Хоровод был в самом разгаре. Пели про девушку, которая плакалась своим подругам, что отец-батюшка не отпускает ее погулять и она одна-одинешенька сидит в тереме. Но появляется молодец с луком и стрелой и зовет к себе суженую: