Книга Последний защитник Брестской крепости - Михаил Парфенов

— Товарищ старшина, — прервал его размышления Азизбеков, — Степан Дмитриевич, разрешите спросить?

— Спрашивай, Гусейн.

— Вот у нас в автороте поговаривают, что немцы войной идти хотят.

— И кто это там у вас такой умный? — поинтересовался Кожевников.

— Так, просто слухи ходят, — пожал плечами водитель.

— Уши бы этим «слухам» хорошенько надрать, — сердито проворчал Кожевников. — У нас с Германией пакт подписан. И никто ни на кого нападать не собирается. А все разговорчики эти паникерские ты прекращай. Понял?

— Слушаюсь, товарищ старшина, — вновь заулыбался Азизбеков.

Телеграмма от Дашки по каким-то причинам запоздала, пришла всего полчаса назад. Кожевников не только не успевал как следует подготовиться к встрече, но и до вокзала в срок сам не добрался бы никак. Ему повезло, что, несмотря на субботний день, лейтенант Сомов в это время был в крепости. Старшина кинулся к лейтенанту с просьбой выделить ему машину, и тот благодушно дал свою старенькую «эмку» с водителем. Сомов очень тепло относился к Кожевникову, они вместе воевали с Квантунской армией в тридцать девятом, многое пережили. В тот год умерла жена старшины. Она тяжело болела, что-то с легкими, и врачи не смогли ничего сделать. Старшина овдовел.

Эту страшную потерю Кожевников перенес стоически. У него оставалась Дашка, и он старался изо всех сил не падать духом и подавать дочери соответствующий пример. Лейтенант Сомов с женой Катей, как могли, его поддерживали.

Прошло два года, но боль в сердце не улеглась. После смерти жены Дашка для него была единственным родным человеком, и только при ней вечно хмурый и немногословный Кожевников вновь становился обыкновенным, улыбчивым человеком. Старшине не терпелось обнять дочь, узнать, как ей живется в огромной, шумной столице.

— Скоро будем, товарищ старшина, — проговорил Азизбеков, заметив, что Кожевников беспокойно ерзает на сиденье. — Эх, дочка у вас на той фотокарточке просто красавица!

— Ты, Гусейн, свой кавказский глаз на нее не клади, понял? — с напускной.суровостью произнес Кожевников.

— Почему, товарищ старшина? — искренне обиделся Азизбеков. — Я мужчина серьезный, и профессия у меня нужная.

— Знаю я твою серьезность. Ребята рассказывали, как буфетчица в тебя горячим киселем плеснула.

— Врут! Клянусь мамой, врут! — насупился водитель.

— За дорогой смотри, «Казанова», — ухмыльнулся Кожевников.

— Кто? — не понял Азизбеков.

— Крути баранку, не отвлекайся. Уже подъезжаем к вокзалу.

Кожевников посмотрел на часы и облегченно вздохнул. К прибытию поезда они успевали.

— Душно здесь, в городе. — Азизбеков вытер тыльной стороной ладони пот со лба. — У нас на заставе получше будет.

Кожевников молча кивнул. Яркое солнце слепило, а на деревьях, оставляющих рваные тени на земле, не двигался ни один листок.

В субботний день в городе было много народу. Несмотря на жару, Брест бурлил полноценной жизнью. Отовсюду лилась музыка. Многие солдаты гарнизона по случаю выходного получили увольнительные и теперь щеголяли по Бресту с симпатичными девушками, аккуратно поддерживая их под локти. На рынке шла бойкая торговля, слышалась польская и белорусская речь с вкраплениями идиша. Люди торговались, толкались, шумели.

На перекрестке «эмка» остановилась, пропуская крытый брезентовым тентом грузовик. Он плыл, чуть покачиваясь, напоминая утомленный корабль. Кожевников посмотрел по сторонам. Возле будки, где продавалась газированная вода, выстроилась очередь страждущих живительной влаги. Старшина с тоской посмотрел на гражданина, который, запрокинув голову, с наслаждением пил газировку из граненого стакана. Кожевников облизнул пересохшие губы, но времени утолить жажду не было — вот-вот должен был прибыть поезд.

— Поспеваем! — радостно воскликнул водитель. — Азизбеков знает свое дело!

— Уймись, хвастун.

На вокзале царила суета. Повсюду сновали старухи с тюками и корзинами, отъезжающие то и дело задевали друг друга чемоданами, ругались. Мимо пронеслась стайка цыганок, шелестя многочисленными пестрыми юбками и позвякивая монистами.

От опытного взгляда Кожевникова не ускользнуло, что сегодня на вокзале слишком многолюдно. У билетной кассы толпилась огромная очередь, люди бранились, кто-то пытался пролезть вперед. Создавалось ощущение, что многие стремятся выбраться из города. Причем со всем своим скарбом. Всеобщая нервозность, витавшая на вокзале, невольно передалась старшине.

У фонарного столба на большом тюке сидел маленький мальчик лет пяти и ревел. Он плакал громко, с надрывом, крепко зажмурив глаза и широко раскрыв рот. К нему подошел милиционер и принялся успокаивать. Мальчик некоторое время ошарашенно смотрел на стража порядка, а потом заревел пуще прежнего. Из толпы выскочила мамаша, и милиционер принялся ей что-то втолковывать. Женщина экспрессивно махала руками, не забывая при этом давать легкие подзатыльники мальчишке. Тот, успокоившись, не обращал на увещевания мамаши никакого внимания и теперь с интересом норовил засунуть в нос указательный палец.

Оставив водителя около вокзала, Кожевников заторопился к перрону. Поезд уже подходил. Паровоз медленно приближался, сопя и выбрасывая по сторонам клубы пара. Он тащился неимоверно долго, напоминая уставшего путника, который из последних сил пытается добраться до конечной точки, готовый вот-вот испустить дух.

На платформе было шумно, крики встречающих перекрывали даже грохот прибывающего поезда. Подвыпивший мужичок надрывно вопил у самого уха Кожевникова:

— Маня! Маня! Хде ты?

Старшина стоял, напряженно всматриваясь в окна проезжающих мимо вагонов, но разглядеть Дашку в десятках мелькающих лиц не удавалось.

Наконец поезд остановился, звякнули сцепки. Перрон окутало облаками пара, встречающие и пассажиры сплелись в сплошную радостную массу. Кожевников напряженно крутил головой, но Дарьи видно не было. Поддавшись влиянию всеобщего настроения, он неожиданно для себя закричал во все горло:

— Дашка! Кожевникова Даша!

И тут же смолк, пристыдившись. Не пристало советскому пограничнику вести себя так на виду у гражданских.

Он уже начал нервничать, что в этой сутолоке не найдет дочь, как вдруг из толпы, словно по мановению волшебной палочки, выплыла ее стройная фигурка.

Старшина застыл на перроне и глядел на свою дочь, не в силах сдвинуться с места. Как изменилась она за этот год! Это уже не была маленькая девочка со смешными косичками и острыми лопатками. Перед ним стояла красивая светловолосая девушка, физически полностью сформировавшаяся, стройная, ладная. Кожевников не мог нарадоваться на такую красавицу.

Заметив отца, Дашка опустила тяжелый чемодан и широко улыбнулась. Кожевников бросился к ней, расталкивая толпу.

— Папка! — Дашка прижалась к нему, уткнулась в плечо. — Я так рада видеть тебя!