Книга Добрые феечки Нью-Йорка - Мартин Скотт

Они стали разглядывать улицу, по которой, расталкивая малышей, громко топал какой-то оборванец с полиэтиленовым пакетом.

Оборванцем был Джошуа. Он гнался за Магентой, сбежавшей с его рецептом Фицройского Коктейля, в состав которого входят гуталин, денатурат, фруктовый сок и секретная травяная смесь.

Джошуа только было выследил ее на Первой авеню, но тут она нырнула в метро, и он потерял ее из виду. Магента была искусным противником, но рецепт был самой большой ценностью Джошуа, и он ни за что не хотел отступать.

— Что случилось с нашими друзьями? Где Браннок, Мейв, Падриг, Тюльпанка и Лепесток?

Ответить на это невозможно. Они могли быть в любом уголке этого городе. Обе феи мало что помнили, кроме того, что проснулись в огромной тряской машине, а потом их вышвырнули на улицу в ящике с пивом. Их друзей машина, видимо, увезла куда-то в другое место. Они снова принялись спорить, кто из них виноват.

— Так, ну-ка живо отсюда! — В комнату с топотом ввалился Динни. — И чтобы духу вашего тут не было!

— Да что с тобой такое? — удивленно спросила Хизер, тряхнув золотыми волосами. — Людям полагается радоваться, восторгаться и считать за честь, если они встречаются с феей. Они прягают, кричат: «Фея! Фея!» — и смеются от счастья. И совершенно не требуют, чтобы фея живо убиралась из их комнаты и духу ее не было.

— Ну так добро пожаловать в Нью-Йорк, — огрызнулся Динни. — А теперь проваливайте.

— Ладно, — сказала Хизер. — Мы уйдем. Но потом и не думай прибегать в слезах, если на весь твой род падет проклятие до седьмого колена.

— Или даже до тринадцатого.

Феи посмотрели друг на друга. Из-за плиты выглянул таракан и пошел своей дорогой.

Мораг из них двоих отличалась большей рассудительностью, поэтому и попыталась смягчить ситуацию.

— Разрешите представиться. Я — Мораг Макферсон, фея чертополоха из Шотландии.

— А я — Хизер Макинтош, фея чертополоха. Лучшая скрипка Шотландии.

— Что? — возмутилась Мораг. — Это я лучшая!

Хизер так и покатилась со смеху.

— Да как ты можешь смеяться над моей игрой! Я — Мораг Макферсон, лучшая из лучших, — продолжала темноволосая фея.

— Так, а я — Динни Макинтош, и вы обе можете проваливать.

Теперь и Мораг затряслась от смеха.

— Что смешного?

— Он тоже Макинтош, — фыркала Мораг. — Не удивительно, что он так плохо играет на скрипке. Всем Макинтошам медведь на ухо наступил.

Хизер помрачнела.

— Он ведь только начинающий, — сказала она, но Мораг уже хохотала в голос. Это ж надо, как все обернулось! Ну вот, теперь ясно, кто прав.

— Не смей потешаться над Макинтошами! — возмутилась Хизер, которая не могла видеть, как оскорбляют ее род. — Макинтош, даже если он человек, стоит больше, чем какой-то лживый Макферсон!

— Не смей называть Макферсонов лживыми! — завопила Мораг.

Зеленые глаза фей так и сверкали.

— Эй, послушайте, — попытался вставить слово Динни, но на него никто не обратил внимания.

— Ты — лживая. Лживая, гнусная, мерзкая, никудышняя…

— Хизер Макинтош, я не желаю тебя больше видеть! — И с этими словами Мораг выпрыгнула в окно.

Наступила тишина.

Хизер мрачно молчала. С перекрестка доносились крики футболистов.

— Набери 970-С-О-С-И и получишь самый жаркий секс по телефону в Нью-Йорке, — шептала обнаженная женщина с экрана телевизора.

— Я заблудилась в чужом городе, меня бросила лучшая подруга, и все это — из-за твоего дурацкого пиликанья, — проговорила Хизер и разрыдалась.

ЧЕТЫРЕ

— Да, — призналась Керри, засовывая пару перчаток под жилетку. — Меня действительно, бывает, тянет своровать что-нибудь в магазине.

— А почему? — допытывалась Мораг. — Это, клептомания, да? Я про такое в газете у людей читала.

— Нет, просто меня бесит, что вокруг столько чудесных вещей, а я не могу их купить.

— У тебя нет денег?

Это было правдой.

— И настроения часто нет тоже. Но с тех пор, как ты появилась, я стала гораздо больше радоваться жизни. — Выйдя из магазина, Керри с удовольствием примерила новые перчатки.

Поссорившись с Хизер, Мораг перелетела через дорогу, и там ей посчастливилось встретить Керри, одного из немногих в Нью-Йорке представителей человеческого рода, способных видеть фей.

Любой, кто знал Керри, с ее длинными серебристо-голубыми волосами, хиппейскими нарядами, цветочным алфавитом и донкихотским желанием играть гитарные соло «Нью-Йорк Доллз», совершенно не удивился бы, узнав, что она может видеть фей. Скорее, поразился бы, что она до сих пор ни одной не видела.

Они с Мораг подружились сразу и теперь частенько вместе ходили по магазинам, чтобы что-нибудь стянуть. Керри кормила Мораг, снабжала ее виски и слушала, как та играет на скрипке или рассказывает истории. Кроме того, излагала все тонкости цветочного алфавита и причины своей любви к «Нью-Йорк Доллз», а также обязанности отомстить Кэлу, вероломному гитаристу, репетировавшему со своей группой в старом театре через дорогу.

— Месть моя будет ужасна и совершенна, — делилась она с Мораг. — Он еще пожалеет, что пообещал обучить меня всем гитарным соло с первого альбома «Нью-Йорк Доллз», а потом так позорно меня кинул. Подумать только, мне пришлось трахаться с отвратным и скучным гастрольным менеджером, чтобы только заполучить гитару.

— Правильно, — поддержала ее Мораг. — Задай ему жару.

У Керри было припасено несколько способов мести, но основной расчет она возлагала на разгром Кэла в борьбе за приз Ассоциации искусств жителей Восточной 4-й улицы.

— Они собираются поставить в этом театре «Сон в летнюю ночь», — пояснила она. — Кэл у них режиссером. Воображают, что в этом году получат первый приз. Не дождутся! Приз получу я. За радикально новую версию древнекельтского алфавита цветов, составленного заново впервые за много веков. Это будет просто здорово, потому что я обожаю цветы. В детстве я их брала с собой в постель.

— Я тоже, — сказала Мораг.

На 4-й улице нищий попросил у них милостыню.

— К сожалению, денег у меня нет, — сказала Керри. — Но возьмите вот это.

— Что ты ему дала? — спросила Мораг.

— Открытку с «Венерой и Марсом» Боттичелли, — ответила Керри. — Это очень красивая картина.

Мораг не вполне поняла, как это поможет голодному нищему, но Керри заверила ее, что картина принесет ему много добра.

— Будь у людей побольше чудесных картин Боттичелли, в мире было бы гораздо меньше бед. Когда я украшаю волосы цветами, я смотрю на «Весну», самую потрясающую картину на свете.