Книга Надувной доброволец - Стив Айлетт

Естественно, это призрак убитого парикмахера, последний появившийся там. Пришлось запихать ублюдка назад, используя метлу как поршень.

Нам достался другой, из более глубокого канала, старее и мудрее — но имени Кен.

Всё сходилось. Правда — то, с чем ты смог смириться, когда мои руки вдруг появились и ударили вас обоих одновременно, чтобы не уткнуться в вас.

Другими словами, всё что угодно.

Мэр проинструктировал всех в офисе снабдить чернилами миллион кошек — даже чёрных. Никто не отважился тратить время, объясняя ему, что мы собираемся проигнорировать приказ — каждый раз, как он поднимал лицо, мы напрягались в эйфории неповиновения. В каше его рассуждений тонули дома, а ему так нравилось. Монашки с криками убежали бы от него, но насколько я могу судить, именно для этого они и предназначены.

Боб немедленно раскаялся в своём участии в афере. Разглядывал меня в баре, ещё чуть-чуть отращивая бороду. Казалось, что всё в мире замирает, когда она растёт — столько энергии она забирала.

— Покраснел на солнце, а? — громыхнул он. — Копьё проколет твоё грушевидное пузо, брат.

— Прямо сейчас.

— Соседей обработали, чтобы они верили болванам.

— Что есть бомжи как не мера воздействия страны на свой народ, Боб?

— Я бы сказал тебе, что ещё, если бы чувствовал, что ты готов услышать.

— Если ты веришь, что обладаешь мудростью — я готов к ней.

— Нет, брат — и убери улыбку с лица раньше, чем я собью её, и она шлёпнется на вон тот портрет Спасителя.

— Это моя фотография, Боб.

— Можешь допить моё пиво, брат — я опаздываю на встречу.

Когда приходит время Мэру выступить с речью, он достаёт не тот клочок бумаги.

— Червь пуповины обрезанной, — начал он, и скоро живые мертвецы посыпали из каждой отражающей поверхности, включая очки Мэра для чтения.

— Ты считаешь, это победитель кампании? — закричал он на меня с нависающего клином подиума, его жидкие волосы развевались адскими ветрами.

— Я видал и хуже.

— Но противоречия…

— И что?

— И что ты ублюдок? Противоречия, я сказал. Ты по-английски говоришь? Ты сам понял, что наделал?

— Что я наделал?

— Да, да.

— Я тут вообще ни при чём, дедушка, — сказал я, когда его захлестнула волна насилия.

Вина Мэра вскоре покрылась льдом, а мы считали ниже своего достоинства кататься по ней на коньках как, впрочем, и где бы то ни было.

— Нельзя кататься на коньках и одновременно быть в замешательстве, брат, — громыхнул Боб. — Попробуй сделать это — и назови меня лжецом.

— Чтобы назвать тебя лжецом, не надо так утруждаться, — заметил я. Я балансировал на грани сна, когда шлепок по губам привлёк моё внимание.

Вот такой у нас Боб. Теперь ему дали устрашающее задание содрать всю кожу со своего тела.

— Слава Богу, что я не больше, чем есть, — сказал он мне со смехом. — Иначе пришлось бы провозиться неделю.

Но почему Мэру вначале так не понравилась идея с призраками? Достаточно быстро признали, что разлагающийся демон может весьма помочь в такой рекламе, но ведь совсем недавно призраков, можно сказать, игнорировали. У них есть дефект, с которым никто не хочет столкнуться — очевидно, отсутствие обоняния, и это их выделяет. Убил уйму времени, убеждая Мэра после фиаско с парикмахером — но другой парень вопил как резаный в рожок на крыше фургона. Не про выборы, всякую чушь про ад и пытки — с особым упором на глаза и кровь, если я верно помню. “Смерть — только начало”, — сказал он. Так или иначе, Мэра переизбрали, и мы несколько напряглись, когда живой мертвец нассал на пол и сказал, что это выражение его мыслей о нас и нашем приближении — нахлобучил шляпу и уехал не куда-нибудь, а в Африку.

Конечно, даже старые пеньки у нас привыкли на пресс-конференции, среди вспышек и микрофонов, категорически всё отрицать — можешь догадаться, что я сказал им.

Что я сказал прессе

Добрый вечер. Позвольте начать со слов, что вы ничего не можете скрыть от моего всевидящего взгляда. Да, даже вы, сэр, с вашей дурацкой жилеткой. Или вы, с вашей жаждой убийства. Посмотрите, как каждый ублюдок в зале коробится в огне малодушия. Что я посоветую? Постель из мяса и цветок со лба курицы — используйте их, и вы окажетесь на красной дороге к дурдому.

Но если у вас не получилось их достать, создайте гигантскую лаву в буфете — проветриваемом буфете, скажем, — и пускай она свисает, как пузыремешок, дышит, пучится и потеет, словно набитая долго подавляемым бешенством, и растягивается, чтобы в конце взорваться в воздаянии и костедробильной бойне. Этот блестящий слизью орган иногда будет дрожать, но вы не переживайте на этот счёт, это просто сто способ выразить свою любовь. Увезите его подальше и бросьте в костёр, когда он вырастет больше вас. Это совсем несложно — а дым будет жёлтым.

Но я знаю, вы все пенитесь желанием услышать про Мэра и его безумие.

Могу сказать, что успехи кампании финансировал картель и его полубог с кожистыми крыльями, который развернулся из кабинета во время заседания директоров и заткнул рот тем, кто сухо говорил о статистике. Перчатки и капюшоны, верёвки в портфеле, такие дела. Гомоэротические ритуалы и принудительный суицид, если обнаружишь, насколько всё это скучно. Но Кожекрыл жил и личной жизнью, когда не председательствовал над этим суровым исполнительным мраком — такой жизнью, которая отделяет лицо от его выражения. Время от времени он устраивался в коттедже с розовыми стенами, чтобы рисовать салазки, и дураков с удочками, и пойманную рыбу, и яблоки, и плетёные корзины в одностороннем солнечном свете с отблеском на яблоке, и так далее. Монашки, и бродяги, и странный лодочник в галошах стояли в очереди, чтобы оставить свои копии на холсте, с костями, торчащими во всех направлениях— таинственным образом он так ничего и не продал, но все были уверены, что продаст. Когда их головы прояснялись, они запалили его, пока он спал — он воспарил, как сокол, и некоторых так покусал, что они вопили, уподобившись поеденному печенью.

Чёрный от копоти, Кожекрыл признал всё, включая то, как он планировал замучить бакалейщика до смерти. За это я его уважаю. Единственный раз, когда мне выпал шанс завалить бакалейщика, это когда я увидел, как он идёт перед машиной, и подбил водителя полихачить. Такова мера моих способностей в этой области.

Кусать врагов допустимо в удивительно узком кругу обстоятельств, по крайней мере, так крикнул мне однажды ниндзя. Так что, очевидно, у Кожана были свои недостатки. Жаворонки тоже из этой серии — прекрасные крылья и полное отсутствие слуха. Я знал одного парня, он расстреливал их, как только увидит.

— Тигры, — называл он их и стрелял навскидку, причём всё время вопил. В конце концов, свалился в большое ущелье рядом с горой. Его кости и лицо нашли обгрызенными добела в кусте падуба, но вытащить так и не смогли. Кто будет оставлять обрывки своего тела, пытаясь достать коллегу из мясорубки его безрассудства. Потому что именно это и имело место быть — совершенное кровожадное безрассудство с его стороны. В завещании даже отписал мне мешок навоза.